Я никогда не допущу этого, хотя и не знаю еще как.
Я тихо прогуливалась по садовой дорожке, стараясь придумать какой-нибудь план, с помощью которого смогу защищаться в этой борьбе, которая, я знала, предстоит мне. Во-первых, пришло мне в голову, я без промедления должна отправиться в Саванну, чтобы продать свой урожай и получить деньги. Может быть, когда Сент-Клер получит свои долю, положенную ему по завещанию Лорели, это отвлечет его на какой-то срок от того, что он задумал, и я выиграю время для укрепления своих позиций.
Прогуливаясь так по дорожке, я не заметила, как много времени уже прошло. Только когда я увидела, как высоко уже поднялась луна, то сообразила, что, должно быть, очень поздно. Так задремавший вдруг очнется и понимает, что проспал все на свете, и я повернула к дому.
Но вдруг я остановилась и прислушалась. Я услышала даже не звук, а движение, осторожное и вороватое, скорее намек на звук, около заднего крыльца. Я тут же насторожилась. Кто это, спрашивала я себя, мог объявиться на заднем крыльце в такой поздний час.
Шорох на заднем крыльце превратился во вполне определенный звук, звук шагов по ступенькам, а затем и по дорожке, которая вела – по этой дорожке я столько раз ходила – к негритянским хижинам. Я инстинктивно отпрянула в тень деревьев и стояла там, не двигаясь, поджидая того, кто двигался по тропе.
Не помню, о чем я подумала в тот момент, когда узнала Сент-Клера – Сент-Клера в его пурпурном халате, но я сразу поняла, что было что-то странное в том, что он шел по этой дорожке своим бесшумным, почти крадущимся шагом, – и больше всего меня удивило то, что в руках он нес хлыст, и при ходьбе кожаные плетки подпрыгивали и извивались у него за спиной как змеи. Это было странно (потому что никогда в жизни не видела я его на этой тропинке) и пока непонятно.
Мне было и любопытно, и подозрительно, когда я смотрела, как он дошел до того места, где стояла я, и пошел дальше. Может быть, он шел проверять мой урожай? Может быть, у него созрел какой-то план, как с его помощью навредить мне? Что бы это ни было, я должна узнать.
Стараясь не дышать, я выждала, пока он отойдет на достаточное расстояние; затем, прячась за молодыми деревцами, двигаясь так же бесшумно, как он, сдерживая шаг, когда слишком увлекалась, шагала вперед, только убедившись, что это безопасно, я кралась за ним. Он не ускорял, не замедлял шага, и поэтому я понимала, что он не догадывался о моем присутствии, он шел неторопливо, словно на прогулке.
Иногда, если большие ветви деревьев спускались над дорожкой, я теряла его из виду; но когда высокая фигура снова выходила из-под них, я облегченно вздыхала.
Но теперь, пройдя за ним приличное расстояние, я заметила свет, прямо перед нами, такой свет мог пробиваться через полуприкрытые окна из освещенной лампой комнаты. Из чьей же комнаты лился этот свет? В чьем доме горела свеча? Была ли какая-то связь между этим огоньком и высокой фигурой, направлявшейся прямо к нему?
Сначала я решила, что этот свет в одной из негритянских хижин, но я видела, что мы ушли далеко вправо от них. И вдруг меня, как ударило – что этот огонь доносится из домика Таун; так значит, именно к Таун направлялся Сент-Клер.
При этом открытии я встала как вкопанная, темные подозрения плавали у меня в уме, как неповоротливая рыба в пруду. Зачем он шел к домику Таун? Надеялся застать там Руа – как в тот раз? Или хотел, чтобы Руа и Таун были каким-то образом задействованы в его отвратительных замыслах против меня? И зачем ему этот кнут?
Что бы ни было, мне нужно это узнать. Я подождала в тени, пока высокий силуэт подошел к домику Таун и безошибочно, как у хорошо знакомой двери, нашел ручку и вошел.
Даже после того как дверь за ним закрылась и поглотила его фигуру, я стояла там, в спасительной темноте, и даже не пыталась двинуться дальше. Потому что теперь мои мысли смешались. Я не знала, как поступить дальше. Зайти тоже в дом, может быть, там опять окажется Руа? Подождать, когда Сент-Клер выйдет, и окликнуть его, потребовать ответа, почему он находится здесь в такой час?
Однако, пока я стояла и размышляла над этим, темное подозрение заползало мне в сердце – такое темное и ужасное, как ядовитый смрад, что поднимался с болота. Я вспомнила о некоторых вещах, о которых читала или слышала, как шептались о них – гадкие вещи, которые скрываются при здоровом дневном свете; как духи съеживаются и исчезают на время. Я читала и слышала об этом, но делала вид, что не верю, как отворачиваются, заслышав зловоние выгребной ямы, и притворяются, что не заметили ее.
Но теперь я отворачиваться не стану. Теперь мне надо все узнать. Ведь то, о чем я подозревала, было теперь частью той жизни, которой я добилась, той паутины, что сплела для себя сама; и, двигаясь осторожно, как зверь в лесу, замирая, чтобы прислушаться и снова двинуться вперед, я подкралась к полуприкрытому окну Таун, через которое лился свет, и заглянула внутрь.
И вот я неслась обратно по той же дорожке, твердя себе: "Не думать – чтобы не сойти с ума". Но в этих словах не было спасения, они были не в силах заставить меня забыть о тех минутах, которые я только что пережила. Они вновь и вновь возвращались ко мне, как кошмарные видения в болезненном сне. Распростертое обнаженное тело Таун – опускающийся и поднимающийся хлыст, свивающиеся и развивающиеся плети. И ужаснее, чем кнут или Таун, лицо Сент-Клера, всегда такое безжизненное и безразличное, теперь бешеное и безумное, с глазами, горящими при свете лампы, как у Дикого зверя.
Теперь я знала тайну Семи Очагов – знала, причину поджатых губ и косых взглядов, с которыми о них говорили, – знала также, что сломало Лорели, что висело над домом и над всеми, кто жил в нем, как в отвратительном чаду, и был оторван от нормальной жизни, словно в недостижимой бездне. "Неудивительно, – кричало все внутри меня, – что за слухи пошли, когда я добровольно присоединилась ко всему этому. Вот о чем знал Руа. Вот что он имел в виду, когда сказал: "Я должен был предупредить вас". Вот о чем кричала тогда Лорели: "Меня втянули во всю эту мерзость – теперь я и сама стала частью этой мерзости". И теперь, вспомнив все это, я вспомнила и о своих честолюбивых мечтах, и чуть не задохнулась от стыда; даже когда я стала убеждать себя: "Я же не знала – откуда я могла знать?" Слова только подтверждали, что я играла в прятки сама с собой, и не приносили утешения.
Но что же тогда с Руа? Приходил ли он тоже один по этой дорожке к дому Таун? Было ли это соперничество братьев из-за Таун? Или Сент-Клер, подозревая, что я угрожаю его планам, затянул этой виной, как удавкой на шее, Руа, чтобы задушить мои чувства к нему? И если это правда (а я уже верила в это), был ли Руа действительно отцом мальчиков Таун?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Я тихо прогуливалась по садовой дорожке, стараясь придумать какой-нибудь план, с помощью которого смогу защищаться в этой борьбе, которая, я знала, предстоит мне. Во-первых, пришло мне в голову, я без промедления должна отправиться в Саванну, чтобы продать свой урожай и получить деньги. Может быть, когда Сент-Клер получит свои долю, положенную ему по завещанию Лорели, это отвлечет его на какой-то срок от того, что он задумал, и я выиграю время для укрепления своих позиций.
Прогуливаясь так по дорожке, я не заметила, как много времени уже прошло. Только когда я увидела, как высоко уже поднялась луна, то сообразила, что, должно быть, очень поздно. Так задремавший вдруг очнется и понимает, что проспал все на свете, и я повернула к дому.
Но вдруг я остановилась и прислушалась. Я услышала даже не звук, а движение, осторожное и вороватое, скорее намек на звук, около заднего крыльца. Я тут же насторожилась. Кто это, спрашивала я себя, мог объявиться на заднем крыльце в такой поздний час.
Шорох на заднем крыльце превратился во вполне определенный звук, звук шагов по ступенькам, а затем и по дорожке, которая вела – по этой дорожке я столько раз ходила – к негритянским хижинам. Я инстинктивно отпрянула в тень деревьев и стояла там, не двигаясь, поджидая того, кто двигался по тропе.
Не помню, о чем я подумала в тот момент, когда узнала Сент-Клера – Сент-Клера в его пурпурном халате, но я сразу поняла, что было что-то странное в том, что он шел по этой дорожке своим бесшумным, почти крадущимся шагом, – и больше всего меня удивило то, что в руках он нес хлыст, и при ходьбе кожаные плетки подпрыгивали и извивались у него за спиной как змеи. Это было странно (потому что никогда в жизни не видела я его на этой тропинке) и пока непонятно.
Мне было и любопытно, и подозрительно, когда я смотрела, как он дошел до того места, где стояла я, и пошел дальше. Может быть, он шел проверять мой урожай? Может быть, у него созрел какой-то план, как с его помощью навредить мне? Что бы это ни было, я должна узнать.
Стараясь не дышать, я выждала, пока он отойдет на достаточное расстояние; затем, прячась за молодыми деревцами, двигаясь так же бесшумно, как он, сдерживая шаг, когда слишком увлекалась, шагала вперед, только убедившись, что это безопасно, я кралась за ним. Он не ускорял, не замедлял шага, и поэтому я понимала, что он не догадывался о моем присутствии, он шел неторопливо, словно на прогулке.
Иногда, если большие ветви деревьев спускались над дорожкой, я теряла его из виду; но когда высокая фигура снова выходила из-под них, я облегченно вздыхала.
Но теперь, пройдя за ним приличное расстояние, я заметила свет, прямо перед нами, такой свет мог пробиваться через полуприкрытые окна из освещенной лампой комнаты. Из чьей же комнаты лился этот свет? В чьем доме горела свеча? Была ли какая-то связь между этим огоньком и высокой фигурой, направлявшейся прямо к нему?
Сначала я решила, что этот свет в одной из негритянских хижин, но я видела, что мы ушли далеко вправо от них. И вдруг меня, как ударило – что этот огонь доносится из домика Таун; так значит, именно к Таун направлялся Сент-Клер.
При этом открытии я встала как вкопанная, темные подозрения плавали у меня в уме, как неповоротливая рыба в пруду. Зачем он шел к домику Таун? Надеялся застать там Руа – как в тот раз? Или хотел, чтобы Руа и Таун были каким-то образом задействованы в его отвратительных замыслах против меня? И зачем ему этот кнут?
Что бы ни было, мне нужно это узнать. Я подождала в тени, пока высокий силуэт подошел к домику Таун и безошибочно, как у хорошо знакомой двери, нашел ручку и вошел.
Даже после того как дверь за ним закрылась и поглотила его фигуру, я стояла там, в спасительной темноте, и даже не пыталась двинуться дальше. Потому что теперь мои мысли смешались. Я не знала, как поступить дальше. Зайти тоже в дом, может быть, там опять окажется Руа? Подождать, когда Сент-Клер выйдет, и окликнуть его, потребовать ответа, почему он находится здесь в такой час?
Однако, пока я стояла и размышляла над этим, темное подозрение заползало мне в сердце – такое темное и ужасное, как ядовитый смрад, что поднимался с болота. Я вспомнила о некоторых вещах, о которых читала или слышала, как шептались о них – гадкие вещи, которые скрываются при здоровом дневном свете; как духи съеживаются и исчезают на время. Я читала и слышала об этом, но делала вид, что не верю, как отворачиваются, заслышав зловоние выгребной ямы, и притворяются, что не заметили ее.
Но теперь я отворачиваться не стану. Теперь мне надо все узнать. Ведь то, о чем я подозревала, было теперь частью той жизни, которой я добилась, той паутины, что сплела для себя сама; и, двигаясь осторожно, как зверь в лесу, замирая, чтобы прислушаться и снова двинуться вперед, я подкралась к полуприкрытому окну Таун, через которое лился свет, и заглянула внутрь.
И вот я неслась обратно по той же дорожке, твердя себе: "Не думать – чтобы не сойти с ума". Но в этих словах не было спасения, они были не в силах заставить меня забыть о тех минутах, которые я только что пережила. Они вновь и вновь возвращались ко мне, как кошмарные видения в болезненном сне. Распростертое обнаженное тело Таун – опускающийся и поднимающийся хлыст, свивающиеся и развивающиеся плети. И ужаснее, чем кнут или Таун, лицо Сент-Клера, всегда такое безжизненное и безразличное, теперь бешеное и безумное, с глазами, горящими при свете лампы, как у Дикого зверя.
Теперь я знала тайну Семи Очагов – знала, причину поджатых губ и косых взглядов, с которыми о них говорили, – знала также, что сломало Лорели, что висело над домом и над всеми, кто жил в нем, как в отвратительном чаду, и был оторван от нормальной жизни, словно в недостижимой бездне. "Неудивительно, – кричало все внутри меня, – что за слухи пошли, когда я добровольно присоединилась ко всему этому. Вот о чем знал Руа. Вот что он имел в виду, когда сказал: "Я должен был предупредить вас". Вот о чем кричала тогда Лорели: "Меня втянули во всю эту мерзость – теперь я и сама стала частью этой мерзости". И теперь, вспомнив все это, я вспомнила и о своих честолюбивых мечтах, и чуть не задохнулась от стыда; даже когда я стала убеждать себя: "Я же не знала – откуда я могла знать?" Слова только подтверждали, что я играла в прятки сама с собой, и не приносили утешения.
Но что же тогда с Руа? Приходил ли он тоже один по этой дорожке к дому Таун? Было ли это соперничество братьев из-за Таун? Или Сент-Клер, подозревая, что я угрожаю его планам, затянул этой виной, как удавкой на шее, Руа, чтобы задушить мои чувства к нему? И если это правда (а я уже верила в это), был ли Руа действительно отцом мальчиков Таун?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80