Все было бесполезно. Желание нарастало, и он снова застонал.
- Я хочу, чтобы вы выпили это, - сказала она. Остин открыл глаза. Она сидела рядом с ним и протягивала деревянную чашечку.
- Что это?
- Всего лишь смесь трав, корешков и дождевой воды. - Элизабет осторожно приподняла его голову, чтобы он мог пить. - Это облегчает боль. Слишком опасно пытаться добраться до дома, пока не прекратится дождь. А пока вам надо отдохнуть и набраться сил.
Существовало только одно средство для облегчения этой боли, и его не было в этой чашечке, но Остин выпил, потому что ее глаза дали ему понять, что возражений она не потерпит, а он слишком устал, чтобы спорить.
- Фу, - произнес он поморщившись, когда Элизабет опустила его голову, - никогда не пил такого отвратительного пойла.
- Оно и не должно быть вкусным. Оно должно быть полезным для вашего здоровья.
От горечи эликсира по его телу пробежала судорога.
- Наверняка эта гадость мне не поможет... - Но едва он произнес эти слова, как странная слабость овладела им, напряженные мускулы расслабились, боль утихла.
Остин посмотрел на нее и был поражен непритворной нежностью и беспокойством, которые увидел в ее глазах. Он не помнил ни одной женщины, кроме Каролины и матери, которая когда-либо смотрела на него с такой нежностью. Не в состоянии удержаться от желания коснуться ее, он поднял руку и погрузил пальцы в ее мокрые локоны. Каштановые пряди словно шелк ласкали его кожу.
- У вас красивые волосы. - Удивление, мелькнувшее в ее глазах, заставило его добавить:
- Конечно, многие говорили вам об этом.
- Да нет. Боюсь, что слово "красивый" и мое имя редко встречались в одной фразе.
- Красивые, - повторил он. - Мягкие. - Остин обвил прядью ее волос палец, поднес к лицу и вдохнул. - Сирень.
Элизабет беззвучно ахнула, и он подумал: что же она почувствует, если он коснется не только ее волос? Так ли перехватит у нее дыхание, если он проведет рукой по ее телу?
- Я сама приготовляю сиреневую туалетную воду, - прошептала она, не сводя с него широко раскрытых глаз. Остин снова вдохнул, впитывая ее аромат.
- В садах Брэдфорд-Холла цветет много сирени. Пожалуйста, рвите ее без стеснения, сколько бы вам ни потребовалось для вашей туалетной воды.
- Спасибо. Вы очень добры.
"Нет, я не добр. Добрый не стал бы думать, как бы побыстрее сорвать это мокрое платье с твоего тела. Добрый не стал бы представлять тебя голой, трепещущей от желания".
Он крепко сжал веки, чтобы прогнать чувственные образы. Добрый человек заставил бы себя подняться и отвезти Элизабет домой прежде, чем обнаружат ее отсутствие. Прежде, чем ее репутация будет погублена. Прежде, чем она поддастся желанию, безжалостно обжигающему его словно языки пламени. Нет, добрым он не был.
Остин осторожно потянул ее за прядь, обвивавшую его палец.
- Иди сюда.
Элизабет подвинулась.
- Ближе.
Она подвинулась еще, пока ее скрытые юбкой ноги не прижались к его боку.
- Ближе.
Ее глаза насмешливо блеснули.
- Остин, если я подвинусь еще, то окажусь по другую сторону от вас.
Он запустил руку в ее волосы и медленно притянул к себе ее голову.
- Губы. Ближе. Скорее.
Ее веселость исчезла, и она с трудом перевела дыхание.
- Вы хотите поцеловать меня.
Он остановился и заглянул ей в глаза - глаза, полные тревоги и желания.
"Я хочу владеть тобой. Безумно хочу".
- Да, Элизабет, я хочу поцеловать тебя.
- Вы должны отдохнуть. И я не хочу сделать вам больно.
- Тогда иди сюда.
Остин снова притянул ее к себе, и их губы встретились. Его сердце заколотилось, и он чуть не рассмеялся над самим собой. Черт, он едва дотронулся до нее, а его сердце уже готово выпрыгнуть из груди. Черт побери, что бы с ним стало, если б он увидел ее обнаженной?
"Я бы занимался с ней любовью, медленно, целыми часами. Потом снова занимался бы любовью. И снова. И снова".
- Остин.
Он почувствовал на губах ее теплое дыхание и едва сумел подавить стон. Все глубже погружая пальцы в ее роскошные волосы, он все сильнее прижимался к ее губам.
Почувствовав прикосновение его языка, Элизабет с легким вздохом раскрыла губы, и он ощутил тонкий аромат земляники. Остин еще никогда не целовал женщину, чей поцелуй был бы так сладок, чья кожа была бы так нежна, - женщину, близость с которой была бы так желанна, что ему не хотелось потерять ни одной капли нежного аромата, исходящего от ее кожи.
Она положила руки ему на плечи и дотронулась до кончика его языка, разжигая в нем страсть. Крепко обхватив ее за талию, он притянул ее к себе. Ее груди плотно прижимались к его груди, даже через одежду заставляя его кожу пылать.
Поцелуй, перемежавшийся страстными вздохами и стонами наслаждения, длился бесконечно. "Еще один... только еще один - и довольно... И я почувствую, что насытился ею", - продолжал убеждать себя Остин.
Он никак не мог полностью ощутить ее близость, полностью вкусить наслаждение. Его руки беспокойно гладили ее спину: сначала они перебирали ее шелковистые волосы, затем опустились до талии, обхватили округлые ягодицы, - и он еще крепче прижал ее к себе. Ему хотелось перевернуться и оказаться сверху, но охватывавшая его усталость с каждой секундой все больше овладевала им. Его мышцы расслабились, и он почувствовал себя беспомощным, точно новорожденный младенец.
Элизабет тихо вздохнула и отстранилась от него. Веки его закрывались, он постарался поднять их, но не смог.
- Я так устал, - прошептал он.
- Просто отдохните. Когда проснетесь, я буду рядом.
Остин хотел ответить, но был не в состоянии шевельнуть губами. Забытье, словно бархатное одеяло, накрыло его. Элизабет смотрела, как сон одолевает его. Она понимала, что его тело нуждается в отдыхе, но надо было следить за ним и будить время от времени, чтобы убедиться, что он спит здоровым сном, а не пребывает в беспамятстве, вызванном раной на его голове. Она наблюдала, как ровно и ритмично поднимается и опускается его грудь, и, положив руку на его лоб, ощутила, что он сухой и холодный: и то и другое было верными признаками нормального сна.
Обрадованная, она осторожно провела кончиками пальцев по его лицу. Мускулы полностью расслабились, темные ресницы бросали тени на его щеки. В уголках губ не таилось ни печали, ни горечи, и он выглядел умиротворенным. Она поправила прядь черных как вороново крыло волос, упавшую на повязку на его лбу, и ей показалось, что он похож на беззащитного ребенка.
Элизабет внимательно посмотрела на него и чуть не рассмеялась над собой: нет, в этом мужчине не было ни капли ребяческого.
Его широкая грудь ровно вздымалась во сне, приковывая ее внимание к темным волосам, видневшимся в расстегнутом вороте рубашки. У нее возникло неодолимое желание дотронуться до него, такое соблазнительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
- Я хочу, чтобы вы выпили это, - сказала она. Остин открыл глаза. Она сидела рядом с ним и протягивала деревянную чашечку.
- Что это?
- Всего лишь смесь трав, корешков и дождевой воды. - Элизабет осторожно приподняла его голову, чтобы он мог пить. - Это облегчает боль. Слишком опасно пытаться добраться до дома, пока не прекратится дождь. А пока вам надо отдохнуть и набраться сил.
Существовало только одно средство для облегчения этой боли, и его не было в этой чашечке, но Остин выпил, потому что ее глаза дали ему понять, что возражений она не потерпит, а он слишком устал, чтобы спорить.
- Фу, - произнес он поморщившись, когда Элизабет опустила его голову, - никогда не пил такого отвратительного пойла.
- Оно и не должно быть вкусным. Оно должно быть полезным для вашего здоровья.
От горечи эликсира по его телу пробежала судорога.
- Наверняка эта гадость мне не поможет... - Но едва он произнес эти слова, как странная слабость овладела им, напряженные мускулы расслабились, боль утихла.
Остин посмотрел на нее и был поражен непритворной нежностью и беспокойством, которые увидел в ее глазах. Он не помнил ни одной женщины, кроме Каролины и матери, которая когда-либо смотрела на него с такой нежностью. Не в состоянии удержаться от желания коснуться ее, он поднял руку и погрузил пальцы в ее мокрые локоны. Каштановые пряди словно шелк ласкали его кожу.
- У вас красивые волосы. - Удивление, мелькнувшее в ее глазах, заставило его добавить:
- Конечно, многие говорили вам об этом.
- Да нет. Боюсь, что слово "красивый" и мое имя редко встречались в одной фразе.
- Красивые, - повторил он. - Мягкие. - Остин обвил прядью ее волос палец, поднес к лицу и вдохнул. - Сирень.
Элизабет беззвучно ахнула, и он подумал: что же она почувствует, если он коснется не только ее волос? Так ли перехватит у нее дыхание, если он проведет рукой по ее телу?
- Я сама приготовляю сиреневую туалетную воду, - прошептала она, не сводя с него широко раскрытых глаз. Остин снова вдохнул, впитывая ее аромат.
- В садах Брэдфорд-Холла цветет много сирени. Пожалуйста, рвите ее без стеснения, сколько бы вам ни потребовалось для вашей туалетной воды.
- Спасибо. Вы очень добры.
"Нет, я не добр. Добрый не стал бы думать, как бы побыстрее сорвать это мокрое платье с твоего тела. Добрый не стал бы представлять тебя голой, трепещущей от желания".
Он крепко сжал веки, чтобы прогнать чувственные образы. Добрый человек заставил бы себя подняться и отвезти Элизабет домой прежде, чем обнаружат ее отсутствие. Прежде, чем ее репутация будет погублена. Прежде, чем она поддастся желанию, безжалостно обжигающему его словно языки пламени. Нет, добрым он не был.
Остин осторожно потянул ее за прядь, обвивавшую его палец.
- Иди сюда.
Элизабет подвинулась.
- Ближе.
Она подвинулась еще, пока ее скрытые юбкой ноги не прижались к его боку.
- Ближе.
Ее глаза насмешливо блеснули.
- Остин, если я подвинусь еще, то окажусь по другую сторону от вас.
Он запустил руку в ее волосы и медленно притянул к себе ее голову.
- Губы. Ближе. Скорее.
Ее веселость исчезла, и она с трудом перевела дыхание.
- Вы хотите поцеловать меня.
Он остановился и заглянул ей в глаза - глаза, полные тревоги и желания.
"Я хочу владеть тобой. Безумно хочу".
- Да, Элизабет, я хочу поцеловать тебя.
- Вы должны отдохнуть. И я не хочу сделать вам больно.
- Тогда иди сюда.
Остин снова притянул ее к себе, и их губы встретились. Его сердце заколотилось, и он чуть не рассмеялся над самим собой. Черт, он едва дотронулся до нее, а его сердце уже готово выпрыгнуть из груди. Черт побери, что бы с ним стало, если б он увидел ее обнаженной?
"Я бы занимался с ней любовью, медленно, целыми часами. Потом снова занимался бы любовью. И снова. И снова".
- Остин.
Он почувствовал на губах ее теплое дыхание и едва сумел подавить стон. Все глубже погружая пальцы в ее роскошные волосы, он все сильнее прижимался к ее губам.
Почувствовав прикосновение его языка, Элизабет с легким вздохом раскрыла губы, и он ощутил тонкий аромат земляники. Остин еще никогда не целовал женщину, чей поцелуй был бы так сладок, чья кожа была бы так нежна, - женщину, близость с которой была бы так желанна, что ему не хотелось потерять ни одной капли нежного аромата, исходящего от ее кожи.
Она положила руки ему на плечи и дотронулась до кончика его языка, разжигая в нем страсть. Крепко обхватив ее за талию, он притянул ее к себе. Ее груди плотно прижимались к его груди, даже через одежду заставляя его кожу пылать.
Поцелуй, перемежавшийся страстными вздохами и стонами наслаждения, длился бесконечно. "Еще один... только еще один - и довольно... И я почувствую, что насытился ею", - продолжал убеждать себя Остин.
Он никак не мог полностью ощутить ее близость, полностью вкусить наслаждение. Его руки беспокойно гладили ее спину: сначала они перебирали ее шелковистые волосы, затем опустились до талии, обхватили округлые ягодицы, - и он еще крепче прижал ее к себе. Ему хотелось перевернуться и оказаться сверху, но охватывавшая его усталость с каждой секундой все больше овладевала им. Его мышцы расслабились, и он почувствовал себя беспомощным, точно новорожденный младенец.
Элизабет тихо вздохнула и отстранилась от него. Веки его закрывались, он постарался поднять их, но не смог.
- Я так устал, - прошептал он.
- Просто отдохните. Когда проснетесь, я буду рядом.
Остин хотел ответить, но был не в состоянии шевельнуть губами. Забытье, словно бархатное одеяло, накрыло его. Элизабет смотрела, как сон одолевает его. Она понимала, что его тело нуждается в отдыхе, но надо было следить за ним и будить время от времени, чтобы убедиться, что он спит здоровым сном, а не пребывает в беспамятстве, вызванном раной на его голове. Она наблюдала, как ровно и ритмично поднимается и опускается его грудь, и, положив руку на его лоб, ощутила, что он сухой и холодный: и то и другое было верными признаками нормального сна.
Обрадованная, она осторожно провела кончиками пальцев по его лицу. Мускулы полностью расслабились, темные ресницы бросали тени на его щеки. В уголках губ не таилось ни печали, ни горечи, и он выглядел умиротворенным. Она поправила прядь черных как вороново крыло волос, упавшую на повязку на его лбу, и ей показалось, что он похож на беззащитного ребенка.
Элизабет внимательно посмотрела на него и чуть не рассмеялась над собой: нет, в этом мужчине не было ни капли ребяческого.
Его широкая грудь ровно вздымалась во сне, приковывая ее внимание к темным волосам, видневшимся в расстегнутом вороте рубашки. У нее возникло неодолимое желание дотронуться до него, такое соблазнительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77