Лефор покачал головой.
– Вы не удовлетворены, капитан? – удивился Ламбер. – Неужели вы настолько несговорчивы?
– Не то, – возразил Лефор. – Бог свидетель: если хотя бы четверть всего, что здесь написано, правда, то я – счастливейший человек в королевстве и Новом Свете. Да что там четверть! Мне и этого много, господин королевский секретарь! Теперь я могу вернуться на острова и проведать своего злейшего врага Мерри Рулза! Один Господь знает, что он сделал с отважнейшим капитаном, верным слугой отечества и островов, господином Байярделем! Если бы я оказался наделен этими правами, сударь, я сейчас же навел бы на Мартинике порядок! А если Байярдель в тюрьме – я бы лично освободил его и восстановил в правах! Но Боже мой! Что могло произойти за это время с моим другом Байярделем!..
Он помолчал и бросил взгляд на Сен-Нектера, потом повернулся к Ламберу.
– Знаете, сударь, – хриплым голосом произнес он, – нехорошо смеяться над старым и глупым искателем приключений.
Королевский секретарь грянул кулаком об стол:
– Как вы можете говорить, капитан, что я смеюсь над вами? Разве вы не видите, что бумага у меня в руках и я собираюсь передать ее вам вместе с другой, не менее для вас значимой? Смотрите же, капитан, видите подпись его величества? Хотите посмотреть поближе?
Он протянул листок Лефору, и тот торопливо пробежал его глазами, после чего так заволновался, что Сен-Нектер испугался, как бы флибустьера не хватил удар.
– Черт подери! – вскричал Ив. – Все верно… Прерогативы адмирала! Особые привилегии!.. Квадратный флаг на грот-мачту! Четыре фонаря на корму! Святые небеса! Что скажет командор? Мерри Рулз сдохнет от злости!
– Капитан! – молвил Ламбер. – Командор де Пуэнси в своем письме к его величеству указал, что вы сами уничтожили свое каперское свидетельство, подписанное его рукой, из-за преступления, совершенного Мерри Рулзом. Но командор де Пуэнси указал, что, если вы пожелаете вернуться на острова, никто больше вас не заслуживает другого патента, и командор попросил короля вам помочь. Это и сделано, сударь. Вам выдано требуемое свидетельство, оно также подписано его величеством. Кроме всего прочего, разрешение дает вам право вооружать суда и составлять эскадры. Вы вправе, капитан, сами набирать матросов… Вот это свидетельство, сударь.
Лефор вышел вперед за новой грамотой с королевской печатью красного воска.
Сен-Нектер вскочил, подбежал к флибустьеру и обнял его, хлопнув по плечу. Взволнованный Лефор с чувством обнял его.
В тот момент, когда Ив ожидал этого меньше всего, королевский секретарь подошел к нему и набросил ему на шею цепочку. На цепочке висела медаль с профилем его величества.
Ламбер улыбнулся, видя растерянность флибустьера, и сказал:
– Его величество решил подарить вам свой портрет в таком вот виде.
На глаза Лефора навернулись слезы.
– Примите и мои поздравления, капитан, – проговорил Ламбер и тоже похлопал Ива по плечу. – Эти грамоты были готовы с утра. Его высокопреосвященство приказал мне прежде обратиться к вам с предложением, которое вы отклонили. Думаю, что вы поступили правильно. Вы ведь и так ничего не теряете, верно?
Лефор благоговейно сложил бесценные бумаги и спрятал у себя на груди.
– Куда теперь? – спросил Сен-Нектер.
– Я должен отыскать своего монаха Фовеля и главу ордена доминиканцев. Они, верно, беспокоятся. Ведь им неизвестно, что со мною сталось, они не знают, что Мари Дюпарке временно утверждена в должности. Сейчас помчусь к королевскому судье, ведь вы сказали, что оба монаха – его гости?
– Я провожу вас, – предложил мушкетер.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Удивление отца Фовеля
День был в самом разгаре, и Лефор успел проголодаться; он всегда испытывал голод, когда волновался, независимо от того, что послужило причиной волнения: опасность или большая радость. Он сказал своему спутнику, что у него живот прирос к позвоночнику.
Колбаски, которые он съел утром, успели забыться. Но когда оба капитана прибыли в особняк Жака Тардье, королевский судья уже заканчивал обед в компании двух святых отцов.
Как только лакей доложил о приходе Лефора, судья сам вышел ему навстречу.
– Это вы, капитан! – воздел он к небу руки. – Где, черт побери, вы пропадали? Отец Фовель в отчаянии. Он только и говорит о том, как взломать ворота Бастилии и вызволить вас из неволи. Напрасно я его уверял, что король, как и кардинал, отнесся к вам с огромной заботой, – он не хотел мне верить! Ей-Богу, славный монах принимает меня за предателя и подвергает сомнению все, что бы я ни сказал…
– Могу поклясться, что мое присутствие его успокоит, – заверил Лефор.
– Зато отец Фейе, – продолжал королевский судья, – исполнен ангельского терпения. Он получил благословение его высокопреосвященства и теперь ведет себя так, словно только за этим и прибыл в столицу.
– Он хотя бы обрадовался решению его величества? – спросил искатель приключений.
– Обрадовался? Да как вам сказать… – уклончиво начал Жак Тардье. – Мне показалось, что достойный святой отец чувствует себя потерянным в большом городе. Он боится выходить на улицу, совершенно апатичен…
– А вы не знаете, в курсе ли доминиканец о решении, принятом королем относительно госпожи Дюпарке?
– Разумеется. Примерно полчаса назад здесь был посланец короля, он доставил сообщение чрезвычайной важности. Мы как раз садились за стол, и святой отец выглядел вполне довольным.
– Еще бы! Есть чему радоваться! – воскликнул Ив. – Хоть раз правда побеждает, а зло повержено. Видите ли, господин королевский судья, я бы с превеликой радостью проткнул шпагой этого проклятого шевалье де Виллера… Однако вы этого не захотели.
Жак Тардье рассмеялся, а потом сказал:
– Будьте осторожны! Я королевский судья, и вы дали мне слово! Несмотря на то что я ваш друг, мне придется вас арестовать, если вы нарушите приказ короля и окажете неповиновение!
– А знаете, у меня при себе бумага, подписанная его величеством, – теперь вы ничего не можете мне сделать! Отныне я подчиняюсь только адмиралтейству и сам буду судить за преступления!
– Я рад за вас! – искренне произнес Тардье. – Да входите же, господа! Вы обедали? Нет! Проходите! Садитесь за стол. Вам, вероятно, нужно многое нам рассказать!
Лефор прошел вперед. Он шагал решительно, громко стуча тяжелыми сапогами по плитам галереи.
Но не успел капитан сделать и двадцати шагов, навстречу ему уже спешил отец Фовель, покинувший столовую, едва он заслышал голос Ива.
– Черт побери! – воскликнул монах. – Лефор! Наконец-то!
– Да, монах! – подтвердил капитан. – Лефор собственной персоной.
Он не успел ничего сказать: монах бросился ему на шею и, похлопывая по плечу, успел шепнуть:
– Я уж думал, вас упрятали в Бастилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109