И Оли­вье ушел, гром­ко вы­крик­нув «До сви­да­нья, да­мы и гос­по­да!» — од­на­ко ему ни­кто не от­ве­тил.
Оли­вье не от­кры­вал си­га­рет, по­ка не до­шел до ок­на Аль­бер­ти­ны: он знал, что она ему сде­ла­ет не слиш­ком при­ят­ное вну­ше­ние, но это бы­ло луч­ше, чем мол­ча­ние или ску­ка. В то вре­мя как он за­ку­ри­вал си­га­ре­ту, втя­нув, а по­том на­дув ще­ки, что­бы по­бы­ст­рее вы­пус­тить дым, ок­но рас­пах­ну­лось, и Аль­бер­ти­на, ку­та­ясь в ха­лат, зая­ви­ла:
— А я те­бя ви­де­ла!
— Ко­неч­но, — ска­зал Оли­вье, — я это­го и хо­тел.
— Хо­рош, не­че­го ска­зать! А ну дай-ка од­ну мне!
Оли­вье про­тя­нул ей пач­ку, в ко­то­рую она за­су­ну­ла свои тол­стые, точ­но со­сис­ки, паль­цы, по­том чирк­нул спич­кой и под­нес ей ого­нек. И они по­смот­ре­ли друг на дру­га, как близ­кие лю­ди, у ко­то­рых столь­ко об­щих вос­по­ми­на­ний.
— Ну что, — ска­за­ла Аль­бер­ти­на, — ука­ти­ли все твои при­яте­ли? А ты тут ку­ришь… Хо­рош!
Ми­нут­ку они мол­ча ку­ри­ли, по­том Аль­бер­ти­на вспом­ни­ла: «А моя утюж­ка?» — и за­кры­ла ок­но.
Оли­вье ото­шел на не­сколь­ко ша­гов. Он смот­рел на по­ли­ро­ван­ные став­ни га­лан­те­рей­но­го ма­га­зи­на. Пе­ча­тей на них уже не бы­ло, они бле­сте­ли, как и во вре­ме­на Вир­жи­ни. Это ему бы­ло при­ят­но, но маль­чик по­ду­мал: «Кто же их вы­мыл?» По­том он за­ме­тил пе­чат­ное объ­яв­ле­ние: На­счет про­да­жи об­ра­щать­ся не че­рез эту дверь! Ока­зы­ва­ет­ся, сле­до­ва­ло ид­ти спер­ва к но­та­риу­су на ули­цу Ром. Ре­бе­нок этой фра­зы не по­нял, он по­ла­гал, что объ­яв­ле­ние из­ве­ща­ло, что дверь про­да­вать­ся не бу­дет, но то­гда за­чем во­об­ще к ко­му бы то ни бы­ло об­ра­щать­ся?
Вкус си­га­ре­ты Оли­вье не по­нра­вил­ся. А ку­пил он эту пач­ку по­то­му, что она на­пом­ни­ла ему день, ко­гда вдво­ем с Бу­гра они раз­ли­ва­ли ви­но по бу­тыл­кам. Си­га­ре­ту он бро­сил в ка­нав­ку. Мо­жет, ка­кой-ни­будь бро­дя­га под­бе­рет оку­рок, а воз­мож­но, он до­го­рит сам со­бой. Ес­ли во­да не уне­сет его в ка­на­ли­за­ци­он­ный сток.
*
При­бли­жа­лось 15 ав­гу­ста, и Оли­вье со­би­рал­ся пи­сать сво­ей ба­буш­ке в Сог — ведь это был празд­ник свя­той Ма­рии. Лю­ди все по­вто­ря­ли: «Ну и жа­ри­ща!» — как буд­то от это­го ут­вер­жде­ния на них по­ве­ет про­хла­дой. И еще до­бав­ля­ли: «Пря­мо Ка­ни­кюль!» — да­же не все­гда по­ни­мая, что это сло­во оз­на­ча­ет.
В би­ст­ро «Транс­ат­лан­тик » Эр­нест не­пре­рыв­но тор­го­вал боч­ко­вым пи­вом — мно­гие по­ку­па­те­ли при­хо­ди­ли за ним с лит­ро­вы­ми би­дон­чи­ка­ми, а мо­ло­дые рас­сыль­ные тя­ну­ли пи­во пря­мо из бу­ты­лок, взбал­ты­вая его, что­бы под­ня­лась пе­на. В са­мом кон­це ули­цы до­мо­хо­зяй­ки по­ку­па­ли пи­ле­ный лед, ко­то­рый про­да­вал­ся с гру­зо­вой ма­ши­ны «Па­риж­ский хо­ло­диль­ник », и де­ти со­са­ли ле­дя­ные ос­кол­ки, слиш­ком боль­шие для их ма­лень­ких ртов.
Жан уже не­де­лю ра­бо­тал в це­хе цин­ко­гра­фии га­зе­ты «Ма­тэн », и Эло­ди из­ла­га­ла свои пла­ны на бу­ду­щее, на­чи­ная ка­ж­дый раз со слов: «Те­перь, ко­гда у те­бя есть служ­ба…» В суб­бо­ту Жан при­нес бу­маж­ный кон­верт и тор­же­ст­вен­но вру­чил его Эло­ди: это бы­ло его пер­вое жа­ло­ва­нье на но­вом мес­те. Они при­ня­лись пля­сать, и Жан на­пе­вал «По­го­во­рим не­мно­го о Па­ри­же …» Ку­зен за­ме­тил улыб­ку Оли­вье, снял кеп­ку, ки­нул ее на ди­ван и в за­ме­ша­тель­ст­ве по­че­сал го­ло­ву.
— Ты бы не хо­дил се­го­дня шлять­ся по ули­цам, по­то­му что… Эло­ди го­то­вит не обед, а ко­ро­лев­ский пир!
И в са­мом де­ле, ку­зи­на все ут­ро не вы­хо­ди­ла из кух­ни, от­ку­да не­слись чу­дес­ные за­па­хи тимь­я­на и лав­ро­во­го лис­та. Стол был на­крыт на тро­их, при­чем ка­ж­дый при­бор имел две та­рел­ки и две рю­моч­ки. Сал­фет­ки бы­ли свер­ну­ты в фор­ме епи­скоп­ской мит­ры. Ма­лень­кие хлеб­цы из луч­шей му­ки вы­со­вы­ва­лись из-под скла­док сал­фет­ки. Эло­ди вне­сла бу­тыл­ку бе­ло­го ви­на, за­вер­ну­тую во влаж­ное по­ло­тен­це. Луч сол­ныш­ка со­гре­вал бу­тыл­ку ви­на «Вет­ря­ная мель­ни­ца», сто­яв­шую на по­до­кон­ни­ке…
Жан хо­дил из ком­на­ты в кух­ню и об­рат­но. Он вдруг вы­нул из кар­ма­на дет­ский жур­наль­чик «Эпа­тан » и бро­сил его Оли­вье, ска­зав: «Ах, я и за­был со­всем»… Оли­вье при­нял­ся раз­гля­ды­вать смею­щие­ся фи­зио­но­мии ге­ро­ев ко­мик­са «Пье-Ни­ке­ле» и чи­тать под­пи­си под кар­тин­ка­ми.
А его ку­зе­ны о чем-то шеп­та­лись. Уже дав­но они не бы­ли та­ки­ми ве­се­лы­ми. Оли­вье ра­до­вал­ся это­му и улы­бал­ся. Он ото­рвал­ся от сво­его жур­на­ла и по­смот­рел на стол, по­кры­тый ска­тер­тью в цве­тах, на кра­си­во рас­став­лен­ные при­бо­ры, на бу­фе­тик и его сияю­щую мра­мор­ную дос­ку, на на­ряд­ный ка­мин — на нем стоя­ла хру­сталь­ная ва­за с по­ле­вы­ми цве­та­ми. Сол­неч­ный лу­чик, упав­ший на стол, как бы рас­сек его по­по­лам. Все ка­за­лось та­ким свет­лым!
И од­на­ко в воз­ду­хе слов­но ви­та­ла не­кая тай­на, как бы­ва­ет, ко­гда вам за­бот­ли­во го­то­вят ка­кой-то сюр­приз и вы до­га­ды­вае­тесь о за­го­во­ре ва­ших близ­ких.
Ко­гда Эло­ди, на­дев бе­лый фар­ту­чек гор­нич­ной, при­шла с Жа­ном в сто­ло­вую, Оли­вье ус­лы­шал ко­нец раз­го­во­ра: «…это вы­ход из по­ло­же­ния», — и по­сле: «Тс-с!» Спро­сить, в чем де­ло, он не ус­пел, так как Эло­ди ве­се­ло за­кри­ча­ла:
— За стол, за стол!
— Сей­час под­за­пра­вим­ся, что на­до! — ли­ко­вал Жан.
Он по­тре­пал маль­чи­ка по за­тыл­ку, при­жал его на мгно­ве­ние к се­бе и ска­зал: «Ну, куд­ря­вая твоя го­ло­вен­ка!» Они на­ча­ли ба­ло­вать­ся, и Эло­ди вы­ну­ж­де­на бы­ла при­звать их к по­ряд­ку.
Пир, со­всем как в де­рев­не, на­ча­ли с су­па, в ко­то­ром пла­ва­ла лап­ша, из­го­тов­лен­ная в фор­ме букв. Она сра­зу на­пом­ни­ла Оли­вье те вре­ме­на, ко­гда он учил­ся чи­тать по этим мок­рым мяг­ким бу­к­вам, ко­то­рые вы­тас­ки­вал на край та­рел­ки, скла­ды­вая из них сло­ва. Сей­час он то­же при­нял­ся ис­кать в та­рел­ке свои ини­циа­лы; от го­ря­че­го су­па на его ще­ках вспых­нул ру­мя­нец.
Жан рас­ска­зы­вал о сво­ей но­вой ра­бо­те. В ноч­ную сме­ну ему при­дет­ся хо­дить все­го лишь од­ну не­де­лю из трех. Прав­да, по­сле та­ко­го сме­ще­ния гра­фи­ка днев­ные сме­ны ка­за­лись на­мно­го длин­ней, слов­но к ним при­бав­ля­ли еще два-три ча­са.
По­сле су­па на стол по­да­ли «ра­куш­ки свя­то­го Жа­ка», на­кры­тые под­ру­мя­нен­ной хлеб­ной ко­роч­кой. По­лу­круг­лые до­ныш­ки ра­ку­шек при ма­лей­шем дви­же­нии ер­за­ли по та­рел­ке. Как бы­ло ве­се­ло вы­ца­ра­пы­вать вил­кой бо­розд­ки в ра­куш­ке! Оли­вье рас­спра­ши­вал про эти пре­крас­ные да­ры мо­ря, ко­то­рые впо­след­ст­вии еще мо­гут слу­жить пе­пель­ни­ца­ми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91