Я частенько шагал туда-сюда по Нассау-стрит, главной улице, всякий раз стараясь обходить стороной витрину магазина дамского белья «Эдит».
Во время этих прогулок я частенько встречал бывших учеников. Их счастливые приветствия поначалу радовали меня, но позже стали погружать в депрессию. Однако в общем и целом гулять по Принстону было хорошо – в окружении довольно цивилизованного и благовоспитанного общества. Ничего подобного в остальном Нью-Джерси нет, как и во всех Соединенных Штатах. В Принстоне смешивается нечто английское и одновременно – южное. Здесь находятся величественные колониальные дома; дома среднего класса с огибающими дом верандами; бедные негритянские кварталы, где одежды развеваются, словно флаги всего мира; и, кроме того, конечно, Принстонский университет, глядящий сверху вниз с мрачных готических башен и царственно покоящийся за воротами, словно Букингемский дворец.
В центре города, на Нассау-стрит, есть очаровательный травянистый газон со старыми деревьями и цветами и множеством скамеек. Его называют Палмер-сквер. Он покоится между привлекательным зданием почты в стиле арт-деко и вековой постройки отелем «Нассау-Инн». Скамейки Палмер-сквер зачастую были местом, куда я направлялся, утомив себя ежедневными марш-бросками.
Поскольку я действовал спонтанно, саморазрушительно, бюстгальтероодевательно, что стоило мне моей возлюбленной работы, я думал о себе как о человеке нездоровом и неуравновешенном. Я также начал читать «Волшебную гору» Томаса Манна и идентифицировал себя с главным героем, глубоко смущенным молодым человеком, Гансом Касторпом, который проходил семилетний курс лечения от туберкулеза в Швейцарских Альпах, несмотря на то, что был в превосходном здравии. Так что я стал размышлять о своих прогулках как о своего рода курсе лечения и потому стал надевать легкое пальто – Ганс всегда был в пальто. Постепенно я начал смотреть на весь Принстон как на гигантский санаторий и полагал других сидельцев на скамейках в Палмер-сквер своими товарищами-пациентами, что в самом деле было правдой. Так случилось, что Принстон собрал под свою опеку едва ли не половину заведений, в которых умиротворяют разнообразные расстройства рассудка, и многих из их постояльцев словно магнитом притягивал Палмер-сквер.
Так что все мы сидели на скамейках, упорствуя каждый в своем, в разнообразных степенях отчаяния. Двое из скамеечных завсегдатаев были старыми профессорами, съехавшими с катушек, но я восхищался тем, как элегантно им все еще удавалось одеваться. Наряду с теми из нас, у кого были душевные проблемы, наличествовало несколько пенсионеров, мужчин и женщин, которые не страдали сумасшествием, но были не в себе от одиночества. С несколькими из них было опасно заговаривать, и, чтобы отвязаться, следовало неожиданно встать, вежливо попрощаться и мчаться без оглядки, пока они не закончили предложение.
В результате всего этого у меня были только преходящие знакомства с коллегами по скамейкам – близких друзей не возникло. Единственным человеком, который мог попасть под эту категорию, был студент принстонской семинарии Пол, покинувший город за несколько месяцев до этого, чтобы принять пресвитерианское служение в Аделаиде, в Австралии. Так что моим единственным утешением, кроме прогулок, были кофе со льдом и чтение с утра до ночи.
Итак, однажды днем в конце августа я сидел на своей любимой скамье перед почтой, оглушенный зноем и атмосферой Центрального Джерси, который по уровню влажности летом сравним только с районом Амазонки. И сделал ситуацию еще хуже, пройдя парадом, словно самодовольный дурак, в своем пиджаке в серую полоску из сирсакера, который летом можно надевать практически в любом климате: как в Швейцарских Альпах, так и на юге Франции, но только не в Пенсильвании. Я с грустью дочитал «Волшебную гору» и теперь принес с собой «Вашингтон-сквер» Генри Джеймса, но был слишком опустошен для чтения. Книжка была старой, в бумажной обложке с акварелью Вашингтона Арча, вид с Пятой авеню. Я просто таращился на обложку в состоянии депрессии и обезвоживания, когда неожиданно меня посетило вдохновение: я должен переехать в Нью-Йорк-Сити и продолжать жить!
Передо мной развернулся простой план: найти дешевую комнату и работу. Поскольку я изучал в Ратгерсе английский по программе для студентов-отличников, то я подумал, что должен заглянуть в журналы и напечатать объявление о том, что ищу работу. Но первым шагом было найти комнату, это было основой всей операции.
Я подумал, что было бы романтично поселиться в отеле. Мне нравилось представлять, что я молодой джентльмен, и сама мысль о дружелюбном отельном клерке, который будет получать для меня послания и говорить мне «до свидания» каждое утро, когда я буду выходить в пиджаке и галстуке, казалась мне привлекательной.
На следующий день я поездом отправился в Нью-Йорк, предварительно изучив соответствующий раздел «Виллидж войс» – просмотрел отели, которые рекламировались под рубрикой «Меблированные комнаты в аренду». Найти отели было легко, поскольку я знал Манхэттен. Я вырос в Северном Джерси, всего в пятидесяти милях от моста Джорджа Вашингтона, и приезжал в город, чтобы посетить музеи или посмотреть пьесу, а также ради причудливых поисков, в которых проходила моя жизнь. Но до той минуты, как я взглянул на обложку книги Генри Джеймса, я никогда по-настоящему не думал о том, чтобы поселиться в Нью-Йорке.
Моим самым ранним городским воспоминанием был вид с гор Рамапо, у подножия которых расположен мой родной город Рамапо. Горы Рамапо не слишком впечатляющая гряда – в других штатах их сочли бы большими холмами, – но, будучи ребенком, я думал, что они прекрасны, и с них можно было видеть Нью-Йорк. Днем только верхушки зданий: они поднимались из серого тумана и смога. Ночью же отец иногда брал нас с мамой на одну из вер – шин, где проходит дорога под названием Небесный проезд, и восклицал: «Посмотрите! Вот это город!»
Он гордился тем, что переехал из Бруклина в местечко с подобным видом, как будто сам открыл его. Это правда впечатляло – все эти здания в огнях. Мне они казались космическими кораблями. Город сиял, словно корона, как волшебная страна Оз.
В каком-то смысле я хранил первоначальное благоговение и страх перед Нью-Йорком, у меня не было чувства, что это реальное место, где человек вроде меня может жить. Но, потеряв работу в «Претти Брук» и вооружившись приятными фантазиями о том, что я – молодой джентльмен из маленького городка, я спрятал свои старые страхи подальше и отправился по манхэттенским отелям.
К своему сожалению, я обнаружил, что молодые джентльмены, стесненные в средствах, больше не останавливаются в отелях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Во время этих прогулок я частенько встречал бывших учеников. Их счастливые приветствия поначалу радовали меня, но позже стали погружать в депрессию. Однако в общем и целом гулять по Принстону было хорошо – в окружении довольно цивилизованного и благовоспитанного общества. Ничего подобного в остальном Нью-Джерси нет, как и во всех Соединенных Штатах. В Принстоне смешивается нечто английское и одновременно – южное. Здесь находятся величественные колониальные дома; дома среднего класса с огибающими дом верандами; бедные негритянские кварталы, где одежды развеваются, словно флаги всего мира; и, кроме того, конечно, Принстонский университет, глядящий сверху вниз с мрачных готических башен и царственно покоящийся за воротами, словно Букингемский дворец.
В центре города, на Нассау-стрит, есть очаровательный травянистый газон со старыми деревьями и цветами и множеством скамеек. Его называют Палмер-сквер. Он покоится между привлекательным зданием почты в стиле арт-деко и вековой постройки отелем «Нассау-Инн». Скамейки Палмер-сквер зачастую были местом, куда я направлялся, утомив себя ежедневными марш-бросками.
Поскольку я действовал спонтанно, саморазрушительно, бюстгальтероодевательно, что стоило мне моей возлюбленной работы, я думал о себе как о человеке нездоровом и неуравновешенном. Я также начал читать «Волшебную гору» Томаса Манна и идентифицировал себя с главным героем, глубоко смущенным молодым человеком, Гансом Касторпом, который проходил семилетний курс лечения от туберкулеза в Швейцарских Альпах, несмотря на то, что был в превосходном здравии. Так что я стал размышлять о своих прогулках как о своего рода курсе лечения и потому стал надевать легкое пальто – Ганс всегда был в пальто. Постепенно я начал смотреть на весь Принстон как на гигантский санаторий и полагал других сидельцев на скамейках в Палмер-сквер своими товарищами-пациентами, что в самом деле было правдой. Так случилось, что Принстон собрал под свою опеку едва ли не половину заведений, в которых умиротворяют разнообразные расстройства рассудка, и многих из их постояльцев словно магнитом притягивал Палмер-сквер.
Так что все мы сидели на скамейках, упорствуя каждый в своем, в разнообразных степенях отчаяния. Двое из скамеечных завсегдатаев были старыми профессорами, съехавшими с катушек, но я восхищался тем, как элегантно им все еще удавалось одеваться. Наряду с теми из нас, у кого были душевные проблемы, наличествовало несколько пенсионеров, мужчин и женщин, которые не страдали сумасшествием, но были не в себе от одиночества. С несколькими из них было опасно заговаривать, и, чтобы отвязаться, следовало неожиданно встать, вежливо попрощаться и мчаться без оглядки, пока они не закончили предложение.
В результате всего этого у меня были только преходящие знакомства с коллегами по скамейкам – близких друзей не возникло. Единственным человеком, который мог попасть под эту категорию, был студент принстонской семинарии Пол, покинувший город за несколько месяцев до этого, чтобы принять пресвитерианское служение в Аделаиде, в Австралии. Так что моим единственным утешением, кроме прогулок, были кофе со льдом и чтение с утра до ночи.
Итак, однажды днем в конце августа я сидел на своей любимой скамье перед почтой, оглушенный зноем и атмосферой Центрального Джерси, который по уровню влажности летом сравним только с районом Амазонки. И сделал ситуацию еще хуже, пройдя парадом, словно самодовольный дурак, в своем пиджаке в серую полоску из сирсакера, который летом можно надевать практически в любом климате: как в Швейцарских Альпах, так и на юге Франции, но только не в Пенсильвании. Я с грустью дочитал «Волшебную гору» и теперь принес с собой «Вашингтон-сквер» Генри Джеймса, но был слишком опустошен для чтения. Книжка была старой, в бумажной обложке с акварелью Вашингтона Арча, вид с Пятой авеню. Я просто таращился на обложку в состоянии депрессии и обезвоживания, когда неожиданно меня посетило вдохновение: я должен переехать в Нью-Йорк-Сити и продолжать жить!
Передо мной развернулся простой план: найти дешевую комнату и работу. Поскольку я изучал в Ратгерсе английский по программе для студентов-отличников, то я подумал, что должен заглянуть в журналы и напечатать объявление о том, что ищу работу. Но первым шагом было найти комнату, это было основой всей операции.
Я подумал, что было бы романтично поселиться в отеле. Мне нравилось представлять, что я молодой джентльмен, и сама мысль о дружелюбном отельном клерке, который будет получать для меня послания и говорить мне «до свидания» каждое утро, когда я буду выходить в пиджаке и галстуке, казалась мне привлекательной.
На следующий день я поездом отправился в Нью-Йорк, предварительно изучив соответствующий раздел «Виллидж войс» – просмотрел отели, которые рекламировались под рубрикой «Меблированные комнаты в аренду». Найти отели было легко, поскольку я знал Манхэттен. Я вырос в Северном Джерси, всего в пятидесяти милях от моста Джорджа Вашингтона, и приезжал в город, чтобы посетить музеи или посмотреть пьесу, а также ради причудливых поисков, в которых проходила моя жизнь. Но до той минуты, как я взглянул на обложку книги Генри Джеймса, я никогда по-настоящему не думал о том, чтобы поселиться в Нью-Йорке.
Моим самым ранним городским воспоминанием был вид с гор Рамапо, у подножия которых расположен мой родной город Рамапо. Горы Рамапо не слишком впечатляющая гряда – в других штатах их сочли бы большими холмами, – но, будучи ребенком, я думал, что они прекрасны, и с них можно было видеть Нью-Йорк. Днем только верхушки зданий: они поднимались из серого тумана и смога. Ночью же отец иногда брал нас с мамой на одну из вер – шин, где проходит дорога под названием Небесный проезд, и восклицал: «Посмотрите! Вот это город!»
Он гордился тем, что переехал из Бруклина в местечко с подобным видом, как будто сам открыл его. Это правда впечатляло – все эти здания в огнях. Мне они казались космическими кораблями. Город сиял, словно корона, как волшебная страна Оз.
В каком-то смысле я хранил первоначальное благоговение и страх перед Нью-Йорком, у меня не было чувства, что это реальное место, где человек вроде меня может жить. Но, потеряв работу в «Претти Брук» и вооружившись приятными фантазиями о том, что я – молодой джентльмен из маленького городка, я спрятал свои старые страхи подальше и отправился по манхэттенским отелям.
К своему сожалению, я обнаружил, что молодые джентльмены, стесненные в средствах, больше не останавливаются в отелях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102