— Постарайся, чтобы туда не попала грязь, — сказал он, убирая упаковки и ампулы в сумочку. Тучкина собрала посуду, сложила ее на краю стола и взялась за ведро.
— Пойду за водой…
— Тебе нельзя носить тяжести! — тотчас возразила Лера. — Я сама схожу! Сиди, отдыхай!
Лера взяла ведро и пошла к леднику. Тучкина некоторое время смотрела на ее тоненькую спину, затем вдруг окликнула девушку и догнала ее.
— Я с тобой!
Когда девушки исчезли из виду, Дацык, стругая кухонным ножом палочку, как бы мимоходом спросил Альбиноса:
— И не тяжело тебе это двойное ярмо на своей шее таскать?
— Это не ярмо, — ответил Альбинос, поднимая с земли свой сноуборд и внимательно осматривая кант. — Это мантия. Или рыцарский плащ. Или плащаница… В общем, то, что еще худо-бедно поддерживает во мне человека. Не было бы их — давно бы в животное превратился.
— Надолго ли? — мрачным голосом спросил Дацык.
— Что «надолго»? — не понял Альбинос, бережно кладя доску на стол.
Дацык опустил глаза и с удвоенной силой стал стругать палочку.
— Я думаю о том, кто из них вернется. А кто нет…Альбинос дернулся, будто сноуборд был горячим, как утюг, вскинул голову и посмотрел в ту сторону, куда ушли девушки.
— За плащаницей следить надо, Альбино, — назидательно произнес Дацык. — А то по швам разойдется.
— Да вся беда в том, — произнес Альбинос, с тревогой глядя в сторону ледника, — что швов-то нет…
Я смотрел на Мураша с тихим содроганием. Правда, пластырь, закрывающий часть его истерзанного лица, создавал иллюзию медицинского оптимизма, как будто теперь дело пошло на лад и скоро под ватным тампоном вылупится новенький голубенький глазик, который будет смотреть на мир весело и дерзко.
— Не ходи сегодня на ледник, — сказал я ему. — Вез тебя справлюсь.
Мураш отрицательно покачал головой. Упрямый балбес! У меня в голове не укладывалось, как из-за денег можно так убежденно губить собственную жизнь! Хотя и денег ему никто не обещал. Неужели Мураш надеется на то, что с ним щедро поделятся? Вдруг к нам подбежала Лера — запыхавшаяся, со спутавшимися волосами, с мокрыми до локтей рукавами. Я сразу вскочил на ноги. Альбинос кинулся к девушке и схватил ее за плечи.
— Что?! — испуганно произнес он. — Что еще?!
— Она… — произнесла Лера, но продолжить фразу не хватило дыхания. Девушка опустила плечи, оперлась руками в колени. Казалось, что ее стало тошнить.
— Что «она»?! — крикнул Альбинос.
— Она упала в прорубь, — воткнув взгляд в землю, ответила Лера. — Я не смогла ее вытащить…
Я сорвался с места и во весь дух побежал к леднику. Упала в прорубь! Откуда упала? Как она могла туда упасть? За мной хрипло дышал и гремел ботинками Альбинос. Мы неслись, как легкоатлеты на финальном забеге. Вот и ледник. Береговая линия в этом месте словно трещину дала, и образовалась узкая затока. Спасатели перегородили ее плотиной из булыжников. Талая вода, проникая в затоку, фильтровалась через песок и становилась относительно чистой. Во время спасательных работ мы использовали эту воду для умывания и мойки посуды. «Моржи» окунались в эту «ванну» с головой… Альбинос налетел на пустое ведро, и оно с гулким звоном покатилось по склону. Я подбежал к «ванне» и сразу увидел торчащие из черной воды кирзовые сапоги — кто-то из спасателей оставил на приюте в надежде, что кому-то пригодятся. Пригодились…
— Да не путайся ты под ногами! — крикнул Альбинос.
Он был очень взволнован. Он совершал массу ненужных, даже нелепых движений, но все его естество молило о спасении женщины. Толкая друг друга, мы грохнулись на колени у каменного бруствера и схватились за ноги Тучкиной. Она висела в воде головой вниз, а наполненные воздухом сапоги всплыли на поверхность. Никогда еще мне не приходилось видеть утопленниц, и потому я только теперь узнал, насколько это ужасное зрелище… Альбинос откинулся назад и упал на спину с сапогом в руке… Так мы ее не вытащим. Я взялся руками за кладку и стал опускаться в воду. Здесь сразу начиналась глубина, до дна не достать, но можно найти опору между камней.
Быстрее! — кричал Альбинос. — Она уже слишком долго в воде!
— Заткнись, — сквозь зубы процедил я, погрузившись почти по пояс в обжигающе холодную воду, подвел руки под тело, кажущееся невесомым, и поднял его на поверхность. Дацык, оказавшийся рядом со мной, схватил Тучкину за руку, а Альбинос — за воротник. Они вдвоем выволокли женщину на берег.
— Только бы не опоздать… Только бы не опоздать… — бормотал Альбинос, дрожа всем телом, будто не я, а он лазил в «ванну». Мы с ним в четыре руки принялись стаскивать мокрую телогрейку с Тучкиной. Затем свитер… Все насквозь мокрое и настолько холодное, что нестерпимо болят пальцы. Альбинос поднес свои малиновые руки ко рту и подышал на них, пока я расстегивал на груди Тучкиной блузку, ставшую от воды настолько прозрачной, что напоминала отслаивающуюся кожу… Дацык, чтобы не мешать, отошел в сторону, сел на траву и стал курить, глядя куда-то в сторону. Альбинос встал на одно колено, приподнял и положил женщину себе на ногу, лицом вниз. Невыносимо было смотреть на нее. Совершенно покорное и неподвижное тело, обмякшее на колене Альбиноса, как стопка мокрого неотжатого белья. Снежно-белая грудь обнажена. Голова покачивается, спутавшиеся мокрые волосы елозят по траве. Ладони перекатываются по земле. Правая кисть подломилась и перевернулась ладонью вверх.
— Не стой! — крикнул мне Альбинос. — Приподними ей ноги!
Изо рта и носа толчками пошла вода, потекла по глазам, лбу и впиталась в волосы. Альбинос давил ей на спину, сплющивая наполненные водой легкие.
— Нет, я не могу на это смотреть, — пробормотал Дацык, подошел к леднику и встал к нам спиной.
Альбинос опустил Тучкину на траву. Ее голова гулко ударилась о землю, склонилась набок. Пучок волос попал в рот. На ресницах дрожали капельки воды. Мне казалось, Альбинос делает все непозволительно медленно. Я склонился над телом, положил ладони чуть ниже груди и стал ритмично давить на грудную клетку.
— Побыстрее! — выдавил из себя Альбинос и прильнул губами к полураскрытому рту Тучкиной. Хоть раз он целовал ее так? — вдруг влезла мне в голову нелепая мысль. Альбинос оторвался, сделал глубокий вдох и снова к ее холодным губам… Мне показалось, что под моими ладонями тихо и робко отозвалось сердце…
— Замри! — крикнул я и приложился ухом к белой коже. Нет, показалось. Тишина. Подлая, скотская тишина!
— Уйди! — процедил Альбинос, оттолкнув меня. — Ни хрена не умеешь!
Теперь он стал делать массаж сердца, посылая короткие и сильные толчки внутрь умершего организма. Шесть толчков — один вдох в губы. Шесть толчков — вдох в губы. Он работал не разгибаясь, не останавливаясь, как заведенный, и под его коленями уже чавкала раскисшая глина, и по его лицу уже лился струями пот… Альбинос сбросил с себя куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71