К тому же Игнасио уже восемнадцать, и, если ему хочется с ней встречаться, это его личное дело. Нет никаких причин запрещать ему видеться с Эсмеральдой.
Через несколько дней Кинтин сказал своему брату, что готов ему помочь. Эсмеральда – очень красивая девушка; возможно, ее светлые волосы и зеленые глаза убедят Буэнавентуру и Ребеку посмотреть на вещи шире и не упираться в ее незаконное происхождение. И потом, она в этом не виновата, она всего лишь жертва. Он попросит Ребеку устроить в ближайшую субботу праздник, и мы пригласим Эсмеральду. Меня обрадовало, что Кинтин взялся помогать брату. Тогда еще это был мой прежний Кинтин, с которым мы занимались любовью в саду нашего дома в Понсе, окутанные терпким ароматом папоротника.
В то лето почти каждый вечер мы с Кинтином устраивали вечеринки для наших друзей. Ребека относилась к этому весьма положительно, а Буэнавентура находил удовольствие в том, что предлагал гостям отведать разные импортные вкусности из своих товаров и снять пробу с его новых сортов вин, которые еще никто не пробовал. Мы с Кинтином пригласили нескольких наших друзей из Сан-Хуана, а я – нескольких подруг из Понсе. Среди них была Эсмеральда Маркес.
В тот вечер Эсмеральда с матерью прибыли в дом на берегу лагуны в черном «кадиллаке-флитвуд» с серебристым бампером. Донья Эрмелинда взяла его напрокат вместе с шофером в униформе. Когда Эсмеральда вышла из машины, я потеряла дар речи. Такого красивого платья я не видела за всю свою жизнь. Весь лиф целиком был заткан вышивкой. А грудь закрывало нечто похожее на белое облако; юбка из шелкового органди окутывала ноги, будто воды волшебного озера. Позади выступала донья Эрмелинда, с головы до ног затянутая в черное, с золотой загогулиной на голове – для равновесия. Она была напудрена и накрашена так тщательно, что сверкала, словно жемчужина, обернутая в роскошную черноту своего туалета.
Игнасио представил донью Эрмелинду и Эсмеральду своим родителям. Буэнавентура был очарован. Его тянуло к необычным людям, и донья Эрмелинда ему сразу понравилась. Он предложил ей бокал шампанского и повел по гостиной, представляя остальным гостям. Игнасио взял под руку Эсмеральду и стал знакомить ее с молодежью, но, поговорив то с одним, то с другим две-три минуты, они незаметно уединились на террасе, где Игнасио хотел показать Эсмеральде полную луну, трепетавшую над водой лагуны. Когда Ребека увидела, что они держатся за руки, она почувствовала озноб. Эсмеральда Маркес производила впечатление хорошо воспитанной девушки. Ее платье из белого органди ей очень шло, поскольку подчеркивало смуглый оттенок кожи. Но Ребека никогда ничего не слышала ни о какой семье Маркес, и это ее тревожило.
Ребека подсела к своим подругам и стала наблюдать за доньей Эрмелиндой издалека. Буэнавентура показывал ей дом, в том числе и столовую. Донья Эрмелинда выразила восхищение стульями с изображениями конкистадоров и неумеренно их нахваливала. Из столовой они перешли на террасу, где вот-вот должны были начаться танцы. Донья Эрмелинда велела принести стул и поставила его у самой танцевальной площадки. Потом села, достала из сумочки веер из черных кружев, который дон Боливар когда-то привез ей из Испании, и стала им обмахиваться. Он выпила шампанского и сделала знак официанту, чтобы он снова наполнил бокал. Маменьки нескольких приглашенных девушек, сеньоры ее возраста, сели рядом с ней, и, обмахиваясь веерами в унисон, все вместе непринужденно повели между собой разговор с шутками и смехом.
Ребека чем дальше, тем больше удивлялась поведению доньи Эрмелинды. Она была здесь чужой, а держала себя так, будто знала семью Мендисабаль всю жизнь. Ребека присмотрелась к ней поближе. Она действительно выглядела очень элегантно, но что-то в ней было фальшивое, и чем дольше присматривалась Ребека, тем больше в этом убеждалась. Она никак не могла отделаться от этой мысли и тогда, когда зазвучали первые звуки пасадобля.
Оркестру, заказанному для праздника, Игнасио, чтобы сделать приятное Буэнавентуре, велел исполнять только испанскую музыку. Он пригласил на танец Эсмеральду, но вскоре они затерялись в самом укромном уголке террасы, окутанные облаком ее платья. Буэнавентура подошел к Ребеке и тоже пригласил ее танцевать.
– Тебе придется смириться с тем, что это твоя невестка, – прошептал он ей на ухо. – Я хорошо знаю Игнасио: он женится на ней, как только закончит университет. Он такой же упрямый, как ты, так что будет лучше, если ты начнешь привыкать к этой мысли прямо сейчас. – Но Ребека молчала, в задумчивости то открывая, то закрывая веер на плече Буэнавентуры и сверля глазами донью Эрмелинду, и тогда Буэнавентура сжал ее в объятиях и тихо сказал: – Помнишь, какие мы были в этом возрасте, когда влюбились друг в друга на празднике твоей коронации? У меня ни сентаво за душой, даже на собственные похороны, а я был счастливейшим человеком в мире. Сегодня мы можем позволить себе роскошь быть снисходительными к нашим детям и сделать так, чтобы им не пришлось испытать те трудности, которые выпали на нашу долю.
Ребека молча продолжала играть веером, прильнув к Буэнавентуре и позволяя ему целовать себя в ушко. Она всегда делалась сентиментальной, когда играли пасадобль, а сейчас звучал один из ее любимых, который назывался «Медальон».
Вдруг Ребека выпрямилась и уперлась пальцами, унизанными бриллиантовыми кольцами, в грудь Буэнавентуре. Она незаметно отстранилась от него. «Хватит говорить глупости, лучше веди меня к тому месту, где сидит донья Эрмелинда. Кажется, я догадалась, что меня беспокоило». Они сделали веронику и пересекли площадку, ускоряя шаг; ботинки Буэнавентуры из шевро ловко и слаженно скользили в такт с причудливыми туфельками Ребеки. Ребека внимательно наблюдала за доньей Эрмелиндой и, когда они оказались рядом с ней, сделала так, что Буэнавентура резко повернулся, а она, освободив правую руку, сшибла веером с головы доньи Эрмелинды ее золотую чалму. Музыка смолкла, послышались возгласы удивления.
Когда чалма доньи Эрмелинды слетела на пол и покатилась, Буэнавентура остановился. Ребека повернулась и с выражением замешательства и Удивления направилась к гостье. Она рассыпалась в извинениях и умоляла ее простить; она смотрела в другую сторону, сказала она, когда Буэнавентура вдруг резко повернулся влево. Лицо доньи Эрмелинды стало серым. Послышался смешок, потом какое-то злое замечание. Некая сеньора сказала, что на голове у доньи Эрмелинды что-то вроде огромной корзины из завитушек, но тут же приложила веер ко рту. Однако донья Эрмелинда и бровью не повела. Она не сморгнув обвела присутствующих взглядом, с достоинством поднялась со стула и несколько раз тряхнула головой, чтобы непроходимые заросли волос разметались еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Через несколько дней Кинтин сказал своему брату, что готов ему помочь. Эсмеральда – очень красивая девушка; возможно, ее светлые волосы и зеленые глаза убедят Буэнавентуру и Ребеку посмотреть на вещи шире и не упираться в ее незаконное происхождение. И потом, она в этом не виновата, она всего лишь жертва. Он попросит Ребеку устроить в ближайшую субботу праздник, и мы пригласим Эсмеральду. Меня обрадовало, что Кинтин взялся помогать брату. Тогда еще это был мой прежний Кинтин, с которым мы занимались любовью в саду нашего дома в Понсе, окутанные терпким ароматом папоротника.
В то лето почти каждый вечер мы с Кинтином устраивали вечеринки для наших друзей. Ребека относилась к этому весьма положительно, а Буэнавентура находил удовольствие в том, что предлагал гостям отведать разные импортные вкусности из своих товаров и снять пробу с его новых сортов вин, которые еще никто не пробовал. Мы с Кинтином пригласили нескольких наших друзей из Сан-Хуана, а я – нескольких подруг из Понсе. Среди них была Эсмеральда Маркес.
В тот вечер Эсмеральда с матерью прибыли в дом на берегу лагуны в черном «кадиллаке-флитвуд» с серебристым бампером. Донья Эрмелинда взяла его напрокат вместе с шофером в униформе. Когда Эсмеральда вышла из машины, я потеряла дар речи. Такого красивого платья я не видела за всю свою жизнь. Весь лиф целиком был заткан вышивкой. А грудь закрывало нечто похожее на белое облако; юбка из шелкового органди окутывала ноги, будто воды волшебного озера. Позади выступала донья Эрмелинда, с головы до ног затянутая в черное, с золотой загогулиной на голове – для равновесия. Она была напудрена и накрашена так тщательно, что сверкала, словно жемчужина, обернутая в роскошную черноту своего туалета.
Игнасио представил донью Эрмелинду и Эсмеральду своим родителям. Буэнавентура был очарован. Его тянуло к необычным людям, и донья Эрмелинда ему сразу понравилась. Он предложил ей бокал шампанского и повел по гостиной, представляя остальным гостям. Игнасио взял под руку Эсмеральду и стал знакомить ее с молодежью, но, поговорив то с одним, то с другим две-три минуты, они незаметно уединились на террасе, где Игнасио хотел показать Эсмеральде полную луну, трепетавшую над водой лагуны. Когда Ребека увидела, что они держатся за руки, она почувствовала озноб. Эсмеральда Маркес производила впечатление хорошо воспитанной девушки. Ее платье из белого органди ей очень шло, поскольку подчеркивало смуглый оттенок кожи. Но Ребека никогда ничего не слышала ни о какой семье Маркес, и это ее тревожило.
Ребека подсела к своим подругам и стала наблюдать за доньей Эрмелиндой издалека. Буэнавентура показывал ей дом, в том числе и столовую. Донья Эрмелинда выразила восхищение стульями с изображениями конкистадоров и неумеренно их нахваливала. Из столовой они перешли на террасу, где вот-вот должны были начаться танцы. Донья Эрмелинда велела принести стул и поставила его у самой танцевальной площадки. Потом села, достала из сумочки веер из черных кружев, который дон Боливар когда-то привез ей из Испании, и стала им обмахиваться. Он выпила шампанского и сделала знак официанту, чтобы он снова наполнил бокал. Маменьки нескольких приглашенных девушек, сеньоры ее возраста, сели рядом с ней, и, обмахиваясь веерами в унисон, все вместе непринужденно повели между собой разговор с шутками и смехом.
Ребека чем дальше, тем больше удивлялась поведению доньи Эрмелинды. Она была здесь чужой, а держала себя так, будто знала семью Мендисабаль всю жизнь. Ребека присмотрелась к ней поближе. Она действительно выглядела очень элегантно, но что-то в ней было фальшивое, и чем дольше присматривалась Ребека, тем больше в этом убеждалась. Она никак не могла отделаться от этой мысли и тогда, когда зазвучали первые звуки пасадобля.
Оркестру, заказанному для праздника, Игнасио, чтобы сделать приятное Буэнавентуре, велел исполнять только испанскую музыку. Он пригласил на танец Эсмеральду, но вскоре они затерялись в самом укромном уголке террасы, окутанные облаком ее платья. Буэнавентура подошел к Ребеке и тоже пригласил ее танцевать.
– Тебе придется смириться с тем, что это твоя невестка, – прошептал он ей на ухо. – Я хорошо знаю Игнасио: он женится на ней, как только закончит университет. Он такой же упрямый, как ты, так что будет лучше, если ты начнешь привыкать к этой мысли прямо сейчас. – Но Ребека молчала, в задумчивости то открывая, то закрывая веер на плече Буэнавентуры и сверля глазами донью Эрмелинду, и тогда Буэнавентура сжал ее в объятиях и тихо сказал: – Помнишь, какие мы были в этом возрасте, когда влюбились друг в друга на празднике твоей коронации? У меня ни сентаво за душой, даже на собственные похороны, а я был счастливейшим человеком в мире. Сегодня мы можем позволить себе роскошь быть снисходительными к нашим детям и сделать так, чтобы им не пришлось испытать те трудности, которые выпали на нашу долю.
Ребека молча продолжала играть веером, прильнув к Буэнавентуре и позволяя ему целовать себя в ушко. Она всегда делалась сентиментальной, когда играли пасадобль, а сейчас звучал один из ее любимых, который назывался «Медальон».
Вдруг Ребека выпрямилась и уперлась пальцами, унизанными бриллиантовыми кольцами, в грудь Буэнавентуре. Она незаметно отстранилась от него. «Хватит говорить глупости, лучше веди меня к тому месту, где сидит донья Эрмелинда. Кажется, я догадалась, что меня беспокоило». Они сделали веронику и пересекли площадку, ускоряя шаг; ботинки Буэнавентуры из шевро ловко и слаженно скользили в такт с причудливыми туфельками Ребеки. Ребека внимательно наблюдала за доньей Эрмелиндой и, когда они оказались рядом с ней, сделала так, что Буэнавентура резко повернулся, а она, освободив правую руку, сшибла веером с головы доньи Эрмелинды ее золотую чалму. Музыка смолкла, послышались возгласы удивления.
Когда чалма доньи Эрмелинды слетела на пол и покатилась, Буэнавентура остановился. Ребека повернулась и с выражением замешательства и Удивления направилась к гостье. Она рассыпалась в извинениях и умоляла ее простить; она смотрела в другую сторону, сказала она, когда Буэнавентура вдруг резко повернулся влево. Лицо доньи Эрмелинды стало серым. Послышался смешок, потом какое-то злое замечание. Некая сеньора сказала, что на голове у доньи Эрмелинды что-то вроде огромной корзины из завитушек, но тут же приложила веер ко рту. Однако донья Эрмелинда и бровью не повела. Она не сморгнув обвела присутствующих взглядом, с достоинством поднялась со стула и несколько раз тряхнула головой, чтобы непроходимые заросли волос разметались еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114