Затем она снова поднялась по лестнице на третий этаж и зашла в комнату сына, тихо прикрыв за собой дверь.
Во Шукэн стоял на палубе корабля, сложив руки на груди и хмурясь от нетерпения. Наконец вдали показалась гавань Гонконга. Чтобы снять растущее возбуждение, он начал прохаживаться по палубе, и полы его длинного халата волочились по деревянному настилу, когда он гневно мерил шагами это небольшое пространство. Успеет ли он вовремя? Он проклинал себя за свою гордость, которая удерживала его вдали от нее все эти месяцы.
Хотя она победила его и посмеялась над той любовью, которую они когда-то разделяли, с того дня в его чреслах поселилась ноющая боль, которую не могла облегчить даже его возлюбленная Ли. Похоть похожа на голод, который легко насытить, в то время как любовь – это редчайшее из переживаний, и ее удостаиваются лишь избранные. Они с Чин Лин были такими.
Страх завладел его сердцем, обручем сжимая голову. То, что начала его гордость, могла закончить чума.
Во с силой ударил кулаком по поручням.
– Позвольте мне успеть, – взмолился он, глядя в вышину, откуда налетел порыв ветра. – Пожалуйста, позвольте мне успеть!
И пока корабль прорезал волны, следуя в Гонконг, Во упал на колени и начал молиться.
Дженсон едва ли мог винить капитана за то, что тот распорядился бросить якорь посередине гавани, на значительном расстоянии от доков. Не мог он обвинять и моряков, согласившихся спустить на воду лишь маленькую лодочку, но наотрез отказавшихся сопровождать его на берег. «Почему они должны рисковать своей жизнью?» – спрашивал он себя, пока коляска ползла по Баньян-стрит, а затем по Казуарина-роуд. Он-то ехал за своей женщиной и ребенком, а не за их.
Все время, что экипаж катил по опустевшим улицам, Дженсон нетерпеливо постукивал пальцами по двери коляски в ритм движению лошади. Наконец коляска остановилась у дома с закрытыми серыми ставнями.
Он выпрыгнул из коляски, пробежал по дорожке и одним махом одолел ступени крыльца. Дверь была заперта. Выругавшись себе под нос, он обошел дом, подергал заднюю дверь и, не получив ответа, разбил окно кухни. Он влез в темный дом. Быстро обежав одну комнату за другой, Дженсон не нашел ничего, кроме тишины, запаха болезни и карболки. К тому времени, как он вернулся к коляске, его грудь тяжело вздымалась и он дрожал, словно больной.
Неужели они умерли? Неужели он опоздал? Дженсон прислонился к стенке экипажа. Он прервал свое путешествие, когда известие об эпидемии достигло Кантона, но слишком много драгоценного времени было потеряно на то, чтобы собрать команду, хотя он предлагал огромные суммы любому, кто согласится отплыть с ним в погибающую от чумы британскую колонию. А сейчас, когда он наконец здесь, Сарина пропала.
– Дом мадам Блю на улице Цветка Дракона, – рявкнул он вознице, опускаясь на сиденье.
Это единственное место, где она еще могла быть.
Кто-то стучал в дверь.
Сарина с трудом сфокусировала взгляд на лежавшей перед ней на кровати женщине, недоумевая, то ли это Майкл Стивен бьет по стене своей комнаты, требуя внимания, то ли ее собственное дыхание с таким шумом вырывается из груди. Она кашлянула, быстро наклонила голову и снова кашлянула. Прикоснувшись к своему лбу, она обнаружила, что он пылает и мокр от пота. Щеки горели, а голова разламывалась.
Стены снова задрожали от стука. Каждый удар болезненно отзывался в ее голове, и в конце концов она поняла, что у входной двери кто-то стоит. Бросив тревожный взгляд на мадам Блю, Сарина с трудом поднялась на ноги и медленно поплелась к двери. С каждым шагом ее тело пронзала мучительная боль. Вцепившись обеими руками в перила, она начала спускаться, но потные ладони скользили по деревянным перилам.
Она пересекла холл, остановившись лишь на мгновение, чтобы прислушаться. Яростный стук возобновился. Ей потребовалось собрать все свои угасающие силы, чтобы отодвинуть засов и слегка приоткрыть дверь.
– Сарина!
Она покачнулась и попыталась захлопнуть дверь, но Дженсон вставил в проем ногу.
– Сарина, слава Богу, ты жива! – Но при взгляде на ее раскрасневшееся, мокрое от пота лицо радость его угасла.
Ее сердце замерло: он пришел за ней!
– Пожалуйста, Дженсон, – хрипло прошептала Сарина, пятясь назад, когда он сделал движение, чтобы войти в дом, – уходи. Здесь опасно.
Он потянулся к ней, но она отошла.
– Сарина! – вскричал он, чувствуя, как его сердце разрывается от горя. Он опоздал. Опоздал!
– О Дженсон! – От жара у нее перед глазами поплыли круги. – Льюис Дин умер. Все девушки уехали, а мадам Блю умирает.
– А Майкл Стивен?
– Каким-то чудом Бог уберег нашего сына. Возьми его с собой, Дженсон. – Она обернулась к лестнице и слабо махнула рукой. – Комната в конце коридора на третьем этаже.
– Я возьму с собой вас обоих, Сарина. – Он несколькими широкими шагами пересек разделявшее их пространство и схватил ее в объятия. Она безуспешно попыталась оттолкнуть его. Его губы нашли ее опухшее горло, и он почувствовал там уплотнения и ощутил сжигавший ее жар. – Моя дорогая, моя драгоценная, – шептал он ей, – я пришел за вами обоими. Ты слышишь меня?
– Поздно. – Она покачала головой.
– Нет!
– Я не оставлю мадам Блю, – настаивала Сарина. – Нельзя, чтобы ее швырнули в общую могилу и засыпали известью. Я обещала ей, Дженсон, и я выполню свое обещание.
– Сарина, ради тебя самой, – молил он, – и ради Майкла Стивена откажись от своей клятвы. Она поймет и простит тебя.
– Но я не прощу себя! Я оставила моего отца лежать среди чужих могил и не хочу, чтобы и ее постигла та же участь.
Он положил ее голову к себе на грудь и стал гладить ей волосы.
– Я люблю тебя, Сарина, и не хочу, чтобы ты умерла. Пожалуйста, пойдем со мной… пойдем со мной сейчас.
Сарина изо всех сил прижалась к нему. Она так хотела жить! Она хотела жить для Дженсона и для своего сына. Но она уже заболела и знала, что при чуме Бог милует только избранных. Пойти с Дженсоном означало заразить их обоих – и его, и Майкла Стивена, за которого она так долго, так отчаянно боролась. Нет, покачала она головой, она не станет этого делать ради двух-трех оставшихся у нее дней жизни.
– Возьми Майкла Стивена на корабль, Дженсон, – заклинала она, борясь с приступом кашля, – и плыви прочь из Гонконга, пока вы оба еще здоровы.
– Ты готова пожертвовать собой ради старухи? – возмутился он, не в силах сдержать горечь и гнев.
– Когда умрет Чин Лин, я снова осиротею, – тихо сказала она.
– Чин Лин? – Дженсон нахмурился. – Кто такая Чин Лин?
Она улыбнулась странной грустной улыбкой, словно знала что-то, недоступное другим.
– Сарина! – Он схватил ее за плечи и потряс: неужели у нее начался бред? – Сарина!
– Когда-нибудь я расскажу тебе о Чин Лин, – пробормотала она и, высвободившись, пошла к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Во Шукэн стоял на палубе корабля, сложив руки на груди и хмурясь от нетерпения. Наконец вдали показалась гавань Гонконга. Чтобы снять растущее возбуждение, он начал прохаживаться по палубе, и полы его длинного халата волочились по деревянному настилу, когда он гневно мерил шагами это небольшое пространство. Успеет ли он вовремя? Он проклинал себя за свою гордость, которая удерживала его вдали от нее все эти месяцы.
Хотя она победила его и посмеялась над той любовью, которую они когда-то разделяли, с того дня в его чреслах поселилась ноющая боль, которую не могла облегчить даже его возлюбленная Ли. Похоть похожа на голод, который легко насытить, в то время как любовь – это редчайшее из переживаний, и ее удостаиваются лишь избранные. Они с Чин Лин были такими.
Страх завладел его сердцем, обручем сжимая голову. То, что начала его гордость, могла закончить чума.
Во с силой ударил кулаком по поручням.
– Позвольте мне успеть, – взмолился он, глядя в вышину, откуда налетел порыв ветра. – Пожалуйста, позвольте мне успеть!
И пока корабль прорезал волны, следуя в Гонконг, Во упал на колени и начал молиться.
Дженсон едва ли мог винить капитана за то, что тот распорядился бросить якорь посередине гавани, на значительном расстоянии от доков. Не мог он обвинять и моряков, согласившихся спустить на воду лишь маленькую лодочку, но наотрез отказавшихся сопровождать его на берег. «Почему они должны рисковать своей жизнью?» – спрашивал он себя, пока коляска ползла по Баньян-стрит, а затем по Казуарина-роуд. Он-то ехал за своей женщиной и ребенком, а не за их.
Все время, что экипаж катил по опустевшим улицам, Дженсон нетерпеливо постукивал пальцами по двери коляски в ритм движению лошади. Наконец коляска остановилась у дома с закрытыми серыми ставнями.
Он выпрыгнул из коляски, пробежал по дорожке и одним махом одолел ступени крыльца. Дверь была заперта. Выругавшись себе под нос, он обошел дом, подергал заднюю дверь и, не получив ответа, разбил окно кухни. Он влез в темный дом. Быстро обежав одну комнату за другой, Дженсон не нашел ничего, кроме тишины, запаха болезни и карболки. К тому времени, как он вернулся к коляске, его грудь тяжело вздымалась и он дрожал, словно больной.
Неужели они умерли? Неужели он опоздал? Дженсон прислонился к стенке экипажа. Он прервал свое путешествие, когда известие об эпидемии достигло Кантона, но слишком много драгоценного времени было потеряно на то, чтобы собрать команду, хотя он предлагал огромные суммы любому, кто согласится отплыть с ним в погибающую от чумы британскую колонию. А сейчас, когда он наконец здесь, Сарина пропала.
– Дом мадам Блю на улице Цветка Дракона, – рявкнул он вознице, опускаясь на сиденье.
Это единственное место, где она еще могла быть.
Кто-то стучал в дверь.
Сарина с трудом сфокусировала взгляд на лежавшей перед ней на кровати женщине, недоумевая, то ли это Майкл Стивен бьет по стене своей комнаты, требуя внимания, то ли ее собственное дыхание с таким шумом вырывается из груди. Она кашлянула, быстро наклонила голову и снова кашлянула. Прикоснувшись к своему лбу, она обнаружила, что он пылает и мокр от пота. Щеки горели, а голова разламывалась.
Стены снова задрожали от стука. Каждый удар болезненно отзывался в ее голове, и в конце концов она поняла, что у входной двери кто-то стоит. Бросив тревожный взгляд на мадам Блю, Сарина с трудом поднялась на ноги и медленно поплелась к двери. С каждым шагом ее тело пронзала мучительная боль. Вцепившись обеими руками в перила, она начала спускаться, но потные ладони скользили по деревянным перилам.
Она пересекла холл, остановившись лишь на мгновение, чтобы прислушаться. Яростный стук возобновился. Ей потребовалось собрать все свои угасающие силы, чтобы отодвинуть засов и слегка приоткрыть дверь.
– Сарина!
Она покачнулась и попыталась захлопнуть дверь, но Дженсон вставил в проем ногу.
– Сарина, слава Богу, ты жива! – Но при взгляде на ее раскрасневшееся, мокрое от пота лицо радость его угасла.
Ее сердце замерло: он пришел за ней!
– Пожалуйста, Дженсон, – хрипло прошептала Сарина, пятясь назад, когда он сделал движение, чтобы войти в дом, – уходи. Здесь опасно.
Он потянулся к ней, но она отошла.
– Сарина! – вскричал он, чувствуя, как его сердце разрывается от горя. Он опоздал. Опоздал!
– О Дженсон! – От жара у нее перед глазами поплыли круги. – Льюис Дин умер. Все девушки уехали, а мадам Блю умирает.
– А Майкл Стивен?
– Каким-то чудом Бог уберег нашего сына. Возьми его с собой, Дженсон. – Она обернулась к лестнице и слабо махнула рукой. – Комната в конце коридора на третьем этаже.
– Я возьму с собой вас обоих, Сарина. – Он несколькими широкими шагами пересек разделявшее их пространство и схватил ее в объятия. Она безуспешно попыталась оттолкнуть его. Его губы нашли ее опухшее горло, и он почувствовал там уплотнения и ощутил сжигавший ее жар. – Моя дорогая, моя драгоценная, – шептал он ей, – я пришел за вами обоими. Ты слышишь меня?
– Поздно. – Она покачала головой.
– Нет!
– Я не оставлю мадам Блю, – настаивала Сарина. – Нельзя, чтобы ее швырнули в общую могилу и засыпали известью. Я обещала ей, Дженсон, и я выполню свое обещание.
– Сарина, ради тебя самой, – молил он, – и ради Майкла Стивена откажись от своей клятвы. Она поймет и простит тебя.
– Но я не прощу себя! Я оставила моего отца лежать среди чужих могил и не хочу, чтобы и ее постигла та же участь.
Он положил ее голову к себе на грудь и стал гладить ей волосы.
– Я люблю тебя, Сарина, и не хочу, чтобы ты умерла. Пожалуйста, пойдем со мной… пойдем со мной сейчас.
Сарина изо всех сил прижалась к нему. Она так хотела жить! Она хотела жить для Дженсона и для своего сына. Но она уже заболела и знала, что при чуме Бог милует только избранных. Пойти с Дженсоном означало заразить их обоих – и его, и Майкла Стивена, за которого она так долго, так отчаянно боролась. Нет, покачала она головой, она не станет этого делать ради двух-трех оставшихся у нее дней жизни.
– Возьми Майкла Стивена на корабль, Дженсон, – заклинала она, борясь с приступом кашля, – и плыви прочь из Гонконга, пока вы оба еще здоровы.
– Ты готова пожертвовать собой ради старухи? – возмутился он, не в силах сдержать горечь и гнев.
– Когда умрет Чин Лин, я снова осиротею, – тихо сказала она.
– Чин Лин? – Дженсон нахмурился. – Кто такая Чин Лин?
Она улыбнулась странной грустной улыбкой, словно знала что-то, недоступное другим.
– Сарина! – Он схватил ее за плечи и потряс: неужели у нее начался бред? – Сарина!
– Когда-нибудь я расскажу тебе о Чин Лин, – пробормотала она и, высвободившись, пошла к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91