Проходя мимо ресторанчика, я делаю ручкой Саймону, который, конечно, уже встал, но при неверном утреннем свете, да еще сквозь пятидюймовое стекло, он меня не узнает.
«Макдональдс» только что открылся, поэтому в очереди стою только я да еще несколько бездомных. Я заказываю оладьи, чашку скверного кофе и сажусь у окна.
Оладьи мне приносят без сиропа. Я недоумеваю, и официант отправляется на выяснение. Поднимается суматоха, а я превращаюсь в капризного белого джентльмена, который скандалит из-за пустяков. Впрочем, в зале я не единственный белый. Дэнни-Алкаш тоже здесь. Несмотря на ранний час, он уже пьян. Просто не представляю, как ему это удается; возможно, это у него особый дар. (Или проклятье, смотря как посмотреть.) Дэнни заказывает на завтрак молочный коктейль и расплачивается мелкими монетами по одному и пять центов. В доме, в котором я живу, поговаривают, что Дэнни не так прост, как кажется, но мне по большому счету все равно, да я и не верю в бездомных мудрецов, сумевших стяжать высшее знание и достичь просветления за годы тяжких испытаний и жестоких ударов судьбы. Нет, Дэнни ничему не может меня научить. Он – самый обычный красноносый алкаш, каких я немало видел в Ирландии. Больше того, он вряд ли заинтересовал бы меня, будь он даже президентом какой-либо крупной корпорации, членом экипажа космического корабля «Аполло» или большой шишкой из Массачусетского технологического. Дэнни, впрочем, ни то, ни другое, ни третье. Поговаривают, будто некогда он работал в билетной кассе подземки, но, возможно, это и из области преданий. Хоть Ратко, в частности, и любит порассуждать о таинственных обстоятельствах его падения.
Поскольку мы с Дэнни живем в одном доме, он питает ко мне что-то вроде родственных чувств. Обоняние подсказывает мне, что Дэнни приближается ко мне. И действительно, он подходит и садится напротив меня.
Сволочь.
– Доброе утро? – произносит он вопросительно, словно сомневаясь, правильно ли он определил время.
– Угу, – отзываюсь я, не поднимая головы, и продолжаю намазывать оладьи взбитым маслом и кукурузным сиропом.
– Холодновато, – снова говорит Дэнни.
Я не знаю, относится ли это слово к погоде, к его молочному коктейлю или к моей реакции, но снова соглашаюсь:
– Пожалуй.
– Там есть статья о трупе на 135-й?
– Что?
– В твоей газете есть эта статья?
– Д-да, – нехотя говорю я. – Кажется, есть.
Я как раз читал именно эту статью. На территории студенческого городка Сити-колледжа было найдено мертвое тело. Застрелили молодого негра. Парень наверняка имел отношение к колледжу, следовательно, эта информация должна была попасть на двадцать третью полосу, однако случай оказался не совсем типичным. У убитого вырезали сердце, а полость в груди, где оно когда-то было, набили соломой. Насколько я мог судить, это убийство способно было заинтересовать читателей примерно на сутки, то есть до тех пор, пока не произойдет еще одно кошмарное убийство, а в том, что это случится уже завтра, сомневаться не приходилось. На страницах газеты представитель полиции авторитетно заявлял, что таким способом ямайские банды расправляются со стукачами. Операция, подобная той, что кто-то проделал с несчастным чернокожим студентом, призвана была показать, что у стукачей, мол, нет никаких понятий ни о мужестве, ни о верности и что они вообще не люди, а так – манекены.
– Его набили соломой, – сказал Дэнни и отпил глоток своего молочного коктейля. По всей вероятности, он дошел до такого состояния, что мог питаться только жидкой пищей – ничего твердого желудок не принимал.
Внезапно мне стало жаль беднягу; казалось, даже Бог от него отвернулся, и все такое.
– Удивительно, что газетчики не связали это с «Волшебником из страны Оз», – сказал я. – Ведь кажется, в этой сказке соломенный человек хотел получить сердце…
– Не соломенный, железный, – поправил Дэнни.
– Вот как… – сказал я.
– Нет, это убийство больше похоже на то, что произошло с императором Валерианом, – сказал Дэнни. – Слышал о нем?
– Смутно, – честно признался я.
– Его тоже набили соломой.
– Кто?
– Персы.
– Зачем?
– Чтобы посмеяться над Римом.
– Что-то я не совсем понимаю…
– Персы взяли его в плен и вытирали об него ноги. А когда он умер, из него сделали соломенный тюфяк, предназначавшийся для той же цели.
Тут я почувствовал, как во мне снова растет раздражение. Из-за таких вот высказываний кто-нибудь может подумать, будто Дэнни еще что-то соображает. На самом деле это не так, но если бы сейчас его слова слышал Ратко или кто-то из жильцов нашего дома, они бы точно решили, что Дэнни многое знает. Но меня эти проблески эрудиции просто бесили. Кроме того, я чувствовал, что в самом ближайшем будущем расскажу Ратко о моем сегодняшнем разговоре с Дэнни, а это еще больше укрепит его репутацию загадочной личности, знававшей лучшие времена.
– Ладно, мне пора, – сказал я, вставая.
– Ты не будешь допивать кофе? – с надеждой спросил Дэнни.
– Нет. – Я протянул ему кружку, и наши глаза на мгновение встретились.
– Ты когда-нибудь ходил в университет? – спросил я, сам не зная почему.
– Да. Я учился в Университете Ратджерса.
«И вот до чего ты докатился», – хотел я сказать, но, разумеется, не сказал.
Я бросил пластиковую посуду в мусорную корзину и вышел. Ужасно хотелось курить, и я безуспешно пытался прогнать мысль о хорошей затяжке. Дэнни помахал мне рукой и схватил оставленную мною газету.
Снаружи стало немного теплее, но температура все еще была достаточно комфортной. Со 125-й улицы хорошо виден кампус Сити-колледжа; я посмотрел в ту сторону и покачал головой. Это убийство… Оно действительно было ужасным. Некоторое время я размышлял о нем, машинально роясь в карманах в поисках сигарет, пока не вспомнил, что оставил пачку дома.
Черт!
Много позднее, когда, потрясенный и похудевший на тридцать фунтов, я вернулся с Юкатана, я познакомился с Районом Эрнандесом и узнал об этом убийстве все. Хотите верьте, хотите нет, но оно не имело никакого отношения ни к бандитам-ямайцам, ни к стукачам. Легавые ошиблись, если, конечно, они не ввели газеты в заблуждение нарочно. Рамон рассказал мне, что похищение сердца – самый обычный бизнес, связанный с неким поверьем. Вырезанное сердце сжигают, а соломой (которая, по идее, должна идти на растопку) набивают грудь жертвы. Покуда зола от сожженного сердца остается в твоем очаге или в камине, дому не грозят никакие опасности. Кроме того, чем крупнее и сильнее была жертва, тем большее зло способен отвратить ее «донорский орган». В общем, колдовство чистой воды, но Рамон в него верил, как верит большинство доминиканцев. Я думаю, это из-за того, что у себя в стране им приходится жить бок о бок с гаитянами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
«Макдональдс» только что открылся, поэтому в очереди стою только я да еще несколько бездомных. Я заказываю оладьи, чашку скверного кофе и сажусь у окна.
Оладьи мне приносят без сиропа. Я недоумеваю, и официант отправляется на выяснение. Поднимается суматоха, а я превращаюсь в капризного белого джентльмена, который скандалит из-за пустяков. Впрочем, в зале я не единственный белый. Дэнни-Алкаш тоже здесь. Несмотря на ранний час, он уже пьян. Просто не представляю, как ему это удается; возможно, это у него особый дар. (Или проклятье, смотря как посмотреть.) Дэнни заказывает на завтрак молочный коктейль и расплачивается мелкими монетами по одному и пять центов. В доме, в котором я живу, поговаривают, что Дэнни не так прост, как кажется, но мне по большому счету все равно, да я и не верю в бездомных мудрецов, сумевших стяжать высшее знание и достичь просветления за годы тяжких испытаний и жестоких ударов судьбы. Нет, Дэнни ничему не может меня научить. Он – самый обычный красноносый алкаш, каких я немало видел в Ирландии. Больше того, он вряд ли заинтересовал бы меня, будь он даже президентом какой-либо крупной корпорации, членом экипажа космического корабля «Аполло» или большой шишкой из Массачусетского технологического. Дэнни, впрочем, ни то, ни другое, ни третье. Поговаривают, будто некогда он работал в билетной кассе подземки, но, возможно, это и из области преданий. Хоть Ратко, в частности, и любит порассуждать о таинственных обстоятельствах его падения.
Поскольку мы с Дэнни живем в одном доме, он питает ко мне что-то вроде родственных чувств. Обоняние подсказывает мне, что Дэнни приближается ко мне. И действительно, он подходит и садится напротив меня.
Сволочь.
– Доброе утро? – произносит он вопросительно, словно сомневаясь, правильно ли он определил время.
– Угу, – отзываюсь я, не поднимая головы, и продолжаю намазывать оладьи взбитым маслом и кукурузным сиропом.
– Холодновато, – снова говорит Дэнни.
Я не знаю, относится ли это слово к погоде, к его молочному коктейлю или к моей реакции, но снова соглашаюсь:
– Пожалуй.
– Там есть статья о трупе на 135-й?
– Что?
– В твоей газете есть эта статья?
– Д-да, – нехотя говорю я. – Кажется, есть.
Я как раз читал именно эту статью. На территории студенческого городка Сити-колледжа было найдено мертвое тело. Застрелили молодого негра. Парень наверняка имел отношение к колледжу, следовательно, эта информация должна была попасть на двадцать третью полосу, однако случай оказался не совсем типичным. У убитого вырезали сердце, а полость в груди, где оно когда-то было, набили соломой. Насколько я мог судить, это убийство способно было заинтересовать читателей примерно на сутки, то есть до тех пор, пока не произойдет еще одно кошмарное убийство, а в том, что это случится уже завтра, сомневаться не приходилось. На страницах газеты представитель полиции авторитетно заявлял, что таким способом ямайские банды расправляются со стукачами. Операция, подобная той, что кто-то проделал с несчастным чернокожим студентом, призвана была показать, что у стукачей, мол, нет никаких понятий ни о мужестве, ни о верности и что они вообще не люди, а так – манекены.
– Его набили соломой, – сказал Дэнни и отпил глоток своего молочного коктейля. По всей вероятности, он дошел до такого состояния, что мог питаться только жидкой пищей – ничего твердого желудок не принимал.
Внезапно мне стало жаль беднягу; казалось, даже Бог от него отвернулся, и все такое.
– Удивительно, что газетчики не связали это с «Волшебником из страны Оз», – сказал я. – Ведь кажется, в этой сказке соломенный человек хотел получить сердце…
– Не соломенный, железный, – поправил Дэнни.
– Вот как… – сказал я.
– Нет, это убийство больше похоже на то, что произошло с императором Валерианом, – сказал Дэнни. – Слышал о нем?
– Смутно, – честно признался я.
– Его тоже набили соломой.
– Кто?
– Персы.
– Зачем?
– Чтобы посмеяться над Римом.
– Что-то я не совсем понимаю…
– Персы взяли его в плен и вытирали об него ноги. А когда он умер, из него сделали соломенный тюфяк, предназначавшийся для той же цели.
Тут я почувствовал, как во мне снова растет раздражение. Из-за таких вот высказываний кто-нибудь может подумать, будто Дэнни еще что-то соображает. На самом деле это не так, но если бы сейчас его слова слышал Ратко или кто-то из жильцов нашего дома, они бы точно решили, что Дэнни многое знает. Но меня эти проблески эрудиции просто бесили. Кроме того, я чувствовал, что в самом ближайшем будущем расскажу Ратко о моем сегодняшнем разговоре с Дэнни, а это еще больше укрепит его репутацию загадочной личности, знававшей лучшие времена.
– Ладно, мне пора, – сказал я, вставая.
– Ты не будешь допивать кофе? – с надеждой спросил Дэнни.
– Нет. – Я протянул ему кружку, и наши глаза на мгновение встретились.
– Ты когда-нибудь ходил в университет? – спросил я, сам не зная почему.
– Да. Я учился в Университете Ратджерса.
«И вот до чего ты докатился», – хотел я сказать, но, разумеется, не сказал.
Я бросил пластиковую посуду в мусорную корзину и вышел. Ужасно хотелось курить, и я безуспешно пытался прогнать мысль о хорошей затяжке. Дэнни помахал мне рукой и схватил оставленную мною газету.
Снаружи стало немного теплее, но температура все еще была достаточно комфортной. Со 125-й улицы хорошо виден кампус Сити-колледжа; я посмотрел в ту сторону и покачал головой. Это убийство… Оно действительно было ужасным. Некоторое время я размышлял о нем, машинально роясь в карманах в поисках сигарет, пока не вспомнил, что оставил пачку дома.
Черт!
Много позднее, когда, потрясенный и похудевший на тридцать фунтов, я вернулся с Юкатана, я познакомился с Районом Эрнандесом и узнал об этом убийстве все. Хотите верьте, хотите нет, но оно не имело никакого отношения ни к бандитам-ямайцам, ни к стукачам. Легавые ошиблись, если, конечно, они не ввели газеты в заблуждение нарочно. Рамон рассказал мне, что похищение сердца – самый обычный бизнес, связанный с неким поверьем. Вырезанное сердце сжигают, а соломой (которая, по идее, должна идти на растопку) набивают грудь жертвы. Покуда зола от сожженного сердца остается в твоем очаге или в камине, дому не грозят никакие опасности. Кроме того, чем крупнее и сильнее была жертва, тем большее зло способен отвратить ее «донорский орган». В общем, колдовство чистой воды, но Рамон в него верил, как верит большинство доминиканцев. Я думаю, это из-за того, что у себя в стране им приходится жить бок о бок с гаитянами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120