Он умен и в то же время такой дурачок! Когда она приходит к нему и рассказывает, что сделала, он кажется не столько довольным, сколько встревоженным и в конце концов открывает причину своей тревоги:
– Он отошлет тебя. Он тебя отошлет, а я останусь один.
Она обнимает и успокаивает его. Они спят вместе в его постели, прижавшись друг к другу, словно дети, хотя оба уже не невинны.
Записывая свой сон на следующее утро, Хейли задумалась: каково им было? Она размышляла о непримиримых врагах: Анри де Ну, могущественном и уважаемом; о его болезненном сыне; о его издерганной дочери, чья репутация была погублена из-за поклонения культу вуду. Если бы дети обратились в полицию, им бы никто не поверил. В этом у Хейли нет никаких сомнений.
Тем не менее Линна сопротивлялась, сопротивлялась единственным доступным ей способом и победила: в конце концов Анри ее действительно отослал как можно дальше от себя.
А что же Луи?
Ах, если бы он не казался ей таким отталкивающим, если бы она могла испытывать к нему хоть немного симпатии, чтобы попытаться понять и поделиться с ним тем, что ей стало известно!
Несмотря на свою антипатию, Хейли все еще не исключала такой возможности. Но инстинкт подсказывал: держись от него подальше.
Она собиралась прогуляться и пообедать, когда позвонила Селеста.
– Я напала на след Жаклин! – закричала она в трубку. – Это одна из моих покупательниц. Если бы я не расспросила кое-кого из старых друзей, ни за что не догадалась бы, что это Жаклин.
– Вы сказали ей, что я хочу с ней поговорить?
– Она просила вас прийти сегодня днем. Понимаю, что слишком поздно сообщаю вам об этом, но все же постарайтесь навестить ее, пока она не передумала.
Жаклин Меньо утратила былую красоту. Длинное худое лицо, когда-то казавшееся экзотическим, покрылось морщинами. Уголки губ теперь были скорбно опущены, седые волосы туго стянуты на затылке в унылый пучок. Выбившиеся завитки беспорядочно падали на лицо, что совершенно не соответствовало ее нынешнему облику.
Но отсутствие привлекательности с избытком компенсировал накал энергии. Жаклин без конца сновала по гостиной своей квартиры, примыкавшей к дому племянника: вот она протерла тонкие фарфоровые чашки бело-голубого чайного сервиза, поставила их на серебряный поднос, потом перенесла поднос на стол, возле которого друг против друга стояли обтянутые плюшем стулья с высокими спинками. Когда все было готово, Жаклин удалилась в кухню и принесла оттуда кофейник с цикориевым кофе и сливки. Во всем этом было слишком много суеты. Если бы ей нечего было делать, подумала Хейли, она, наверное, просто металась бы по комнате.
За те несколько минут, что Хейли оставалась в комнате одна, она успела осмотреться. Судя по распятию, висевшему над входной дверью, и маленькой статуэтке Непорочной Девы, стоявшей посреди множества безделушек в застекленной горке между окнами в кружевных занавесках, Жаклин Меньо была ревностной католичкой. Существовала ли в квартире другая комната, где она держала культовый алтарь, фетиши, картинки с изображениями божков и духов? Или она покончила с вудуизмом? Хейли в этом сомневалась. Обычно с годами вера укрепляется.
Вернувшись из кухни, Жаклин разлила кофе по чашкам и села на краешек стула, словно была готова в любой момент сорваться с места и убежать, если разговор примет неприятный оборот.
– Если бы Селеста не попросила меня об этом, я бы ни за что не стала говорить об Анри де Ну, – заявила она.
– Меня больше интересуете вы и его семья, – успокоила ее Хейли.
– Его семья?
– Линна и Луи.
– А, понимаю… – Выражение лица Жаклин сделалось настороженным. – А что вы хотите знать?
Хейли рассказала ей то же, что поведала Луи де Ну.
Рисунок на стене вызвал у Жаклин интерес, который она попыталась скрыть. Хейли добавила, что Луи де Ну дал ей разрешение на использование истории убийства сестры в качестве сюжета для ее нового романа.
– Это еще зачем? – Глаза цвета молочного шоколада уставились на Хейли, и она ощутила странную неловкость.
– Вероятно, потому, что я все равно написала бы эту книгу, – ответила Хейли. – С другой стороны, мне показалось, что ему даже хочется, чтобы я ее написала. И этого я не могу понять.
– Вот как. Ну а что еще вы хотите знать?
– Почему Линна сделала этот рисунок на стене? И почему вышла замуж за Карло Буччи – человека, которого по всем меркам следует признать изувером?
При последних словах Жаклин дернулась, словно ее хлестнули по лицу. Она быстро отвернулась и, чтобы скрыть чувства, вызванные упоминанием имени Карло Буччи, стала наливать по второй чашке кофе себе и гостье.
– Вы хорошо знали ее мужа? – спросила Хейли.
Жаклин качнула головой и ответила вопросом на вопрос:
– Вы действительно думаете, что Линна была такой своевольной?
– Не знаю. Я предположила, поскольку вырастили ее вы и… – Было невозможно вести разговор дальше, не открыв, что она знает больше, чем ей положено, и Хейли пошла напролом: – Вы приобщили ее к своей религии, она едва ли придавала значение расовой принадлежности.
Жаклин сухо рассмеялась:
– Не придавала значения расовой принадлежности? Возможно. Зато она отлично знала, кому какое место подобает, и не сомневалась, что я-то свое место хорошо знаю. Когда Линна была девочкой, я жила в их доме в постоянном страхе сказать или сделать что-то не так, поскольку тогда она донесла бы отцу, куда я вожу ее и с кем знакомлю. Как будто у меня была какая-нибудь власть над ней!
– Но вы были любовницей Анри де Ну, ведь так? Разве он вас не любил?
– О, он любил меня так же, как всякий хороший хозяин любит своего раба. Нет, несмотря на всю мою преданность, единственным человеком, которого он любил в своей жизни, была его жена. И Линна, поскольку была очень похожа на мать. К четырнадцати годам ее сходство с матерью стало поразительным. Она это знала и подчеркивала его: носила материнские платья, душилась материнскими духами, даже за столом сидела на месте матери – том самом, которое в знак уважения к памяти мадам всегда после ее смерти оставалось пустым. Неудивительно, что… – Она вдруг запнулась.
– Что?
– Ничего… Негоже так говорить об умерших.
Хейли, уже многое знавшая о жизни Линны в отцовском доме, не стала торопить Жаклин. Она лишь спросила:
– Когда вы ушли от Анри де Ну?
– После того как Линна уехала учиться. Не знаю, как ей удалось уговорить его, но он ее отпустил, хотя горевал так, словно еще раз потерял жену. Наверное, мне следовало проявить больше понимания, но после стольких лет, целиком отданных детям, я почувствовала себя бесполезной и такой же покинутой, как и он. Мы повздорили. Он прогнал меня. Позднее он обеспечил меня и я смогла обзавестись этим домом. Учитывая его щедрость по отношению ко мне, я всегда надеялась, что когда-нибудь он позовет меня обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Он отошлет тебя. Он тебя отошлет, а я останусь один.
Она обнимает и успокаивает его. Они спят вместе в его постели, прижавшись друг к другу, словно дети, хотя оба уже не невинны.
Записывая свой сон на следующее утро, Хейли задумалась: каково им было? Она размышляла о непримиримых врагах: Анри де Ну, могущественном и уважаемом; о его болезненном сыне; о его издерганной дочери, чья репутация была погублена из-за поклонения культу вуду. Если бы дети обратились в полицию, им бы никто не поверил. В этом у Хейли нет никаких сомнений.
Тем не менее Линна сопротивлялась, сопротивлялась единственным доступным ей способом и победила: в конце концов Анри ее действительно отослал как можно дальше от себя.
А что же Луи?
Ах, если бы он не казался ей таким отталкивающим, если бы она могла испытывать к нему хоть немного симпатии, чтобы попытаться понять и поделиться с ним тем, что ей стало известно!
Несмотря на свою антипатию, Хейли все еще не исключала такой возможности. Но инстинкт подсказывал: держись от него подальше.
Она собиралась прогуляться и пообедать, когда позвонила Селеста.
– Я напала на след Жаклин! – закричала она в трубку. – Это одна из моих покупательниц. Если бы я не расспросила кое-кого из старых друзей, ни за что не догадалась бы, что это Жаклин.
– Вы сказали ей, что я хочу с ней поговорить?
– Она просила вас прийти сегодня днем. Понимаю, что слишком поздно сообщаю вам об этом, но все же постарайтесь навестить ее, пока она не передумала.
Жаклин Меньо утратила былую красоту. Длинное худое лицо, когда-то казавшееся экзотическим, покрылось морщинами. Уголки губ теперь были скорбно опущены, седые волосы туго стянуты на затылке в унылый пучок. Выбившиеся завитки беспорядочно падали на лицо, что совершенно не соответствовало ее нынешнему облику.
Но отсутствие привлекательности с избытком компенсировал накал энергии. Жаклин без конца сновала по гостиной своей квартиры, примыкавшей к дому племянника: вот она протерла тонкие фарфоровые чашки бело-голубого чайного сервиза, поставила их на серебряный поднос, потом перенесла поднос на стол, возле которого друг против друга стояли обтянутые плюшем стулья с высокими спинками. Когда все было готово, Жаклин удалилась в кухню и принесла оттуда кофейник с цикориевым кофе и сливки. Во всем этом было слишком много суеты. Если бы ей нечего было делать, подумала Хейли, она, наверное, просто металась бы по комнате.
За те несколько минут, что Хейли оставалась в комнате одна, она успела осмотреться. Судя по распятию, висевшему над входной дверью, и маленькой статуэтке Непорочной Девы, стоявшей посреди множества безделушек в застекленной горке между окнами в кружевных занавесках, Жаклин Меньо была ревностной католичкой. Существовала ли в квартире другая комната, где она держала культовый алтарь, фетиши, картинки с изображениями божков и духов? Или она покончила с вудуизмом? Хейли в этом сомневалась. Обычно с годами вера укрепляется.
Вернувшись из кухни, Жаклин разлила кофе по чашкам и села на краешек стула, словно была готова в любой момент сорваться с места и убежать, если разговор примет неприятный оборот.
– Если бы Селеста не попросила меня об этом, я бы ни за что не стала говорить об Анри де Ну, – заявила она.
– Меня больше интересуете вы и его семья, – успокоила ее Хейли.
– Его семья?
– Линна и Луи.
– А, понимаю… – Выражение лица Жаклин сделалось настороженным. – А что вы хотите знать?
Хейли рассказала ей то же, что поведала Луи де Ну.
Рисунок на стене вызвал у Жаклин интерес, который она попыталась скрыть. Хейли добавила, что Луи де Ну дал ей разрешение на использование истории убийства сестры в качестве сюжета для ее нового романа.
– Это еще зачем? – Глаза цвета молочного шоколада уставились на Хейли, и она ощутила странную неловкость.
– Вероятно, потому, что я все равно написала бы эту книгу, – ответила Хейли. – С другой стороны, мне показалось, что ему даже хочется, чтобы я ее написала. И этого я не могу понять.
– Вот как. Ну а что еще вы хотите знать?
– Почему Линна сделала этот рисунок на стене? И почему вышла замуж за Карло Буччи – человека, которого по всем меркам следует признать изувером?
При последних словах Жаклин дернулась, словно ее хлестнули по лицу. Она быстро отвернулась и, чтобы скрыть чувства, вызванные упоминанием имени Карло Буччи, стала наливать по второй чашке кофе себе и гостье.
– Вы хорошо знали ее мужа? – спросила Хейли.
Жаклин качнула головой и ответила вопросом на вопрос:
– Вы действительно думаете, что Линна была такой своевольной?
– Не знаю. Я предположила, поскольку вырастили ее вы и… – Было невозможно вести разговор дальше, не открыв, что она знает больше, чем ей положено, и Хейли пошла напролом: – Вы приобщили ее к своей религии, она едва ли придавала значение расовой принадлежности.
Жаклин сухо рассмеялась:
– Не придавала значения расовой принадлежности? Возможно. Зато она отлично знала, кому какое место подобает, и не сомневалась, что я-то свое место хорошо знаю. Когда Линна была девочкой, я жила в их доме в постоянном страхе сказать или сделать что-то не так, поскольку тогда она донесла бы отцу, куда я вожу ее и с кем знакомлю. Как будто у меня была какая-нибудь власть над ней!
– Но вы были любовницей Анри де Ну, ведь так? Разве он вас не любил?
– О, он любил меня так же, как всякий хороший хозяин любит своего раба. Нет, несмотря на всю мою преданность, единственным человеком, которого он любил в своей жизни, была его жена. И Линна, поскольку была очень похожа на мать. К четырнадцати годам ее сходство с матерью стало поразительным. Она это знала и подчеркивала его: носила материнские платья, душилась материнскими духами, даже за столом сидела на месте матери – том самом, которое в знак уважения к памяти мадам всегда после ее смерти оставалось пустым. Неудивительно, что… – Она вдруг запнулась.
– Что?
– Ничего… Негоже так говорить об умерших.
Хейли, уже многое знавшая о жизни Линны в отцовском доме, не стала торопить Жаклин. Она лишь спросила:
– Когда вы ушли от Анри де Ну?
– После того как Линна уехала учиться. Не знаю, как ей удалось уговорить его, но он ее отпустил, хотя горевал так, словно еще раз потерял жену. Наверное, мне следовало проявить больше понимания, но после стольких лет, целиком отданных детям, я почувствовала себя бесполезной и такой же покинутой, как и он. Мы повздорили. Он прогнал меня. Позднее он обеспечил меня и я смогла обзавестись этим домом. Учитывая его щедрость по отношению ко мне, я всегда надеялась, что когда-нибудь он позовет меня обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91