«Мои раны? Моя боль? - повторил он за мной. - Ха-ха!” - Его короткий смешок был полон горечи и пренебрежения. - “Когда на мне был шлем дракона и копье, лопавшее в забрало, проломив мне переносицу, прошло насквозь через голову, вот тогда действительно была боль! - простонал он. - Да, боль, потому что копье задело часть меня - настоящего МЕНЯ! Это случилось в Силистрии, когда мы разгромили Оттоманскую империю. О, я знаю, что такое боль, друг мой! Мы с ней старые знакомые. В 1204 году в Константинополе... это был греческий огонь. В качестве наемника я присоединился к Четвертому Крестовому походу в Заре, но, к сожалению, меня сожгли в самый разгар нашего триумфа. Однако они дорого заплатили! Целых три дня мы грабили, насиловали, убивали. Наполовину уничтоженный, прожженный почти до самого сердца настоящего я, испытывая страшные муки, я убивал больше всех! Человеческая оболочка иссохла, но Вамфир оставался живым. А теперь вот это! Я пригвожден к полу, искалечен, огонь найдет и уничтожит меня. Греческий огонь в конце концов потух и потерял свою силу, но это пламя не погаснет. Человеческие боль и муки... мне они не знакомы, мне нет до них дела. Что они в сравнении с болью Вамфира?! Пронзенный колом, я должен буду гореть, визжать, корчиться в огне и постепенно таять? Нет! Этого не должно быть!..»
Вот почти в точности его слова - я их хорошо запомнил. Я думал, что он просто бредит. Может быть, он был историком? В том, что он человек образованный, я не сомневался. Огонь подкрадывался все ближе, жара стала нестерпимой. Я не мог больше оставаться рядом с ним, но в то же время не мог его бросить, во всяком случае пока он находится в сознании. Я достал кусок ваты и бутылочку с хлороформом...
Угадав мои намерения, он выбил откупоренную бутылочку из моих рук. Ее содержимое выплеснулось наружу, вспыхнуло голубоватым пламенем и исчезло.
«Идиот! - прошипел он. - Так ты убьешь только мою человеческую сущность!»
Одежда на мне стала нестерпимо горячей, а языки пламени плясали возле самой гладильной доски, подбираясь ближе и ближе. Мне нечем было дышать. Не в силах бросить его, я закричал:
«Почему вы не умираете? Ради Бога, умрите!»
«Бог? - он открыто насмехался надо мной. - Ха! Даже если бы я верил в него, рядом с ним для меня нет места! Мне не место в вашем раю, друг мой!»
На полу среди прочих упавших с письменного стола вещей я заметил нож для разрезания бумаги. С одной стороны он был необычайно острым. Подняв с пола нож, я приблизился к мужчине, собираясь перерезать ему горло. Он как будто прочитал мои мысли.
"Этого недостаточно, - сказал он. - Голову следует отрезать полностью”.
"Что вы такое говорите?” - спросил я.
Он впился в меня глазами и позвал:
"Подойди ко мне”.
Не в силах сопротивляться, я склонился над ним и протянул нож. Взяв нож из моих рук, он отшвырнул его в сторону.
"А теперь мы сделаем по-моему, - сказал он. - Так, как следует поступить”.
Заглянув в его глаза, я полностью попал под их власть. Взгляд был... магнетическим! Если бы он продолжал молча смотреть на меня такими глазами, я не смог бы сдвинуться с места и сгорел бы вместе с ним. Я был уверен в этом тогда, уверен и сейчас. Искалеченный, раздавленный, распоротый, словно рыба при разделке, он продолжал обладать огромной властью!
«Пойди на кухню, - сказал он, - и принеси нож для разделки мяса, самый большой. Ну, иди же!»
Его слова заставили двигаться мои ноги, но глаза, нет, его разум продолжал владеть моим разумом. Я прошел сквозь сгущающийся дым и приближающееся пламя и вернулся обратно. Когда я показал ему принесенный нож, он удовлетворенно кивнул. Комната пылала вовсю, и одежда на мне начала дымиться, а волосы на голове трещали от жара.
"Твоя награда...” - сказал он.
"Мне не нужна никакая награда”.
"Но я хочу, чтобы ты ее получил. Я хочу, чтобы ты знал, кого уничтожишь этой ночью. Моя рубашка... разорви ее у воротника”.
Я повиновался, а когда наклонился ниже, мне показалось, что во рту у него, чуть приоткрытом в тот момент, двигался не язык, а нечто совсем другое. Он дышал мне в лицо, и запах был зловонным. Я хотел было отвернуться, но он продолжал удерживать меня взглядом, до тех пор пока я не завершил начатое дело. На шее у него на золотой цепочке висел тяжелый золотой медальон. Расстегнув цепочку, я снял ее и положил в карман.
"Вот так, - вздохнул он. - Я заплатил тебе сполна. А теперь сделай то, что должен”.
Крепко зажав нож, я поднял было дрожащую руку, но тут...
«Подожди, - сказал он. - Я испытываю сильное искушение убить тебя. У нас, Вамфири, сильно развито, как вы говорите, чувство самосохранения. Но я знаю, мне не на что надеяться. Та смерть, которую подаришь мне ты, будет чистой и милосердной, в противном случае меня ждут кошмарные муки, медленная и невыносимо страшная гибель в огне. И все-таки я могу нанести тебе удар раньше, чем нанесешь его ты, или одновременно. И тогда нас обоих ждет ужасная смерть. Поэтому... подожди, пока я закрою глаза, и тогда бей - сильно и наверняка, а затем беги! Бей и тут же отскакивай в сторону. Ты все понял?»
Я кивнул.
Он закрыл глаза.
Я нанес удар.
В тот самый миг, когда прямое блестящее лезвие коснулось его шеи, может быть, чуть раньше, еще до того, как оно отсекло голову, глаза его резко открылись. Но он предупредил меня, и я помнил его слова. Как только голова отлетела и из раны хлестнула кровь, я отпрянул назад. Крутясь и подскакивая, голова катилась среди горящих книг. Но, клянусь Богом, пока она катилась, как бы она ни поворачивалась, полные осуждения глаза неотрывно смотрели в мою сторону! И о Боже! Его рот, его рот и то, что было внутри! Раздвоенный, похожий на змеиный язык, скользкий, дрожащий, блуждающий по губам, мгновенно ставшим из красных мертвенно бледными!..
Но худшее было впереди - его голова менялась на глазах. Кожа плотно обтянула череп, который в свою очередь изменил форму, превратившись в вытянутую морду огромной собаки или волка. Свирепо горящие глаза, прежде желтые, приобрели цвет крови. Верхние зубы накрыли нижнюю губу, прижав к ней раздвоенный язык, а огромные клыки стали изогнутыми и острыми, как иглы!
Все это правда! Я видел это! Я видел это наяву! Но длился кошмар несколько мгновений, а потом голова стала на глазах исчезать. Наверное, все дело было в жаре, потому что только невероятный жар мог привести к тому, что голова начала пузыриться и таять. Ужас пригвоздил меня к месту. Я замер, а затем бросился прочь - подальше от по-прежнему не сводящей с меня глаз, чужой, разрушающейся головы, подальше от обезглавленного тела, с которым тоже начало происходить нечто ужасное!.. А потом оно полностью разрушилось...
Если вы помните, я накрыл тело пиджаком, чтобы не видеть страшных ран. Теперь какая-то невидимая сила изнутри приподняла его, а потом пиджак зашевелился и разлетелся на две половины, которые, кем-то в ярости отброшенные, взлетели к потолку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135