– Я ткнула пальцем в коридор. – Она там, Джек, по крайней мере, была там с Джоан и со мной, но сейчас, наверное, лежит на кровати в своей комнате и заливает слезами подушку! И тебе на это плевать! Плевать!
– Нет, не плевать, но сама подумай, – проговорил он, – она же не замужем.
– Что? – Я ошарашенно вытаращилась на него.
– Я сказал, она не замужем. Это было невероятно.
– О боже, Джек, как же ты жалок, – наконец произнесла я. – Ты жалок и смешон, как ребенок. Дешевая отмазка.
– Неужели? – Он встал и подошел к столу с моей стороны. Вдруг мне показалось, что он очень вырос и встал как-то слишком близко ко мне. Я отпрянула. – Значит, дешевая, да? А почему бы тебе, прежде чем являться сюда и твердить о долге и ответственности, не подумать о собственных поступках? Прежде чем кидать в меня камни, почему бы тебе не подумать о последствиях твоих действий, как следует поразмышлять о том, что исход твоих выходок может быть куда более катастрофическим?
– Какой ты умный, Джек, – огрызнулась я, – сыплешь метафорами из учебника английского языка. Но я знаю, о чем ты говоришь, так что давай будем называть лопату лопатой, раз ты того хочешь. Ну да, он женат. Понятно? Ты счастлив? Но это не мой брак, и сохранить его – не моя проблема.
Даже когда я произносила эту фразу, я знала, что сейчас он разорвет меня в клочья.
– Ты сама в это не веришь, – фыркнул он. – Ты просто малодушная ханжа. Ты сейчас сама на себя не похожа, Люси, как будто вместо тебя говорит какая-то лживая, слабая трусиха, которая ищет, за чью бы спину спрятаться. Это недостойно и совсем на тебя не похоже.
– Да что ты говоришь! – Я покраснела, разозлившись на себя за то, что позволила ему загнать себя в угол. – А какая я на самом деле, Джек? Ты знаешь меня вовсе не так хорошо, как тебе кажется, а вот я тебя знаю. И если ты хочешь сказать, что никогда не влюблялся в замужнюю женщину, я тоже вправе обозвать тебя лицемером и лжецом! Тут он замолк.
– Это было только один раз. И она не ответила мне взаимностью.
– Чушь, – фыркнула я. – Да ты многие годы только и знаешь, что лазать по супружеским кроватям! Небось не раз карабкался вниз по водосточной трубе, когда муж поворачивал ключ в замке! О нет, Джек, тебе это не в новинку, тебе только не нравится, что теперь и я занялась тем же! Ты против того, что я наконец начала встречаться с мужчинами и развлекаться. Ты бы предпочел, чтобы я вечно ходила в трауре!
Я зашагала к двери, обернувшись, увидела, что он побледнел и сжал кулаки.
– Ты говоришь отвратительные вещи, – тихо проговорил он. – И тебе это известно.
– Неужели? – выпалила я, открывая дверь. – Я уже не уверена, что так хорошо знаю тебя, Джек.
Я со всех сил хлопнула дверью и поплелась по коридору. В душе нарастающим потоком поднималась ярость, смешанная с чувством вины. Я задавила эти эмоции, прошла по черно-белому холлу, вышла на террасу через открытые двери, обошла фонтан и направилась через розарий к амбару.
Я знала, что напоследок ударила его ниже пояса. Еще давно, когда мне было очень плохо, Джек как никто другой помогал мне преодолеть горе. Он единственный, не считая Джесс, провел столько вечеров в моей крошечной жалкой квартирке. То было самое худшее время, те самые вечера, когда я укладывала мальчиков спать, а он просто сидел со мной, и я отводила душу, рыдая над старыми фотоальбомами. А он вытирал фотографии насухо полотенцем. Я вспомнила бесконечные тарелки со спагетти карбонара – это было единственное блюдо, которое он умел готовить; как я безразлично ковыряла эти макароны, прежде чем мои глаза снова не застилали слезы, и тогда я опускала вилку и начинала рыдать. Я вспомнила его терпение, доброту, настойчивость; в отличие от прочих навещавших меня посетителей, он никогда не уставал мне сопереживать. Не спорю, он помог мне преодолеть самые черные дни, и мне не следовало… ну что уж там говорить. Я сунула в рот прядь волос и отчаянно ее зажевала.
Но сами посудите, ведь он меня спровоцировал. Во мне всколыхнулся праведный гнев, уравновесив чувство вины на весах моей совести. Я так набросилась на него, потому что – тут я быстро переиграла наш разговор в голове – да потому, что он принялся читать мне лицемерные нотации! Как он посмел снисходительно учить меня морали, как древний глубокомысленный мудрец, когда всем известно, что сам он ведет образ жизни распутного старого кобеля, принюхиваясь к каждой сучке в округе? «Именно это меня и возмутило, – решила я, – именно это меня и подстрекнуло – его ханжество. Как он смеет смотреть на меня свысока?»
Раскрасневшись от негодования, я размышляла над размерами его наглости. Ладно кто другой, но Джек Феллоуз? Вы только подумайте! «Ну и лицемер, – шипела я себе под нос, пересекая мостик через реку. – Мало того, что он чертов лицемер, так он мне еще и завидует. Завидует, потому что кому-то другому весело, потому что теперь не ему одному позволено веселиться! Хотя мне вовсе не весело, – расстроенно подумала я, выплевывая волосы и звонко цокая по деревянному мостику. По крайней мере, не так весело, как он думает. Он небось считает, что моя жизнь – сплошь острые сексуальные ощущения, а на деле моя жизнь – сплошь острое чувство вины. Стыд, обвинения и никакой радости. По-тря-са-ю-ще».
Я поднялась по холму в самое пекло; солнце жгло лоб, и когда я добралась до калитки, то уже еле дышала. Я прошла по узкой вымощенной кирпичом тропинке к амбару и драматично захлопнула за собой дверь. Огромное стекло в раме зловеще зазвенело. «О господи, веду себя, как капризный ребенок, – подумала я, виновато опустив руки. – На такие выходки только Макс способен». Макс… Я уже сто лет его не видела. Я снова прикоснулась к вискам и вдруг с ужасом осознала, что в голове зарождается страшная боль. Я испуганно замерла на коврике. Все эти вопли, хождение на жаре – может, у меня даже начнется мигрень, мигрень, которой не было уже несколько лет!
Я медленно подошла к дивану и села, двигаясь, как индианка с вазой на голове: я знала, что любое резкое движение смертельно. С мигренью нужно быть осторожней. Я подождала. Ну вот, снова: зловещая пульсация у самых глаз, как будто приближается марширующая армия. Три-четыре года назад меня постоянно мучили такие боли, и справиться с ними помогала лишь пригоршня нурофена и темная комната.
Я встала и поплелась к лестнице, а потом наверх, держась за перила. «Чертов Джек», – подумала я, выискивая в ванной в шкафу бутылочку с таблетками. Давно уже мне не приходилось прибегать к этому средству, и все по его вине! Я по стеночке прошла в спальню и села на кровать, вооружившись обезболивающим. Засунула в рот одну таблетку за другой и запила каждую глотком воды, пытаясь не подавиться. И только я сделала последний глоток, как на прикроватном столике зазвонил телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Нет, не плевать, но сама подумай, – проговорил он, – она же не замужем.
– Что? – Я ошарашенно вытаращилась на него.
– Я сказал, она не замужем. Это было невероятно.
– О боже, Джек, как же ты жалок, – наконец произнесла я. – Ты жалок и смешон, как ребенок. Дешевая отмазка.
– Неужели? – Он встал и подошел к столу с моей стороны. Вдруг мне показалось, что он очень вырос и встал как-то слишком близко ко мне. Я отпрянула. – Значит, дешевая, да? А почему бы тебе, прежде чем являться сюда и твердить о долге и ответственности, не подумать о собственных поступках? Прежде чем кидать в меня камни, почему бы тебе не подумать о последствиях твоих действий, как следует поразмышлять о том, что исход твоих выходок может быть куда более катастрофическим?
– Какой ты умный, Джек, – огрызнулась я, – сыплешь метафорами из учебника английского языка. Но я знаю, о чем ты говоришь, так что давай будем называть лопату лопатой, раз ты того хочешь. Ну да, он женат. Понятно? Ты счастлив? Но это не мой брак, и сохранить его – не моя проблема.
Даже когда я произносила эту фразу, я знала, что сейчас он разорвет меня в клочья.
– Ты сама в это не веришь, – фыркнул он. – Ты просто малодушная ханжа. Ты сейчас сама на себя не похожа, Люси, как будто вместо тебя говорит какая-то лживая, слабая трусиха, которая ищет, за чью бы спину спрятаться. Это недостойно и совсем на тебя не похоже.
– Да что ты говоришь! – Я покраснела, разозлившись на себя за то, что позволила ему загнать себя в угол. – А какая я на самом деле, Джек? Ты знаешь меня вовсе не так хорошо, как тебе кажется, а вот я тебя знаю. И если ты хочешь сказать, что никогда не влюблялся в замужнюю женщину, я тоже вправе обозвать тебя лицемером и лжецом! Тут он замолк.
– Это было только один раз. И она не ответила мне взаимностью.
– Чушь, – фыркнула я. – Да ты многие годы только и знаешь, что лазать по супружеским кроватям! Небось не раз карабкался вниз по водосточной трубе, когда муж поворачивал ключ в замке! О нет, Джек, тебе это не в новинку, тебе только не нравится, что теперь и я занялась тем же! Ты против того, что я наконец начала встречаться с мужчинами и развлекаться. Ты бы предпочел, чтобы я вечно ходила в трауре!
Я зашагала к двери, обернувшись, увидела, что он побледнел и сжал кулаки.
– Ты говоришь отвратительные вещи, – тихо проговорил он. – И тебе это известно.
– Неужели? – выпалила я, открывая дверь. – Я уже не уверена, что так хорошо знаю тебя, Джек.
Я со всех сил хлопнула дверью и поплелась по коридору. В душе нарастающим потоком поднималась ярость, смешанная с чувством вины. Я задавила эти эмоции, прошла по черно-белому холлу, вышла на террасу через открытые двери, обошла фонтан и направилась через розарий к амбару.
Я знала, что напоследок ударила его ниже пояса. Еще давно, когда мне было очень плохо, Джек как никто другой помогал мне преодолеть горе. Он единственный, не считая Джесс, провел столько вечеров в моей крошечной жалкой квартирке. То было самое худшее время, те самые вечера, когда я укладывала мальчиков спать, а он просто сидел со мной, и я отводила душу, рыдая над старыми фотоальбомами. А он вытирал фотографии насухо полотенцем. Я вспомнила бесконечные тарелки со спагетти карбонара – это было единственное блюдо, которое он умел готовить; как я безразлично ковыряла эти макароны, прежде чем мои глаза снова не застилали слезы, и тогда я опускала вилку и начинала рыдать. Я вспомнила его терпение, доброту, настойчивость; в отличие от прочих навещавших меня посетителей, он никогда не уставал мне сопереживать. Не спорю, он помог мне преодолеть самые черные дни, и мне не следовало… ну что уж там говорить. Я сунула в рот прядь волос и отчаянно ее зажевала.
Но сами посудите, ведь он меня спровоцировал. Во мне всколыхнулся праведный гнев, уравновесив чувство вины на весах моей совести. Я так набросилась на него, потому что – тут я быстро переиграла наш разговор в голове – да потому, что он принялся читать мне лицемерные нотации! Как он посмел снисходительно учить меня морали, как древний глубокомысленный мудрец, когда всем известно, что сам он ведет образ жизни распутного старого кобеля, принюхиваясь к каждой сучке в округе? «Именно это меня и возмутило, – решила я, – именно это меня и подстрекнуло – его ханжество. Как он смеет смотреть на меня свысока?»
Раскрасневшись от негодования, я размышляла над размерами его наглости. Ладно кто другой, но Джек Феллоуз? Вы только подумайте! «Ну и лицемер, – шипела я себе под нос, пересекая мостик через реку. – Мало того, что он чертов лицемер, так он мне еще и завидует. Завидует, потому что кому-то другому весело, потому что теперь не ему одному позволено веселиться! Хотя мне вовсе не весело, – расстроенно подумала я, выплевывая волосы и звонко цокая по деревянному мостику. По крайней мере, не так весело, как он думает. Он небось считает, что моя жизнь – сплошь острые сексуальные ощущения, а на деле моя жизнь – сплошь острое чувство вины. Стыд, обвинения и никакой радости. По-тря-са-ю-ще».
Я поднялась по холму в самое пекло; солнце жгло лоб, и когда я добралась до калитки, то уже еле дышала. Я прошла по узкой вымощенной кирпичом тропинке к амбару и драматично захлопнула за собой дверь. Огромное стекло в раме зловеще зазвенело. «О господи, веду себя, как капризный ребенок, – подумала я, виновато опустив руки. – На такие выходки только Макс способен». Макс… Я уже сто лет его не видела. Я снова прикоснулась к вискам и вдруг с ужасом осознала, что в голове зарождается страшная боль. Я испуганно замерла на коврике. Все эти вопли, хождение на жаре – может, у меня даже начнется мигрень, мигрень, которой не было уже несколько лет!
Я медленно подошла к дивану и села, двигаясь, как индианка с вазой на голове: я знала, что любое резкое движение смертельно. С мигренью нужно быть осторожней. Я подождала. Ну вот, снова: зловещая пульсация у самых глаз, как будто приближается марширующая армия. Три-четыре года назад меня постоянно мучили такие боли, и справиться с ними помогала лишь пригоршня нурофена и темная комната.
Я встала и поплелась к лестнице, а потом наверх, держась за перила. «Чертов Джек», – подумала я, выискивая в ванной в шкафу бутылочку с таблетками. Давно уже мне не приходилось прибегать к этому средству, и все по его вине! Я по стеночке прошла в спальню и села на кровать, вооружившись обезболивающим. Засунула в рот одну таблетку за другой и запила каждую глотком воды, пытаясь не подавиться. И только я сделала последний глоток, как на прикроватном столике зазвонил телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108