за другой дверью, внизу, жили соседи.
В прихожей Пейтон встретило тиканье ходиков. В квартире были и другие часы – электронный будильник с музыкой, из которого могли литься в нужное время мелодии американских народных песен: «Она пошла в горы», + Пирог и пудинг», «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско». В полночь часы наигрывали «Yesterday».
Нелл не спала. Она сидела на диване, подобрав ноги, и смотрела ток-шоу по телевизору. Пол-экрана занимала огромная птица, пожиравшая один за другим неочищенные бананы из рук худого, как щепка, чернявого человека, у ног которого стояла большая корзина с фруктами, видно, уже изрядно опустошенная.
– Этот казуар – потомок давно вымерших динозавров, – уверял телеведущего владелец редкостной птицы. – Взгляните на его лапы. Он может бежать со скоростью тридцать две мили в час.
Казуар наклонился, вытащил из корзины большой оранжевый апельсин и целиком проглотил его.
– Я думала, ты уже спишь, – произнесла Пейтон, снимая пальто.
– Мне не до сна, – ответила Нелл жалобным голосом. – Как назло, разболелся зуб. Придется снова идти к дантисту. Не приведи бог, опять попадется какой-нибудь вертопрах. В прошлый раз, когда я была у врача – совсем забыла тебе рассказать – этот хлыщ, заглядывая мне в рот, умудрился шлепнуть по попке подававшую ему какой-то крючок пышнотелую ассистентку.
– И ты не возмутилась?
– Не хочу говорить об этом. Как вспомню, так мурашки по телу бегают. – Голос Нелл напоминал голос актрисы времен кино тридцатых годов, однако она искренне полагала, что так и должен говорить благовоспитанный человек. – Дорогая, – продолжила Нелл, – принеси мне, пожалуйста, настольную лампу, которую мне подарил Пол Майлс, председатель правления «Лорс Индастри».
– Ma, почему ты не скажешь просто: «Принеси мне настольную лампу»?
– Неужели ты завидуешь матери, которая в молодости вращалась в изысканном обществе?
– Ma, ты примешь лекарство?
– Пожалуй, – Нелл спихнула с дивана одну из своих собак, здоровенного пса, ответившего ей укоризненным взглядом. – А как ты провела вечер? Славно повеселилась?
– Придется снова напомнить тебе о зубах. Я познакомилась в баре с дантистом. Приятный парень. Он пригласил меня завтра поужинать.
– Если ты подцепишь его, он может бесплатно заменить тебе передние зубы. Может, он займется и мной?
– Ma!
– Дантист – не так плохо, – продолжала рассуждать Нелл. – У дантистов пациенты не умирают. Правда, жаль, что твой знакомый не хирург-косметолог. – Нелл копила деньги на подтяжку лица и удаление жировых отложений. Ей было шестьдесят пять. Она родила Пейтон последней – в сорок два года. Первой родилась Кэти, жившая теперь во Флориде и растившая с мужем двоих детей. За ней появилась Бренда, ставшая медиком и работавшая в водолечебнице, находившейся в Колорадо. Третьим в семье ребенком был Донни, который теперь лечился от наркозависимости в специализированном диспансере, расположенном в Висконсине. Никто из них не приехал на Рождество, что было простительно лишь для Донни, и Нелл долго ворчала, коря дочерей, забывших про мать, не пожалевшую сил и здоровья для их воспитания.
– Тебе давно пора замуж, – продолжила Нелл. – А дантист – хорошая партия. Сколько ему?
– Не знаю. На вид около тридцати.
– А он не женат? Узнай обязательно. А где он живет?
– Знаю только, что он не здешний. Приехал на симпозиум, пробудет в Бостоне еще несколько дней.
– Приезжий – это нехорошо. Уедет – и чувства могут остыть. Любовь на расстоянии ненадежна. Так что ты постарайся, очаруй его за эти несколько дней. Но только не ложись с ним в постель. Поспешишь – все пропало. Мне по душе пышная свадьба где-нибудь на природе. Может, к тому времени Донни уже излечится или его отпустят на время. Свадьба не хуже похорон.
Пейтон вздохнула и пошла за настольной лампой – видно, Нелл хотела почитать перед сном или просмотреть почту, обычно состоявшую из рекламных листков. Нелл ничего не выбрасывала, и в комнате росли кипы старых журналов, каталогов, газет, пылившиеся на полках, на комоде и на полу, прикрывая ободранные обои.
Она не делала исключения и для другого старья – почти все ящики, имевшиеся в квартире, были забиты ненужным хламом: тюбиками без крема, авторучками без чернил, карандашами без грифеля, старыми батарейками, свечными огарками, засаленными расческами, превратившимися в камень конфетами, лотерейными билетами, не оправдавшими ожиданий, грошовой бижутерией…
Помимо дивана, на котором сидела Нелл, все еще следившая краем глаза за прожорливой птицей, обстановку комнаты составляли старомодный комод, одну из ножек которому заменяла кипа газет, ободранная кушетка, трюмо с помутневшим зеркалом, кофейный столик, сколоченный Донни из найденных где-то досок, и прялка, невесть как оказавшаяся в квартире.
Но настоящим украшением комнаты были стены с висевшими на них многочисленными картинами. Одни из них – «Горы в снегу», «Ваза с цветами» и «Олень на лесной поляне» – были куплены Нелл на распродаже «подлинных живописных полотен». Другие достались Нелл по наследству. Это были работы кисти настоящих художников, изображавшие ее предков, и теперь со стен на своих потомков глядели степенные задумчивые мужчины в костюмах разных эпох и одна миловидная дама в вечернем платье – прапрапрабабушка Нелл, леди Кларисса, бывшая замужем за английским аристократом. Комнату освещала свисавшая с потолка лампа под абажуром в блекло-красный горошек.
Общество Нелл и Пейтон разделяли собаки: чихуахуа Фли, любимица Пейтон, теплый комочек, по ночам забиравшийся ей под бок, три ищейки – Монти, Руфус и Генри, вечно слюнявые и мигом оставлявшие свои собачьи дела, если кто садился за стол, да щенок Дейзи, тоже ищейка. Собаки были на попечении Нелл, но после того как ей удалось устроиться на работу в «миленький кафетерий», она стала уделять им меньше внимания, и они часами бродяжничали по улицам, вызывая недовольство соседей.
Когда Пейтон принесла настольную лампу, Нелл все еще смотрела занимательное ток-шоу. Она могла наслаждаться увлекательным зрелищем лишь в отсутствие Донни, ибо телевизор был единственной вещью, принесенной им в дом (если забыть о досках для кофейного столика), и обычно стоял в его комнате. О том, где он достал дорогостоящий телевизор, Донни предпочел умолчать. Купить он его не мог: у него не было собственных денег даже на сигареты, но Нелл не стала пытать своего любимца.
– Я даже не знаю, хочу ли замуж за Барри, – сказала Пейтон в раздумье. – Он симпатичный, но больно уж неуклюж.
– Неуклюжие люди всегда добродушны, пакости не устроят. Не упусти Барри, а то наткнешься на дрянь вроде Эрни.
Пейтон наморщилась, словно от зубной боли. Ее передернуло от мерзких воспоминаний о проглоченном оскорблении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В прихожей Пейтон встретило тиканье ходиков. В квартире были и другие часы – электронный будильник с музыкой, из которого могли литься в нужное время мелодии американских народных песен: «Она пошла в горы», + Пирог и пудинг», «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско». В полночь часы наигрывали «Yesterday».
Нелл не спала. Она сидела на диване, подобрав ноги, и смотрела ток-шоу по телевизору. Пол-экрана занимала огромная птица, пожиравшая один за другим неочищенные бананы из рук худого, как щепка, чернявого человека, у ног которого стояла большая корзина с фруктами, видно, уже изрядно опустошенная.
– Этот казуар – потомок давно вымерших динозавров, – уверял телеведущего владелец редкостной птицы. – Взгляните на его лапы. Он может бежать со скоростью тридцать две мили в час.
Казуар наклонился, вытащил из корзины большой оранжевый апельсин и целиком проглотил его.
– Я думала, ты уже спишь, – произнесла Пейтон, снимая пальто.
– Мне не до сна, – ответила Нелл жалобным голосом. – Как назло, разболелся зуб. Придется снова идти к дантисту. Не приведи бог, опять попадется какой-нибудь вертопрах. В прошлый раз, когда я была у врача – совсем забыла тебе рассказать – этот хлыщ, заглядывая мне в рот, умудрился шлепнуть по попке подававшую ему какой-то крючок пышнотелую ассистентку.
– И ты не возмутилась?
– Не хочу говорить об этом. Как вспомню, так мурашки по телу бегают. – Голос Нелл напоминал голос актрисы времен кино тридцатых годов, однако она искренне полагала, что так и должен говорить благовоспитанный человек. – Дорогая, – продолжила Нелл, – принеси мне, пожалуйста, настольную лампу, которую мне подарил Пол Майлс, председатель правления «Лорс Индастри».
– Ma, почему ты не скажешь просто: «Принеси мне настольную лампу»?
– Неужели ты завидуешь матери, которая в молодости вращалась в изысканном обществе?
– Ma, ты примешь лекарство?
– Пожалуй, – Нелл спихнула с дивана одну из своих собак, здоровенного пса, ответившего ей укоризненным взглядом. – А как ты провела вечер? Славно повеселилась?
– Придется снова напомнить тебе о зубах. Я познакомилась в баре с дантистом. Приятный парень. Он пригласил меня завтра поужинать.
– Если ты подцепишь его, он может бесплатно заменить тебе передние зубы. Может, он займется и мной?
– Ma!
– Дантист – не так плохо, – продолжала рассуждать Нелл. – У дантистов пациенты не умирают. Правда, жаль, что твой знакомый не хирург-косметолог. – Нелл копила деньги на подтяжку лица и удаление жировых отложений. Ей было шестьдесят пять. Она родила Пейтон последней – в сорок два года. Первой родилась Кэти, жившая теперь во Флориде и растившая с мужем двоих детей. За ней появилась Бренда, ставшая медиком и работавшая в водолечебнице, находившейся в Колорадо. Третьим в семье ребенком был Донни, который теперь лечился от наркозависимости в специализированном диспансере, расположенном в Висконсине. Никто из них не приехал на Рождество, что было простительно лишь для Донни, и Нелл долго ворчала, коря дочерей, забывших про мать, не пожалевшую сил и здоровья для их воспитания.
– Тебе давно пора замуж, – продолжила Нелл. – А дантист – хорошая партия. Сколько ему?
– Не знаю. На вид около тридцати.
– А он не женат? Узнай обязательно. А где он живет?
– Знаю только, что он не здешний. Приехал на симпозиум, пробудет в Бостоне еще несколько дней.
– Приезжий – это нехорошо. Уедет – и чувства могут остыть. Любовь на расстоянии ненадежна. Так что ты постарайся, очаруй его за эти несколько дней. Но только не ложись с ним в постель. Поспешишь – все пропало. Мне по душе пышная свадьба где-нибудь на природе. Может, к тому времени Донни уже излечится или его отпустят на время. Свадьба не хуже похорон.
Пейтон вздохнула и пошла за настольной лампой – видно, Нелл хотела почитать перед сном или просмотреть почту, обычно состоявшую из рекламных листков. Нелл ничего не выбрасывала, и в комнате росли кипы старых журналов, каталогов, газет, пылившиеся на полках, на комоде и на полу, прикрывая ободранные обои.
Она не делала исключения и для другого старья – почти все ящики, имевшиеся в квартире, были забиты ненужным хламом: тюбиками без крема, авторучками без чернил, карандашами без грифеля, старыми батарейками, свечными огарками, засаленными расческами, превратившимися в камень конфетами, лотерейными билетами, не оправдавшими ожиданий, грошовой бижутерией…
Помимо дивана, на котором сидела Нелл, все еще следившая краем глаза за прожорливой птицей, обстановку комнаты составляли старомодный комод, одну из ножек которому заменяла кипа газет, ободранная кушетка, трюмо с помутневшим зеркалом, кофейный столик, сколоченный Донни из найденных где-то досок, и прялка, невесть как оказавшаяся в квартире.
Но настоящим украшением комнаты были стены с висевшими на них многочисленными картинами. Одни из них – «Горы в снегу», «Ваза с цветами» и «Олень на лесной поляне» – были куплены Нелл на распродаже «подлинных живописных полотен». Другие достались Нелл по наследству. Это были работы кисти настоящих художников, изображавшие ее предков, и теперь со стен на своих потомков глядели степенные задумчивые мужчины в костюмах разных эпох и одна миловидная дама в вечернем платье – прапрапрабабушка Нелл, леди Кларисса, бывшая замужем за английским аристократом. Комнату освещала свисавшая с потолка лампа под абажуром в блекло-красный горошек.
Общество Нелл и Пейтон разделяли собаки: чихуахуа Фли, любимица Пейтон, теплый комочек, по ночам забиравшийся ей под бок, три ищейки – Монти, Руфус и Генри, вечно слюнявые и мигом оставлявшие свои собачьи дела, если кто садился за стол, да щенок Дейзи, тоже ищейка. Собаки были на попечении Нелл, но после того как ей удалось устроиться на работу в «миленький кафетерий», она стала уделять им меньше внимания, и они часами бродяжничали по улицам, вызывая недовольство соседей.
Когда Пейтон принесла настольную лампу, Нелл все еще смотрела занимательное ток-шоу. Она могла наслаждаться увлекательным зрелищем лишь в отсутствие Донни, ибо телевизор был единственной вещью, принесенной им в дом (если забыть о досках для кофейного столика), и обычно стоял в его комнате. О том, где он достал дорогостоящий телевизор, Донни предпочел умолчать. Купить он его не мог: у него не было собственных денег даже на сигареты, но Нелл не стала пытать своего любимца.
– Я даже не знаю, хочу ли замуж за Барри, – сказала Пейтон в раздумье. – Он симпатичный, но больно уж неуклюж.
– Неуклюжие люди всегда добродушны, пакости не устроят. Не упусти Барри, а то наткнешься на дрянь вроде Эрни.
Пейтон наморщилась, словно от зубной боли. Ее передернуло от мерзких воспоминаний о проглоченном оскорблении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81