Я в бессилии откинулась на подушки, вперившись в потолок расширенными от потрясения глазами: боль прошла. Кто-то радостно подхватил ребенка, поднял его в воздух над моей головой. Все замерли, и мне протянули малыша.
– Смотрите, у вас мальчик.
Я с нетерпением посмотрела на него, губы растянулись в слабой улыбке – я так ждала этого момента, так хотела сжать его в объятиях. Я посмотрела на него. И раскрыла рот от ужаса. Сначала я даже не могла говорить, а потом…
– О господи, – ахнула я. – Он негр.
В голове был сплошной туман, я не могла поверить! «Но… я ничего такого не делала, – судорожно размышляла я, – ничего такого не было! Я бы обязательно запомнила, если бы…»
– Нет, дорогая, – поспешила успокоить меня медсестра. – Он просто посинел. Очень сильно посинел, но кожа уже становится нормального цвета, видите? Это из-за недостатка воздуха в легких.
– О! О господи, а я подумала…
Я оглянулась – все медсестры были с Ямайки. Ни одного белого лица. Четыре пары больших темных глаз разглядывали меня поверх масок.
– Извините, – пробормотала я. – Я не хотела… с ним все в порядке?
– Все хорошо, – хихикнула одна из сестер. – Все в порядке. Здоровый, крепкий мальчик – Она сняла маску и протянула мне малыша с широкой улыбкой на лице. – Думала, что придется назвать его Уинстоном, дорогуша?
Тут все они расхохотались, ударяя себя по бедрам и хватаясь друг за друга. Я смущенно улыбалась, глядя на маленький сверток, который и вправду розовел с каждой минутой.
– Я просто потихоньку схожу с ума, – пробормотала я. – Кто угодно сойдет с ума после таких схваток.
Да после любых схваток, раз уж на то пошло. Мэйзи… где Мэйзи? – Я оглянулась: меня вдруг охватила эйфория. Мне срочно надо было поделиться с кем-нибудь радостью. – Эй, нельзя ли позвать хоть кого-нибудь из моих родных? – со смехом произнесла я.
– Я здесь, дорогая, – раздался тихий голос из угла. Я повернула голову. Мэйзи была в комнате, но почему-то стояла за моей спиной, в тени, и прятала в рукаве носовой платок. Ее большие голубые глаза были полны ужаса.
– Нет, нет, Мэйзи, с ним все в порядке, все хорошо, – заверила я ее, одной рукой прижимая ребенка, а другой потянувшись к матери. – Не волнуйся, ему просто не хватало кислорода, а сейчас все в норме!
Она кивнула, подошла ко мне и взяла меня за руку, глотая слезы.
– Тогда я пойду скажу Лукасу, – пробормотала она. – Он в коридоре.
– Да, конечно, и Неду, – напомнила я, когда она собралась выйти. – Мэйзи, вы до него дозвонились? Попробуйте еще раз позвонить на мобильный или…
И тут я все поняла. Поняла, когда она опять повернулась ко мне лицом. По ее глазам я увидела, что случилось что-то чудовищное. В них таилось предзнаменование беды и страх.
Она покачала головой:
– Нет, я не дозвонилась. Но я попробую еще раз.
Я выпустила ее пальцы, и в моем сердце вдруг зародилось кошмарное предчувствие неизбежного. Я была парализована. Произошло что-то ужасное, настолько ужасное, что даже думать страшно. Что-то, о чем она не может мне рассказать – не сейчас, когда у меня на руках новорожденный. Когда прошло всего несколько минут после его рождения.
Я окаменела, мне было страшно, я начала дрожать. Через полчаса меня на кресле-каталке отвезли в отдельную палату, а Макса отнесли в детскую. Я лежала на кровати, парализованная страхом, и думала о том, что невозможно было вообразить. Так что, когда это случилось, я, как ни странно, была уже готова.
Вошли Мэйзи и Лукас. Они сели рядом на серые пластиковые стулья, лица у них были бледные и хмурые. И Лукас все мне рассказал. Ровным, тихим голосом, теребя в руках фетровую шляпу, с пепельно-серым лицом, он рассказал мне о том, как Нед спешил в больницу и потерял управление. Он решил срезать путь по дороге с работы, из видеомонтажной мастерской, и, говоря по мобильному телефону, слишком резко свернул и врезался в грузовик. Он не был пристегнут, пролетел сквозь ветровое стекло и умер мгновенно.
Теперь я помню, как на секунду у меня остановилось дыхание, и я подумала: вот так, наверное, чувствовал себя Макс, когда у него вокруг горла обмоталась пуповина. Мне казалось, будто меня душат. И в голове вдруг завертелись странные, неуместные мысли. Например, я подумала о том, что в тот самый момент, когда мой сын сделал первый в жизни вздох, его отец вздохнул в последний раз.
К счастью, после этого все воспоминания превратились в сплошное расплывчатое пятно: помню только, как дрожь переросла в неконтролируемую тряску, как кто-то накрыл меня одеялом и укутал, как маленького ребенка. Еще помню, что Мэйзи постоянно была рядом, все время держала меня за руку и не отпускала, и выглядела как девяностолетняя старуха.
Одно я помню точно: мне почему-то не приносили Макса. Может, думали, что я не хочу его видеть? Что это для меня слишком? Или по моему невнятному бормотанию они решили, что я его отвергну и вымещу на нем свое горе? В конце концов я просто села на кровати и стала орать. Медсестра с ребенком тут же прибежала по длинному коридору.
Бену тогда было четыре года, и кто-то должен был с ним поговорить: эту задачу взяли на себя Лукас и Мэйзи. Он пришел меня навестить. В моей памяти хранятся отдельные кадры того времени, но связной картины нет. К примеру, я помню, как Бен лежит на моей больничной койке и я прижимаю к груди его и Макса. Следующий кадр: Лукас отвозит нас домой; я на заднем сиденье, держу Макса, обнимаю бледного, молчаливого Бена. Потом мы оказываемся в подъезде моего дома, и нам предстоит преодолеть четыре лестничных пролета с колыбелькой на руках; Мэйзи открывает дверь наверху, и рядом с ней стоит моя сестра Ди, которая живет в Италии и только что прилетела: на их лицах застыла тревога.
Теперь мне говорят: «Наверное, с маленьким ребенком пережить трагедию было еще сложнее». Но на самом деле именно благодаря малышу я и справилась. И еще я никак не могла поверить в то, что произошло, поэтому мои умственные процессы затормозились и почти остановились. Тогда мне казалось, будто я – это не я. Я словно наблюдала за своей жизнью на расстоянии: у меня не было ни мыслей, ни планов, я просто существовала, внутри меня горел яркий огонь, но я была в растерянности, словно после мощного взрыва. Я не могла позволить себе расклеиться, так как мне надо было заботиться о Бене и Максе, и я все время чувствовала, что Мэйзи и Лукас рядом, что они следят за тем, чтобы у нас все было в порядке.
Мои родители тогда спасли мне жизнь: мы проводили все время или дома, или у них. Но и друзья очень меня поддерживали. Горе позволяет понять, кто из твоих друзей взрослый, а кто еще ребенок Кое-кто из моих друзей пропал, решив подождать, пока я не «приду в чувство», и с тех пор мы почти не виделись, а некоторые, например Джесс, всегда были рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108