На губах Лефора мелькнула таинственная улыбка.
– Обещаю, что если эта дата останется в моей памяти, то и вы не скоро забудете этот день!.. Я задумал небольшой праздник, – прибавил он, потирая руки, – но больше пока ничего не скажу!
Мари забросала его вопросами, но Лефор отказался отвечать. В это время негритянки доложили, что ужин готов.
– Полагаю, вы еще не ужинали, – сказала Мари, – и не откажетесь разделить с нами трапезу!
– Разумеется! – кивнул Лефор. – А потом, мадам, я попрошу вашего внимания.
* * *
Лефору пришлось поведать о своем пребывании в Париже, о приеме при дворе и у кардинала. Он показал королевские грамоты, подаренную шпагу. Рассказывал он так, словно все это произошло с кем-то другим; ему и самому до сих пор не верилось, что случай сослужил ему такую службу.
Но вот ужин подошел к концу, сотрапезники вышли из-за стола и расселись в большой гостиной, Мари – на банкетке, а Лефор, Байярдель и Лагарен – вокруг нее, в креслах.
Флибустьер вынул трубку, размял табак, пригласил товарищей последовать его примеру и прикурил от свечи.
– Ваше высокопревосходительство! – вдруг объявил он совсем другим тоном. – Имею честь вам сообщить, что отец Фейе прибудет на днях с посланием короля, утверждающим вас в должности генерал-губернатора Мартиники вплоть до прибытия вашего деверя Водрока, который будет править островом до достижения юным Жаком совершеннолетия. Однако я не думаю, что следует непременно дожидаться прибытия святого отца, чтобы наказать предателей, виновных в бунте. Каждый должен получить по заслугам. Вы знаете виновных лучше меня. Скажите, как с ними поступить.
– Капитан! Вчера я подписала письмо, в котором обещала испросить у его величества прощение для всех преступников, – призналась Мари. – Хотя предатели и клятвопреступники принесли мне немало страданий, я не хочу нарушать данного слова.
– Как?! – растерялся флибустьер. – Вы намерены помиловать виновных?
– Я обещала! И сделаю, как сказала, а король пусть судит и выносит решение.
Лефор изобразил изумление и обернулся к Байярделю, призывая его в свидетели:
– Знаете, дружище, я ни о чем не жалею. Один мой друг говаривал: дохлый кот не мяукает… Я вот знаю двух негодяев, которым его величество уже не поможет.
– Что вы хотите этим сказать? – вскинулась Мари, не смея верить своей догадке.
– Я знаю, что было бы лучше спросить вашего мнения, прежде чем действовать, – скромно промолвил искатель приключений, – однако случается порой так, что гнев берет верх над моей волей. Весьма сожалею, но час назад я приказал повесить сеньора Босолея, а сеньору Сигали прострелил башку.
Мари ужаснулась тому, что Лефор говорит об этом невозмутимо и ничуть не смущаясь. Уж не ослышалась ли она? Мари уточнила:
– Вы хотите сказать, что убили их обоих?
– Да, мадам, я же торопился! Будь у меня больше времени, я разделался бы и с Мерри Рулзом, но подумал: «Трое этих мерзавцев знают, где прячется Пленвиль, но не хотят признаться. Если я повешу двоих, третий испугается и все скажет». Только по этой причине я и пощадил майора.
Она была настолько подавлена, что не могла вымолвить ни слова. Скорая расправа Лефора ее пугала и напоминала резню в форте Сен-Пьер, происходившую несколькими годами раньше.
– Однако теперь я жалею, черт побери, – продолжал Лефор, – что не задержался. Зря я помиловал Мерри Рулза. Я уверен, что вы меня попросите оставить его в живых.
Мари посмотрела Лефору в глаза и сказала спокойно и твердо:
– Да!
Флибустьер так и взвился. Он не ожидал такого человеколюбия от женщины, много страдавшей по вине этого человека. Он лишь покачал головой с расстроенным видом.
– Послушайте, капитан! Вы должны меня понять, – продолжала Мари. – Майор очень виноват передо мной. Он признал свои ошибки. И попросил прощения. И сделал это в то время, когда повсюду на этом острове были готовы вспыхнуть костры, на которых многие хотели бы видеть меня… Для всех колонистов я была самой презренной женщиной. А Мерри Рулз пришел в тюрьму и предложил дать мне свое имя, чтобы меня обелить, вернуть мне честь. Разумеется, он рисковал при этом не только честным именем, но и жизнью: ведь Пленвиль никогда бы ему этого не простил… Рулз единственный человек, проявивший по отношению ко мне милосердие: в тюрьму в Ле-Прешере он принес еду, одежду, так как с меня все сорвали, когда вели по форту. Он позаботился о тысяче мелочей, цену которым знает только женщина…
Она на мгновение остановилась, собираясь с мыслями, словно вновь переживала страшные минуты. Наконец продолжала:
– Что вы с ним сделали, капитан?
Лефор опустил голову:
– Приказал заковать в кандалы и запереть в темнице, где сидел капитан Байярдель.
– Сила и право – на вашей стороне, капитан, но, если вы в самом деле мне преданны, освободите его как можно раньше.
– Мне в голову не придет оспаривать хоть одно ваше желание, мадам, и даже помедлить с его исполнением. Но позволю вам заметить: «Будьте осторожны! Этот человек – хуже змеи!»
На ее губах расцвела добрая улыбка:
– Вам этого не понять, дорогой Лефор. Нет, не понять! Если бы вы поняли – простили бы… Я-то знаю, почему Мерри Рулз меня предал, почему стал моим врагом. С тех пор у него были все основания в этом раскаяться. Этого человека ослепляла безумная страсть… Больше я ничего не могу вам сказать.
– Так вы его любите? – глухо спросил Лефор.
Мари заколебалась.
– Нет… Нет, я его не люблю… Возможно, это придет потом. Я тоже многому научилась за последнее время. И уверена, теперь этот человек будет мне верен до самой смерти.
Лефор вздохнул, взглянул на Байярделя с таким видом, словно последняя его надежда таяла, и устало сказал:
– А я-то поклялся отрезать ему уши!
Он почувствовал, как Мари ласково положила руку ему на плечо.
– Я хочу еще кое о чем вас попросить, – пробормотала она. – Пожалуйста, прикажите расковать майора. Оставьте его в темнице, я сама его освобожу.
– Слушаюсь, мадам. Завтра же будет исполнено. У меня еще одно дело: надо найти Пленвиля!
Мари вполголоса прибавила:
– Только не уродуйте его еще больше. Оставьте ему уши!
Немного печальная улыбка блуждала на лице Лефора. Спустя мгновение он хлопнул себя по ляжкам:
– Прикажите подать нам рому, мадам.
Мари вернулась к себе в комнату, обессиленная после всех волнений. Три капитана встретились во дворе и стали искать лошадей, те гуляли на воле, пощипывая в темноте траву.
Первым свою лошадь узнал Лагарен. Он сунул ногу в стремя и вскочил в седло.
В эту минуту Лефора окликнул нежный голосок. Он обернулся: голос доносился со стороны дома.
– Минутку! – бросил он спутникам.
Широко шагая, Лефор вернулся назад. Он заметил, что дверь приоткрыта, а за ней стоит женщина со свечой в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109