Перед сеансами исполнялся «Интернационал». Лошадиное упрямство внезапно оказалось обусловлено классовыми интересами. Аудитория не смеялась, а разражалась приветственными криками. Третьим лицам была послана телеграмма с отчетом о захвате кинотеатра. Телеграмма была подписана: АСТАПОВ.
Вечером Астапов возвращался домой — как всегда, через Красную площадь, и, как всегда, его воодушевила прогулка по булыжникам; площадь была символом русского народа и русской столицы, ныне принадлежащих большевикам. Наркомпрос в каббалистическом заговоре с Наркоминделом осуществил загадочную алхимическую реакцию, в ходе которой средневековая площадь стремительно превращалась в главный символ современного мирового пролетариата. Стены крепости тянулись по страницам ротогравюр во всех странах; собор Василия Блаженного был упрощен, стилизован и превращен в архетип.
Астапов считал, что совершенно необходимо сделать то же самое и с другим куском площади — небольшим возвышением у середины кремлевской стены, холмиком, который прозывался Лобным местом и который сейчас огибали прохожие. В годы правления Ивана и Петра (Грозного и Великого соответственно) здесь казнили государственных преступников, а царь наблюдал за казнью с одной из кремлевских башен. Здесь отрубили голову Стеньке Разину, крестьянскому атаману. Согласно пророчеству, когда завершится тысячелетний срок и Москва станет третьим Римом, центр Земли переместится на Лобное место, и отсюда будут звучать повеления всему человечеству.
Астапов внес предложение: воздвигнуть на холмике памятник — радиобашню, пронзающую небо, переплетение стальных балок, соединенных заклепками. По ночам башню будут ласкать блуждающие лучи прожекторов. Астаповский проект просочился через инстанции Наркомпроса и наконец дошел до самой товарища Крупской, жены Ильича, которая забраковала идею, а потом вызвала Астапова к себе, чтобы он дал пояснения. Плотная седая женщина с выпуклым зобом, нависшим над воротником блузки — все время, пока Астапов рассказывал, стоя у ее стола, она сидела с каменным лицом. Астапов подумал, не муж ли ее настоял, чтобы проект был выслушан. Астапова поразило предположение, что его собственная мысль могла, хоть на долю секунды, промелькнуть в мозгу Ильича.
Крупская не поддержала идею радиобашни, но тем не менее пригласила Астапова присоединиться к ней и проехать на агитпоезде «Ильич» по югу страны. Астапов удивился, что ему оказали такую честь, и опять задумался, не стоит ли за этим сам Ильич — а потом понял, что нет, все это работа Сталина. Сталин кому-то что-то шепнул — посулил или пригрозил, а скорее всего, и то, и другое — и прибег к очередной искусной уловке. Кавказец решил, что ему не повредит иметь своего человека в свите Крупской.
В агитпоезде Астапов был лишь одним из ассистентов, но его кинематографический опыт в конце концов привлек внимание Крупской — быть может, Сталин это предвидел. В ведомство подминистерства заочного образования, возглавляемого Крупской, в ведение подразделения под названием «Всероссийский фото-кино-отдел», недавно перешли пропагандистские фильмы-агитки. Пока «Ильич» несся на восток, оттесняя второстепенные поезда на запасные пути, Астапов устроил для Крупской показ кое-каких фильмов, съемкой которых руководил — «Трусливый буржуй», «За красное знамя», «Мир хижинам, война дворцам», «Дети — цветы жизни». Крупская просмотрела каждый фильм по нескольку раз, непрестанно комментируя, сурово критикуя идеологические промахи. Но Астапов знал, что фильмы произвели на нее впечатление.
Народный Комиссариат Просвещения рос быстрее всех других ведомств советского правительства — он и денег из госбюджета получал больше всех остальных, за исключением армии. Кадры вербовались на всех агитпунктах. Ильич предвидел, что, хоть гражданская война и выиграна, революцию еще могут задушить суеверия, отсталость и противоречие. Противоречие состояло в следующем: с одной стороны, марксизм утверждал, что его идеология — продукт мышления рабочего класса. С другой стороны, марксизм был наукой, доступной лишь тем, кто изучал ее как следует. Пропаганда разрешала этот конфликт, давая рабочим орудия ума для преобразования их повседневного опыта в политическую сознательность.
Работа была невероятно трудная. Слово «большевики» не производило особого впечатления на жителей России, которые не видели разницы между новыми вождями и старорежимными правителями. Люди не доверяли тому, кто разговаривал «как образованный». Они не верили в какое-то будущее, принципиально отличное от настоящего. Прибыв на вокзал к отправлению агитпоезда, Астапов обнаружил, что роспись, которая раньше украшала вагоны снаружи, замазана. Фантастическую революционную живопись, одобренную Наркомпросом, заменили на реалистические картинки, более соответствующие крестьянским вкусам. Но все равно через неделю явилась делегация донских казаков с жалобой, что конь, нарисованный на стене вагона-ресторана, неправильно подкован.
На паровозе красовался чуть карикатурный Ильич с воздетой в споре непропорционально длинной рукой. Астапову не понравилось это примитивное изображение, но он предложил (правда, не Крупской) нарисовать рядом с Ильичом седую женщину. Так и сделали. Астапов писал тексты для плакатов, лозунги и листовки, которые сотрудники должны были распространять. До Астапова никто не задумывался, что значит пробег агитпоезда. Астапов, работая тихой сапой, переформулировал задачу пробега — теперь она состояла в том, чтобы представить советским массам жену Ильича.
Крупская сочла бы эту идею нелепой, или, хуже того, оскорбительной — смешением общественного с личным, — или, что намного хуже, контрреволюционной, даже если бы и не могла доказать это с помощью цитат из соответствующих источников. Она считала себя рядовым коммунистом, одним из товарищей — да, товарищем, которому вверена важнейшая задача заботы о здоровье и благополучии Ильича, но все же товарищем, который сам по себе ничуть не важен. Тем не менее Астапов написал сценарий фильма о Крупской и незаметно снимал ее появления на публике, ее рукопожатия с местным партактивом, и, после его робкой просьбы, осмотр ею станков, работа которых осталась для нее полнейшей загадкой. Крупская редко улыбалась, но каждая ее улыбка попадала на пленку. Астапов снимал ее со стороны, противоположной зобу. Крупская так и не поняла, что на паровозе нарисована она.
В народной демократии политическая власть не будет исходить от Бога. Она должна быть санкционирована каким-нибудь прославленным человеком. Мало сделать вождей известными; надо сфабриковать им характерные образы при помощи сюжетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Вечером Астапов возвращался домой — как всегда, через Красную площадь, и, как всегда, его воодушевила прогулка по булыжникам; площадь была символом русского народа и русской столицы, ныне принадлежащих большевикам. Наркомпрос в каббалистическом заговоре с Наркоминделом осуществил загадочную алхимическую реакцию, в ходе которой средневековая площадь стремительно превращалась в главный символ современного мирового пролетариата. Стены крепости тянулись по страницам ротогравюр во всех странах; собор Василия Блаженного был упрощен, стилизован и превращен в архетип.
Астапов считал, что совершенно необходимо сделать то же самое и с другим куском площади — небольшим возвышением у середины кремлевской стены, холмиком, который прозывался Лобным местом и который сейчас огибали прохожие. В годы правления Ивана и Петра (Грозного и Великого соответственно) здесь казнили государственных преступников, а царь наблюдал за казнью с одной из кремлевских башен. Здесь отрубили голову Стеньке Разину, крестьянскому атаману. Согласно пророчеству, когда завершится тысячелетний срок и Москва станет третьим Римом, центр Земли переместится на Лобное место, и отсюда будут звучать повеления всему человечеству.
Астапов внес предложение: воздвигнуть на холмике памятник — радиобашню, пронзающую небо, переплетение стальных балок, соединенных заклепками. По ночам башню будут ласкать блуждающие лучи прожекторов. Астаповский проект просочился через инстанции Наркомпроса и наконец дошел до самой товарища Крупской, жены Ильича, которая забраковала идею, а потом вызвала Астапова к себе, чтобы он дал пояснения. Плотная седая женщина с выпуклым зобом, нависшим над воротником блузки — все время, пока Астапов рассказывал, стоя у ее стола, она сидела с каменным лицом. Астапов подумал, не муж ли ее настоял, чтобы проект был выслушан. Астапова поразило предположение, что его собственная мысль могла, хоть на долю секунды, промелькнуть в мозгу Ильича.
Крупская не поддержала идею радиобашни, но тем не менее пригласила Астапова присоединиться к ней и проехать на агитпоезде «Ильич» по югу страны. Астапов удивился, что ему оказали такую честь, и опять задумался, не стоит ли за этим сам Ильич — а потом понял, что нет, все это работа Сталина. Сталин кому-то что-то шепнул — посулил или пригрозил, а скорее всего, и то, и другое — и прибег к очередной искусной уловке. Кавказец решил, что ему не повредит иметь своего человека в свите Крупской.
В агитпоезде Астапов был лишь одним из ассистентов, но его кинематографический опыт в конце концов привлек внимание Крупской — быть может, Сталин это предвидел. В ведомство подминистерства заочного образования, возглавляемого Крупской, в ведение подразделения под названием «Всероссийский фото-кино-отдел», недавно перешли пропагандистские фильмы-агитки. Пока «Ильич» несся на восток, оттесняя второстепенные поезда на запасные пути, Астапов устроил для Крупской показ кое-каких фильмов, съемкой которых руководил — «Трусливый буржуй», «За красное знамя», «Мир хижинам, война дворцам», «Дети — цветы жизни». Крупская просмотрела каждый фильм по нескольку раз, непрестанно комментируя, сурово критикуя идеологические промахи. Но Астапов знал, что фильмы произвели на нее впечатление.
Народный Комиссариат Просвещения рос быстрее всех других ведомств советского правительства — он и денег из госбюджета получал больше всех остальных, за исключением армии. Кадры вербовались на всех агитпунктах. Ильич предвидел, что, хоть гражданская война и выиграна, революцию еще могут задушить суеверия, отсталость и противоречие. Противоречие состояло в следующем: с одной стороны, марксизм утверждал, что его идеология — продукт мышления рабочего класса. С другой стороны, марксизм был наукой, доступной лишь тем, кто изучал ее как следует. Пропаганда разрешала этот конфликт, давая рабочим орудия ума для преобразования их повседневного опыта в политическую сознательность.
Работа была невероятно трудная. Слово «большевики» не производило особого впечатления на жителей России, которые не видели разницы между новыми вождями и старорежимными правителями. Люди не доверяли тому, кто разговаривал «как образованный». Они не верили в какое-то будущее, принципиально отличное от настоящего. Прибыв на вокзал к отправлению агитпоезда, Астапов обнаружил, что роспись, которая раньше украшала вагоны снаружи, замазана. Фантастическую революционную живопись, одобренную Наркомпросом, заменили на реалистические картинки, более соответствующие крестьянским вкусам. Но все равно через неделю явилась делегация донских казаков с жалобой, что конь, нарисованный на стене вагона-ресторана, неправильно подкован.
На паровозе красовался чуть карикатурный Ильич с воздетой в споре непропорционально длинной рукой. Астапову не понравилось это примитивное изображение, но он предложил (правда, не Крупской) нарисовать рядом с Ильичом седую женщину. Так и сделали. Астапов писал тексты для плакатов, лозунги и листовки, которые сотрудники должны были распространять. До Астапова никто не задумывался, что значит пробег агитпоезда. Астапов, работая тихой сапой, переформулировал задачу пробега — теперь она состояла в том, чтобы представить советским массам жену Ильича.
Крупская сочла бы эту идею нелепой, или, хуже того, оскорбительной — смешением общественного с личным, — или, что намного хуже, контрреволюционной, даже если бы и не могла доказать это с помощью цитат из соответствующих источников. Она считала себя рядовым коммунистом, одним из товарищей — да, товарищем, которому вверена важнейшая задача заботы о здоровье и благополучии Ильича, но все же товарищем, который сам по себе ничуть не важен. Тем не менее Астапов написал сценарий фильма о Крупской и незаметно снимал ее появления на публике, ее рукопожатия с местным партактивом, и, после его робкой просьбы, осмотр ею станков, работа которых осталась для нее полнейшей загадкой. Крупская редко улыбалась, но каждая ее улыбка попадала на пленку. Астапов снимал ее со стороны, противоположной зобу. Крупская так и не поняла, что на паровозе нарисована она.
В народной демократии политическая власть не будет исходить от Бога. Она должна быть санкционирована каким-нибудь прославленным человеком. Мало сделать вождей известными; надо сфабриковать им характерные образы при помощи сюжетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68