Но ни один из них не продавался. Я с нежностью подумал о нашем путешествии в форт с Гершоном.
– Здесь нет машин, – сказал Генри. – Раньше всегда можно было найти машину… придется выучить русский. – Он намекал на свой возможный и необходимый отъезд из США. – Я размещу рекламу в «Виллидж войс»: «Требуются уроки русского языка от носителя в обмен на жен и мужей».
– Где вы возьмете этих жен и мужей?
– Ну, у нас есть Гершон и ты. Все женщины из окружения Вивиан одиноки. Это сработает.
– Я польщен, что вы предложили меня, – сказал я.
– Не заносись, за тебя выйдут ради гражданства. Но даже если женщина не полюбит тебя, она будет тебе очень хорошей подругой. Таковы все русские.
Мы выехали из Бронкса, миновали придорожный бар, и Генри сказал:
– В таких барах лучше всего идут дела в День матери. Все хотят посмотреть на вымя. Один раз я остановился в таком местечке в Трентоне, и одна из стриптизерш оказалась трансвеститом. Она стащила бюстгальтер и оказалась мужчиной. Водители грузовиков как сидели, раскрыв рты, так и остались сидеть, им не было до всего этого никакого дела. Ведущий, который, как выяснилось, тоже был трансвеститом, крикнул: «Мы такие же ребята, вроде вас!» Но для водителей грузовиков это было все равно.
Генри всегда неодобрительно отзывался о кроссдрессерах, трансвеститах и урнингах! Я знал об урнинге из Крафт-Эбинга. Это был мужчина, который чувствовал себя женщиной, воспринимающей свое мужское тело как ловушку.
– Что вы испытали, увидев трансвеститов? – спросил я. Генри попал в западню в моей машине, и я хотел, чтобы он открылся мне разом, позволив узнать, что затаилось внутри его.
– Что я чувствовал? Ничего не чувствовал. Просто наблюдал.
– Вас это не возбудило?
– Чтобы возбудить великий интеллект, нужно гораздо большее, чем трансвестит. Один из водителей сказал: «Я могу трахнуть это». Мне кажется, он так и не понял, что перед ним мужчина.
Генри с такой легкостью увернулся от признания в том, что был в восторге от трансвеститов, что я ужасно расстроился. Он совсем не был похож на меня, я чувствовал себя жалким дурачком, чем-то противоположным великому интеллекту, поскольку восторгался «Салли». Я прекратил беседу и, следуя указаниям Генри, въехал на скоростное шоссе Лонг-Айленда.
Мы выключили радио, чтобы сконцентрироваться, и ехали дальше в тишине, если не считать того, что Генри мурлыкал себе под нос песенку. Похоже, на французском. Вдруг на дороге появилась крутящаяся крышка от люка, и я резко свернул, чтобы не столкнуться с ней.
– Scheisse! – выкрикнул я в негодовании.
– Ты не умеешь произносить это с нужным чувством. Потому что слишком молод. У тебя нет проблем, – сказал Генри с правом собственника, уверенный в том, что я использовал его любимое проклятие.
– У меня есть проблемы, – возразил я.
– Ты недостаточно спишь. Не ешь правильные продукты. Не формируешь правильных мыслей. Вот почему у тебя проблемы.
– Какие мысли у меня должны быть?
– Я следую Римской церкви. Она говорит мне, что думать. То же самое может сказать тебе раввин: «Знай Бога, люби Бога в этом мире и будь счастлив с Ним в будущем…» Но это нелегко. Кто сказал: «Тысяча мужчин нашла Париж, но только один нашел Бога»?
– Бодлер?
– Тогда я сказал бы тебе это по-французски! – фыркнул Генри, как всегда облив меня презрением за то, что я не знаю авторов его цитат. – Это сказал принстонец. Фицджеральд. Он, во всяком случае, пытался. Ходил в иезуитскую школу. Но он потерял себя. Сухой закон сделал алкоголь слишком привлекательным. А он оказался слишком слаб. И стал одним из тысячи… Существуют два ингредиента на пути к истине хорошая еда и хорошее вино. Если вино хорошее, ты засыпаешь, и секс не нужен. Ты и так в состоянии эйфории.
– Что в таком случае произошло с Фицджеральдом?
– У него было спиртное, а не вино.
– Иногда вино заставляет желать секса, – сказал я. Генри, конечно, видел в сексе препятствие на пути к истине и Богу.
– Нет. По-настоящему хорошее вино – это такой экстаз, что ничто с ним не сравнится. Но так мало людей могут позволить себе вино от шестидесяти пяти до семидесяти долларов за бутылку… Но как тогда объяснить феномен богатых?
– Вы хотите сказать, что они не нашли истины и тем не менее у них хорошая еда и вино?
– Вот именно. У богатых множество сексуальных проблем. Они постоянно разводятся. Дочь Вивиан разводилась девять раз. Но некоторые находят Бога, а некоторые нет. То же самое с бедными – нищета не гарантирует добродетели. Русские, что достаточно интересно, косо смотрят на развод. Они думают, это буржуазно… Пионеры. Вот это хорошая жизнь. Хороший путь. Строить дома, чтобы погасить в себе сексуальное влечение, а еще они жили так далеко друг от друга, что не имели с кем грешить, кроме жен. Когда они собирались вместе, они танцевали. – Генри на минутку приумолк в своем анализе, какие из людей – богатые, бедные, русские, пионеры – могут найти Бога, а какие нет, и затем сказал: – Что мы делаем? Это опасно. Я не собирался читать проповедь. Мы попадем в аварию.
И он снова принялся напевать себе под нос. Мы же спокойно продвигались вперед. Проехали мимо привлекательной женщины в серебряном «мерседесе».
– Ее волосы должны развеваться на ветру при такой скорости, – сказал Генри.
– Этой женщины?
– Да. Которая сидит внутри. Но ничего подобного не происходит. Что за кольцо ты носишь?
Генри никогда раньше не замечал моего ратгерсовского кольца, на котором была гравировка.
– Это кольцо моего коллеги, – сказал я.
– Ты можешь окунать его в воск и запечатывать им письма?
– Не думаю.
– Оно золотое?
– Да.
– Что ж, гарантия против инфляции. Ты всегда сможешь заложить его и сделать последний глоток.
Генри снова начал напевать французскую песенку.
– Что вы поете? – спросил я.
– Что?
– Что вы поете?
– Это из французской оперетты. «Pas Sur La Bouche». О мужчине который не любил, чтобы его целовали в рот. В этом весь сценарий и главная тема. Великолепная песенка – Генри принялся петь: – «Un baiser, un baiser, pas sur la bouche, pas sur la bouche». – Потом рассмеялся и перевел мне: – «Поцелуй, поцелуй, но не в рот, но не в рот»… Я согласен. Думаю, поцелуй в губы – это отвратительно. Слюна, плохие зубы, плохое дыхание… Что еще? Бактерии! Я вечно про них забываю. Люди не должны целоваться. Это нецивилизованно. Потереться носами – это хорошо. Можно еще поцеловать соски при встрече.
– Что? И женщинам тоже? Не могу поверить, чтобы вы могли предложить подобную вещь, – сказал я.
– Это гораздо гигиеничнее, понимаешь ли, и лучше для чувственного восприятия. Рот предназначен для еды… Moжет, съедем с шоссе. Мне нужно поесть. Я должен оставаться стройным. Вот собирался поиграть немного в теннис в Палм-Бич, но не получается иметь все, чего хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Здесь нет машин, – сказал Генри. – Раньше всегда можно было найти машину… придется выучить русский. – Он намекал на свой возможный и необходимый отъезд из США. – Я размещу рекламу в «Виллидж войс»: «Требуются уроки русского языка от носителя в обмен на жен и мужей».
– Где вы возьмете этих жен и мужей?
– Ну, у нас есть Гершон и ты. Все женщины из окружения Вивиан одиноки. Это сработает.
– Я польщен, что вы предложили меня, – сказал я.
– Не заносись, за тебя выйдут ради гражданства. Но даже если женщина не полюбит тебя, она будет тебе очень хорошей подругой. Таковы все русские.
Мы выехали из Бронкса, миновали придорожный бар, и Генри сказал:
– В таких барах лучше всего идут дела в День матери. Все хотят посмотреть на вымя. Один раз я остановился в таком местечке в Трентоне, и одна из стриптизерш оказалась трансвеститом. Она стащила бюстгальтер и оказалась мужчиной. Водители грузовиков как сидели, раскрыв рты, так и остались сидеть, им не было до всего этого никакого дела. Ведущий, который, как выяснилось, тоже был трансвеститом, крикнул: «Мы такие же ребята, вроде вас!» Но для водителей грузовиков это было все равно.
Генри всегда неодобрительно отзывался о кроссдрессерах, трансвеститах и урнингах! Я знал об урнинге из Крафт-Эбинга. Это был мужчина, который чувствовал себя женщиной, воспринимающей свое мужское тело как ловушку.
– Что вы испытали, увидев трансвеститов? – спросил я. Генри попал в западню в моей машине, и я хотел, чтобы он открылся мне разом, позволив узнать, что затаилось внутри его.
– Что я чувствовал? Ничего не чувствовал. Просто наблюдал.
– Вас это не возбудило?
– Чтобы возбудить великий интеллект, нужно гораздо большее, чем трансвестит. Один из водителей сказал: «Я могу трахнуть это». Мне кажется, он так и не понял, что перед ним мужчина.
Генри с такой легкостью увернулся от признания в том, что был в восторге от трансвеститов, что я ужасно расстроился. Он совсем не был похож на меня, я чувствовал себя жалким дурачком, чем-то противоположным великому интеллекту, поскольку восторгался «Салли». Я прекратил беседу и, следуя указаниям Генри, въехал на скоростное шоссе Лонг-Айленда.
Мы выключили радио, чтобы сконцентрироваться, и ехали дальше в тишине, если не считать того, что Генри мурлыкал себе под нос песенку. Похоже, на французском. Вдруг на дороге появилась крутящаяся крышка от люка, и я резко свернул, чтобы не столкнуться с ней.
– Scheisse! – выкрикнул я в негодовании.
– Ты не умеешь произносить это с нужным чувством. Потому что слишком молод. У тебя нет проблем, – сказал Генри с правом собственника, уверенный в том, что я использовал его любимое проклятие.
– У меня есть проблемы, – возразил я.
– Ты недостаточно спишь. Не ешь правильные продукты. Не формируешь правильных мыслей. Вот почему у тебя проблемы.
– Какие мысли у меня должны быть?
– Я следую Римской церкви. Она говорит мне, что думать. То же самое может сказать тебе раввин: «Знай Бога, люби Бога в этом мире и будь счастлив с Ним в будущем…» Но это нелегко. Кто сказал: «Тысяча мужчин нашла Париж, но только один нашел Бога»?
– Бодлер?
– Тогда я сказал бы тебе это по-французски! – фыркнул Генри, как всегда облив меня презрением за то, что я не знаю авторов его цитат. – Это сказал принстонец. Фицджеральд. Он, во всяком случае, пытался. Ходил в иезуитскую школу. Но он потерял себя. Сухой закон сделал алкоголь слишком привлекательным. А он оказался слишком слаб. И стал одним из тысячи… Существуют два ингредиента на пути к истине хорошая еда и хорошее вино. Если вино хорошее, ты засыпаешь, и секс не нужен. Ты и так в состоянии эйфории.
– Что в таком случае произошло с Фицджеральдом?
– У него было спиртное, а не вино.
– Иногда вино заставляет желать секса, – сказал я. Генри, конечно, видел в сексе препятствие на пути к истине и Богу.
– Нет. По-настоящему хорошее вино – это такой экстаз, что ничто с ним не сравнится. Но так мало людей могут позволить себе вино от шестидесяти пяти до семидесяти долларов за бутылку… Но как тогда объяснить феномен богатых?
– Вы хотите сказать, что они не нашли истины и тем не менее у них хорошая еда и вино?
– Вот именно. У богатых множество сексуальных проблем. Они постоянно разводятся. Дочь Вивиан разводилась девять раз. Но некоторые находят Бога, а некоторые нет. То же самое с бедными – нищета не гарантирует добродетели. Русские, что достаточно интересно, косо смотрят на развод. Они думают, это буржуазно… Пионеры. Вот это хорошая жизнь. Хороший путь. Строить дома, чтобы погасить в себе сексуальное влечение, а еще они жили так далеко друг от друга, что не имели с кем грешить, кроме жен. Когда они собирались вместе, они танцевали. – Генри на минутку приумолк в своем анализе, какие из людей – богатые, бедные, русские, пионеры – могут найти Бога, а какие нет, и затем сказал: – Что мы делаем? Это опасно. Я не собирался читать проповедь. Мы попадем в аварию.
И он снова принялся напевать себе под нос. Мы же спокойно продвигались вперед. Проехали мимо привлекательной женщины в серебряном «мерседесе».
– Ее волосы должны развеваться на ветру при такой скорости, – сказал Генри.
– Этой женщины?
– Да. Которая сидит внутри. Но ничего подобного не происходит. Что за кольцо ты носишь?
Генри никогда раньше не замечал моего ратгерсовского кольца, на котором была гравировка.
– Это кольцо моего коллеги, – сказал я.
– Ты можешь окунать его в воск и запечатывать им письма?
– Не думаю.
– Оно золотое?
– Да.
– Что ж, гарантия против инфляции. Ты всегда сможешь заложить его и сделать последний глоток.
Генри снова начал напевать французскую песенку.
– Что вы поете? – спросил я.
– Что?
– Что вы поете?
– Это из французской оперетты. «Pas Sur La Bouche». О мужчине который не любил, чтобы его целовали в рот. В этом весь сценарий и главная тема. Великолепная песенка – Генри принялся петь: – «Un baiser, un baiser, pas sur la bouche, pas sur la bouche». – Потом рассмеялся и перевел мне: – «Поцелуй, поцелуй, но не в рот, но не в рот»… Я согласен. Думаю, поцелуй в губы – это отвратительно. Слюна, плохие зубы, плохое дыхание… Что еще? Бактерии! Я вечно про них забываю. Люди не должны целоваться. Это нецивилизованно. Потереться носами – это хорошо. Можно еще поцеловать соски при встрече.
– Что? И женщинам тоже? Не могу поверить, чтобы вы могли предложить подобную вещь, – сказал я.
– Это гораздо гигиеничнее, понимаешь ли, и лучше для чувственного восприятия. Рот предназначен для еды… Moжет, съедем с шоссе. Мне нужно поесть. Я должен оставаться стройным. Вот собирался поиграть немного в теннис в Палм-Бич, но не получается иметь все, чего хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102