Женщины, тихо напевая, сновали в хижины и обратно, а на ступеньках перед дверьми расселись мужчины, и так умиротворенно выглядели их лица, словно они знали средство от всех напастей. Джон Итон, привалившись к дереву на поляне, играл на вагране, и его черные глаза плясали вправо и влево под причудливый, похожий на взмахи птичьих крыльев, ритм своей мелодии, что разносилась в сумерках.
Шем, чинивший упряжь для мула, завидев меня, поднялся и приложил руку ко лбу в почтительном приветствии. Он передал мне расчетные книжки, которыми я снабдила каждого негра и в которых должны были учитываться расходы и суммы, положенные к выдаче, когда придет время расплачиваться. Я взяла их, чтобы просмотреть после ужина, и повернула к дому, шагая по узкой дорожке, что вилась вдоль реки и болота, которое было сейчас тихо и неподвижно. Даже птичий пересвист стих, и дикая утка сидела на болотной траве, не потревоженная никем. Сумерки, как молчаливая, загадочная женщина, мягко обнимали неподвижный пейзаж.
Не дойдя до самой короткой тропинки, ведущей к дому, я увидела Сан-Фуа, привязанную неподалеку, и Руа, прислонившегося к дереву прямо передо мной. Отведя глаза, я хотела пройти мимо, но он остановил меня, схватив за руку.
– Подождите, – скомандовал он.
Я остановилась и повернулась к нему.
– Это правда – то, что я услышал?
– А что вы слышали?
– …Что вы вышли замуж за Сента?
– Да. Правда.
Он все еще держал мою руку, но при этих словах отбросил ее от себя и гадко рассмеялся.
– Значит, теперь вы стали шлюхой, – сказал он.
– Вы не сможете меня оскорбить. – И я двинулась дальше, но он преградил мне путь.
– Но ведь это так. Вы продались, как самая обычная потаскуха. – Он снова рассмеялся.
– Не думал, что вы так недорого себя цените. Я бы смог тоже предложить свою цену.
– Я не стану торговаться ни с вами, ни с кем другим.
Его лицо было перекошено от гнева, и, подойдя близко, он поднял пальцем мой подбородок:
– Какая же вы дура.
Я снова попыталась уйти, но он пошел за мной.
– А я еще больший дурак. Я даже подумать не мог, что он сможет до вас хоть пальцем дотронуться. Даже когда Таун предупреждала меня, я ей не верил. "Она слишком холодная, слишком щепетильная", – говорил я ей. А вы в конце концов оказались у Сента в постели. Господи!
– А если я люблю своего мужа.
Тот же насмешливый, обидный смех:
– Любите Сента? О нет, Эстер. Я точно знаю, что любите вы меня.
Он подошел еще ближе и, притянув меня к себе, больно поцеловал меня в губы. Тогда я поняла, что он сказал правду. На словах я могла отрицать, но сейчас мои губы ответили ему, что это правда. Я любила его.
Подняв голову, он смотрел в мои глаза сверху вниз:
– Эстер, Эстер, зачем вы это сделали?
Я, не отвечая, смотрела в его глаза, чувствуя себя виноватой за то, что любила его, и ни на секунду не забывала о том, он – отец двоих сыновей Таун.
Я выскользнула из кольца его рук и взглянула на него сквозь сумерки. Теперь раз и навсегда я должна выяснить свои отношения с Руа.
– Я хочу, чтобы вы поняли, Руа. Я никогда не изменю своему мужу.
Его брови изогнулись.
– Разве я просил вас изменить, Эстер? Насколько я помню, – вкрадчиво проговорил он, – мы обсуждали совсем другую тему – ваш брак.
– Вы не знаете причин, по которым я согласилась на этот брак, и поэтому презираете меня…
Он перебил меня, и странная улыбочка появилась на его лице:
– Не знаю причин, Эстер? О, прекрасно знаю все ваши причины. Вы хотели стать хозяйкой в Семи Очагах – важной леди с землями, слугами и деньгами. Это все, что нужно саквояжникам с Севера, которые приезжают на Юг.
Я медленно произнесла:
– А вам ведь этого не понять, Руа.
– Да я лучше пересплю с диким зверем, чем с женщиной, которую не люблю, даже если мне придется отказаться от самых заветных наград.
Я подумала о Таун и едва сдержала презрительный тон:
– Вы молоды и романтичны, Руа.
– Я не знал, что это постыдные качества.
Я промолчала.
– К тому же – со мной вы тоже могли бы обрести дом. – Он швырнул мне эти слова.
Теперь уже расхохоталась я:
– С вами? Жить в лесу? Ждать, когда вы вернетесь домой от своих потаскух? Не думаю, что я бы выбрала такую жизнь, даже если бы ее мне и предложили. И потом вы никогда не говорили мне о женитьбе.
Он подошел к Сан-Фуа и вскочил в седло.
– Вы правы, – сказал он. – Я не говорил. У меня была такая дурацкая мысль – после той встречи у меня, – что постепенно вас можно завоевать, надо только действовать осторожно, чтобы не оскорбить ваше драгоценное целомудрие. Я не понял, что вы уже давно перезрелая слива, готовая упасть в руки любого мужчины.
Меня охватила такая ярость, какой никогда прежде я не знала.
– Я больше не желаю вас слушать, – проговорила я тихо, со смертельным бешенством в голосе. И тут я потеряла контроль над собой. – Оставьте меня, – завопила я. – Оставьте меня сейчас же!
От моего крика Сан-Фуа встала на дыбы, и с проклятиями Руа яростно двинул ее в сторону леса, что стеной чернел на горизонте; я стояла там, провожая глазами лошадь и всадника, пока они не исчезли под деревьями; и удары копыт Сан-Фуа раздавались в моем сердце.
Когда немного погодя я проходила через нижний зал, из гостиной меня окликнула Старая Мадам, и я остановилась в дверях. Она сидела у огня с очередным подносом на коленях, и, когда я сказала: "Да", она облизнула свои жирные пальцы, прежде чем ответить мне. Ее близорукие глаза окинули меня оценивающим взглядом, и она промолвила:
– Мой сын спрашивал вас. Где, в самом деле, вы ходите? Он хочет, чтобы вы поднялись к нему в комнату.
Когда я открыла дверь башенной комнаты и вошла, Сент-Клер сидел за карточным столиком в халате и даже не повернулся, пока я не спросила: "Что вы хотели?" Потом неторопливо положил карты и посмотрел на меня. На его лице не шелохнулись даже ресницы.
– Я только хотел довести до вашего сведения, – голос его звучал, как обычно, словно он вел учтивую беседу в гостиной, – что я не позволю дурачить себя.
Мне оставалось только стоять и смотреть на него. Я не имела понятия, о чем он говорил, хотя и уловила в его голосе многозначительный намек.
– Кто-нибудь попытался вас одурачить? – спросила я безразлично.
– Да. Вы и попытались.
– Этого у меня и в мыслях не было. Может быть, вы объясните, в чем дело?
– Вам станет все ясно, когда вы узнаете, что мне известно о прелестнейшей сцене, что разыгралась между вами и Руа.
– Известно? – начала я, затем, вспомнив, как Руа обнял и поцеловал меня, я умолкла, и молчание мое только доказывало мою вину.
Наши взгляды перекрестились, и он протянул:
– Я всегда знал, что между вами и Руа что-то было.
– Как вы могли знать то, чего не было.
Он не обратил внимания на мои слова и, не дослушав, перебил их своими:
– Но мне трудно понять, как женщина, которая так гордится своим "здравым умом", может тратить время на Руа, который увивается за каждой шлюхой, что попадается ему на глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Шем, чинивший упряжь для мула, завидев меня, поднялся и приложил руку ко лбу в почтительном приветствии. Он передал мне расчетные книжки, которыми я снабдила каждого негра и в которых должны были учитываться расходы и суммы, положенные к выдаче, когда придет время расплачиваться. Я взяла их, чтобы просмотреть после ужина, и повернула к дому, шагая по узкой дорожке, что вилась вдоль реки и болота, которое было сейчас тихо и неподвижно. Даже птичий пересвист стих, и дикая утка сидела на болотной траве, не потревоженная никем. Сумерки, как молчаливая, загадочная женщина, мягко обнимали неподвижный пейзаж.
Не дойдя до самой короткой тропинки, ведущей к дому, я увидела Сан-Фуа, привязанную неподалеку, и Руа, прислонившегося к дереву прямо передо мной. Отведя глаза, я хотела пройти мимо, но он остановил меня, схватив за руку.
– Подождите, – скомандовал он.
Я остановилась и повернулась к нему.
– Это правда – то, что я услышал?
– А что вы слышали?
– …Что вы вышли замуж за Сента?
– Да. Правда.
Он все еще держал мою руку, но при этих словах отбросил ее от себя и гадко рассмеялся.
– Значит, теперь вы стали шлюхой, – сказал он.
– Вы не сможете меня оскорбить. – И я двинулась дальше, но он преградил мне путь.
– Но ведь это так. Вы продались, как самая обычная потаскуха. – Он снова рассмеялся.
– Не думал, что вы так недорого себя цените. Я бы смог тоже предложить свою цену.
– Я не стану торговаться ни с вами, ни с кем другим.
Его лицо было перекошено от гнева, и, подойдя близко, он поднял пальцем мой подбородок:
– Какая же вы дура.
Я снова попыталась уйти, но он пошел за мной.
– А я еще больший дурак. Я даже подумать не мог, что он сможет до вас хоть пальцем дотронуться. Даже когда Таун предупреждала меня, я ей не верил. "Она слишком холодная, слишком щепетильная", – говорил я ей. А вы в конце концов оказались у Сента в постели. Господи!
– А если я люблю своего мужа.
Тот же насмешливый, обидный смех:
– Любите Сента? О нет, Эстер. Я точно знаю, что любите вы меня.
Он подошел еще ближе и, притянув меня к себе, больно поцеловал меня в губы. Тогда я поняла, что он сказал правду. На словах я могла отрицать, но сейчас мои губы ответили ему, что это правда. Я любила его.
Подняв голову, он смотрел в мои глаза сверху вниз:
– Эстер, Эстер, зачем вы это сделали?
Я, не отвечая, смотрела в его глаза, чувствуя себя виноватой за то, что любила его, и ни на секунду не забывала о том, он – отец двоих сыновей Таун.
Я выскользнула из кольца его рук и взглянула на него сквозь сумерки. Теперь раз и навсегда я должна выяснить свои отношения с Руа.
– Я хочу, чтобы вы поняли, Руа. Я никогда не изменю своему мужу.
Его брови изогнулись.
– Разве я просил вас изменить, Эстер? Насколько я помню, – вкрадчиво проговорил он, – мы обсуждали совсем другую тему – ваш брак.
– Вы не знаете причин, по которым я согласилась на этот брак, и поэтому презираете меня…
Он перебил меня, и странная улыбочка появилась на его лице:
– Не знаю причин, Эстер? О, прекрасно знаю все ваши причины. Вы хотели стать хозяйкой в Семи Очагах – важной леди с землями, слугами и деньгами. Это все, что нужно саквояжникам с Севера, которые приезжают на Юг.
Я медленно произнесла:
– А вам ведь этого не понять, Руа.
– Да я лучше пересплю с диким зверем, чем с женщиной, которую не люблю, даже если мне придется отказаться от самых заветных наград.
Я подумала о Таун и едва сдержала презрительный тон:
– Вы молоды и романтичны, Руа.
– Я не знал, что это постыдные качества.
Я промолчала.
– К тому же – со мной вы тоже могли бы обрести дом. – Он швырнул мне эти слова.
Теперь уже расхохоталась я:
– С вами? Жить в лесу? Ждать, когда вы вернетесь домой от своих потаскух? Не думаю, что я бы выбрала такую жизнь, даже если бы ее мне и предложили. И потом вы никогда не говорили мне о женитьбе.
Он подошел к Сан-Фуа и вскочил в седло.
– Вы правы, – сказал он. – Я не говорил. У меня была такая дурацкая мысль – после той встречи у меня, – что постепенно вас можно завоевать, надо только действовать осторожно, чтобы не оскорбить ваше драгоценное целомудрие. Я не понял, что вы уже давно перезрелая слива, готовая упасть в руки любого мужчины.
Меня охватила такая ярость, какой никогда прежде я не знала.
– Я больше не желаю вас слушать, – проговорила я тихо, со смертельным бешенством в голосе. И тут я потеряла контроль над собой. – Оставьте меня, – завопила я. – Оставьте меня сейчас же!
От моего крика Сан-Фуа встала на дыбы, и с проклятиями Руа яростно двинул ее в сторону леса, что стеной чернел на горизонте; я стояла там, провожая глазами лошадь и всадника, пока они не исчезли под деревьями; и удары копыт Сан-Фуа раздавались в моем сердце.
Когда немного погодя я проходила через нижний зал, из гостиной меня окликнула Старая Мадам, и я остановилась в дверях. Она сидела у огня с очередным подносом на коленях, и, когда я сказала: "Да", она облизнула свои жирные пальцы, прежде чем ответить мне. Ее близорукие глаза окинули меня оценивающим взглядом, и она промолвила:
– Мой сын спрашивал вас. Где, в самом деле, вы ходите? Он хочет, чтобы вы поднялись к нему в комнату.
Когда я открыла дверь башенной комнаты и вошла, Сент-Клер сидел за карточным столиком в халате и даже не повернулся, пока я не спросила: "Что вы хотели?" Потом неторопливо положил карты и посмотрел на меня. На его лице не шелохнулись даже ресницы.
– Я только хотел довести до вашего сведения, – голос его звучал, как обычно, словно он вел учтивую беседу в гостиной, – что я не позволю дурачить себя.
Мне оставалось только стоять и смотреть на него. Я не имела понятия, о чем он говорил, хотя и уловила в его голосе многозначительный намек.
– Кто-нибудь попытался вас одурачить? – спросила я безразлично.
– Да. Вы и попытались.
– Этого у меня и в мыслях не было. Может быть, вы объясните, в чем дело?
– Вам станет все ясно, когда вы узнаете, что мне известно о прелестнейшей сцене, что разыгралась между вами и Руа.
– Известно? – начала я, затем, вспомнив, как Руа обнял и поцеловал меня, я умолкла, и молчание мое только доказывало мою вину.
Наши взгляды перекрестились, и он протянул:
– Я всегда знал, что между вами и Руа что-то было.
– Как вы могли знать то, чего не было.
Он не обратил внимания на мои слова и, не дослушав, перебил их своими:
– Но мне трудно понять, как женщина, которая так гордится своим "здравым умом", может тратить время на Руа, который увивается за каждой шлюхой, что попадается ему на глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80