Хладнокровно и цинично они перечисляли имена тех, кого поведут на плаху, схватят и закуют в цепи, хотя только вчера они с подлым двуличием именовали их героями, своими добрыми друзьями и братьями.
Эдит понимала, что она не вправе выдавать свой ужас. Все силы души она употребляла на то, чтобы побороть страх, чтобы подавить лихорадочную дрожь, сотрясавшую все ее существо, чтобы не застучать зубами, как это бывает с детьми, когда им привидится кошмарный сон.
Наконец подошло время отъезда.
Эдит почувствовала, как чья-то холодная, словно змеиное жало, рука тянется к ее лицу. Но она не посмела отшатнуться.
Пусть они ее будят, пусть изо всех сил трясут за плечи, Эдит долго не разомкнет глаз! Потом, зевая и пошатываясь, она склонится на плечо сестры Ремигии, которая, поддерживая девушку, должна будет вести ее по лестнице до самого экипажа.
Госпожа Антуанетта проводила их.
– В доме нет ни одного мужчины, чтобы открыть ворота, – пожаловалась она. – Всех взяли на баррикады, даже привратник ушел. Мы совершенно одни. Если бы кучер не был глух и хром, его бы, наверное, тоже забрали.
Баронесса дошла до самой кареты, чтобы своими глазами убедиться, что монахиня увезла с собой Эдит.
Мало ли что может быть? Осмотрительность никогда не мешает.
Только когда баронесса увидела, что Эдит тяжело опустилась на сиденье и тут же уронила голову на грудь, она окончательно успокоилась и вернулась в свои апартаменты.
Фамильная карета медленно покатилась по темным улицам, то и дело натыкаясь на вывороченные камни мостовой. Кучер клевал носом.
Когда карету обступил мрак, Эдит открыла глаза.
Что она высматривала во тьме? О чем думала?
Лишь об одном.
Бежать!
Бежать во что бы то ни стало! Бежать, если бы даже сонм чертей охранял дверцы кареты, если бы даже призраки всех мертвецов, погибших в тот кровавый день, разгуливали по неосвещенным улицам мрачного города.
Эдит бросила пристальный взгляд на свою спутницу.
Та уже спала.
Не притворялась, как Эдит, а в самом деле спала сном праведницы после сытной трапезы.
Когда карета миновала центр города и выехал на линию бульваров, монахиня захрапела во сне. Выпитый ликер сделал свое дело.
Как только девушка услышала этот храп, она осторожно открыла дверцу кареты и выпрыгнула на мостовую.
Кучера можно было не опасаться: он был глуховат и, вероятно, тоже дремал на козлах.
Со всех ног. насколько ей позволяло дыханье, она бросилась бежать по аллее бульвара к городу.
Лишь достигнув первой темной улицы, Эдит оглянулась и увидела одинокий огонек фонаря, который, словно бродячий светлячок, все уменьшался, по мере того как карета увозила монахиню все дальше и дальше во мрак беззвездной ночи.
Только бы ночная прохлада не разбудила сестру Ремигию раньше времени. Ведь тогда за Эдит устремились бы в погоню.
Девушка торопливо завернула за угол и пошла быстрым шагом по тихой и темной улице.
В глухую полночь, когда не видно ни зги, беззащитная девушка, почти ребенок, бесстрашно шла по неосвещенному, тревожно спящему огромному городу, разыскивая ту улицу, тот дом, где она никогда еще не была, чтобы увидеть женщину, которую она никогда еще не видала.
Лишь безграничная, самозабвенная любовь могла превратить это слабое существо в настоящую героиню, способна была придать ей силы для такого подвига.
Куда идти? Как не заплутаться в этой темноте?
Высокий купол собора св. Стефана служил ей единственным ориентиром.
Улица Зингерштрассе должна быть где-то в той стороне. Следовательно, надо прежде всего выйти к собору. Авось по дороге встретится добрая душа, которая подскажет ей, куда идти дальше.
Теперь Эдит могла дать выход своему волнению. Пусть громко стучит сердце, пусть дрожит каждый нерв, – теперь ее уже никто не видит.
Трясясь словно в лихорадке, задыхаясь от бега, Эдит миновала одну улицу, затем другую; она спешила к заветной цели – высокой готической башне собора. Кругом по-прежнему царили мрак и тишина. Ей чудилось, будто она пробирается по глубокому подземелью в каком-то сказочном лабиринте. На узких улицах центра города, среди многоэтажных домов ночь казалась еще темнее. Все окна были завешаны, фонари потушены: нельзя, чтобы осаждающие нащупали хотя бы одну мишень.
Все, кто смел духом, – на окраинах, у городских ворот, на баррикадах; все, кто робок, – в подвалах, в поисках спасения от снарядов. Город вымер. Улицы пустынны.
Девушка бежит, едва касаясь земли, не слыша звука собственных шагов. Ей очень страшно; она боится темноты, своего одиночества, но гораздо сильнее этого страха чувство любви к Рихарду, которому сейчас грозит смертельная опасность; она обязательно должна его спасти! Подобно горячечному бреду, одолевающему в конце концов тяжелобольного, внезапно родившаяся отчаянная отвага помогла ей превозмочь страх. Эдит походила в тот час на тех больных горячкой людей, которые вскакивают в забытьи с постели, бросаются к окну, чтобы выпрыгнуть из него; они способны бежать босиком по острым камням, кинуться в реку, не умея плавать, напасть на более сильного человека, – и все это от страха, в исступлении.
Эдит остановилась и прислушалась: уже второй раз или часы на городской башне. Значит, она блуждает уже полчаса, а между тем ей было хорошо известно, что за полчаса центральные улицы Вены можно пересечь, идя спокойным шагом. Стало быть, она сбилась с пути. Она обрадовалась, очутившись на небольшой площади, где скрещивалось несколько улиц.
Эдит снова стала искать глазами купол собора св. Стефана. Теперь он высился вправо от нее.
Итак, она все-таки не ошиблась!
Зингерштрассе должна находиться где-то поблизости. Но как разглядеть в этом кромешном мраке табличку с названием улицы и номером дома?
Девушка остановилась на углу какой-то улицы и присела на каменную тумбу. Только теперь она почувствовала усталость.
В третий раз послышался неторопливый, степенный бой городских часов. Они пробили двенадцать ударов.
И лишь только отзвучал последний удар, как с какой-то ближней башни в воздух взвилась красная ракета, озарив тусклым светом соседние дома и прочертив на темном небе все тот же таинственный вопросительный знак. Кто мог бы объяснить, о чем вопрошала она, какого ждала ответа?
Воспользовавшись мгновенным проблеском света, Эдит поспешно взглянула на угол ближайшего дома, ища на нем табличку с названием улицы.
Сердце ее вздрогнуло от радости: прямо над ее головой висела дощечка, на которой узким, готическим шрифтом было выведено: «Зингерштрассе».
Сила и вера наполнили ее сердце. Ее взял под свое покровительство добрый ангел-хранитель, он ведет ее за руку прямо к цели! Эта сладкая вера успокоила девушку. Нет, не слепая случайность привела ее сюда, а само провидение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158