– Ингрид, пожалуйста, не надо. – Отто произнес это натянутым голосом: ладонями Лили чувствовала напряжение в жесткой линии его плеч. – Перестань об этом, а? Пусть его приход не испортит первого вечера Лили после возвращения.
– Он уже испортил его.
– Нет, пока нет. – Теперь, когда Джорге ушел, Лили почувствовала свою слабость и нестойкость в отношениях с ним, но ради отца решила не показывать, насколько она этим расстроена. – Меня возмутили его слова, но, по крайней мере, я увидела его и должна признаться, что раньше с ужасом думала об этой встрече. А теперь – ну, что же, все позади, не так ли? Худшее пройдено.
– Лили, – Отто потянул ее за руку, заставив обойти вокруг кресла и встать перед ним. – Не думаю, что все осталось позади. Ты слышала, что он сказал. Он хочет поговорить с тобой наедине.
– Одна я с ним не останусь. И точка.
– Любимая, не все так просто. Ты знаешь, что из себя представляет Джорге. Он добьется своего не мытьём, так катаньем. Ясно, что легко ты от него не отделаешься. Это не в его характере. С другой стороны… ну, ты слышала, что он сказал.
Он замолчал, совсем обессилев.
Лили встала на колени рядом с креслом.
– Папа, что он хотел этим сказать?
– Хватит, Лили, – живо вмешалась Ингрид. – Твой отец очень устал. Я не допущу, чтобы он расстроился еще больше.
– Все в порядке, – вставил Отто. – Мне уже лучше, Ингрид. Лили должна знать правду о Мандрепоре… и о Джорге, и о других.
– Но не сегодня. Для тебя, Отто, и так это слишком большая нагрузка. Давайте отложим на завтра. А сейчас я позову Бейзила и велю ему уложить тебя в постель. – Она говорила быстро, почти назидательным тоном, и когда она заторопилась из салона в поисках Бейзила, Отто беспомощно поднял руки, которые тут же упали на колени, покачал головой, глядя на Лили и пытаясь кисло шутить.
– Видишь, до чего дошло, Лили? Отто фон Райнгард вынужден поступать так, как велит ему женщина! – Слова выговорились невнятно по причине усталости или от воздействия лекарств, которые он только что принял. Лили озадаченно посмотрела на него.
– Что ты сказал?
– Ингрид командует мною без зазрения совести.
– Нет… я не о том. Ты сказал Отто фон… что-то такое… ну, во всяком случае, не Брандт.
– Разве? – Сетуя, что он проговорился, Отто сослался на расслабляющее воздействие лекарств и тем замял свою оплошность. – А, это старая родовая фамилия. Ребенком я носил ее. Но уже не вспоминал многие годы…
– О, папа! – Лицо Лили приняло выражение любви и сострадания. – Я собиралась спросить тебя, пока Ингрид нет в комнате, что же такое тут у вас творится, но, наверное, она права. Сегодня ты уже очень устал. Да что там, завтра же ведь я тоже буду здесь, и ты сможешь рассказать мне все, что захочешь.
– Да, Лили, да. Должен сознаться, что сейчас я чувствую себя не очень…
Дверь отворилась, и в салон ворвалась Ингрид, за которой еле поспевал верный Бейзил.
– Он пришел, Отто. Теперь ты хорошенько поспи, а я займу Лили, – заявила она.
– Да, да. Очень хорошо. Тогда спокойной ночи, дорогая. И – несмотря ни на что – приятно видеть тебя дома!
Он коснулся губами ее щеки. Лили отошла в сторону, испытывая чувство острого сожаления, и наблюдала, как Бейзил поднимает его как ребенка из кресла и помогает выйти из комнаты.
– Я и подумать не могла, что он болеет так сильно, – задумчиво сказала она Ингрид, когда те отошли на достаточно большое расстояние. – Это ужасно. Вам бы следовало сообщить мне пораньше.
– Я уже говорила тебе: он этого не хотел. – Ингрид налила себе новую чашку кофе. Лицо ее оставалось удивительно спокойным. – А теперь, когда сюда заявился Джорге и устроил тут скандал, думаю, тебе понятно почему.
Лили охватило чувство вины: она знала, что ее прошлое поведение тоже послужило причиной сегодняшнего инцидента. Но сверх этого было что-то и еще, что-то такое, чего она не понимала.
– Что именно папа хочет рассказать мне? – спросила она.
Некоторое время Ингрид хранила молчание, и Лили видела, как она раздумывает: отвечать ли ей, взвешивая «за» и «против». Потом та покачала головой.
– Нет, Лили, это он должен рассказать сам, когда отдохнет. Это не мой дом – меня все это совершенно не касается.
– Но ты же его жена. Тебе должно быть известно, о чем идет речь.
– Да, мне известно. Но все равно, меня это не касается. Это связано с делами, которые появились задолго ДО моего приезда на Мандрепору и имеют отношение ТОЛЬКО к тебе и к нему.
– Предположим, что он недостаточно восстановит силы пли разум его недостаточно просветлеет ни до завтра, ни до послезавтра? Допустим, что он так и не сможет рассказать мне об этом?
– Если такое случится, я сделаю это вместо него. Но сначала он должен попытаться рассказать это сам. – Ингрид произнесла это решительным тоном, и Лили поняла, что больше приставать бесполезно.
– Ингрид, – обратилась к ней Лили. – Ты не обидишься, если я тоже пойду лягу? Я и сама очень устала. У меня сегодня тоже тяжелый день.
Она не добавила, что ей не хочется засиживаться здесь, вести пустячные разговоры с женой своего отца, что в ее присутствии она чувствует себя неловко и поэтому хотела бы остаться одна.
– Конечно, не обижусь, – ответила Ингрид. – Я привыкаю проводить вечера в одиночестве, что, может быть, и неплохо, если в будущем меня все равно ждет именно такая доля.
Лили ничего не могла придумать, что ответить на это. Она подошла к ней, поцеловала мачеху в щеку с гораздо большей теплотой, чем обычно. Ингрид хотя бы окружила отца уютом и покоем в последние годы его жизни. Лили знала, что уже за это она будет ей вечно признательна.
В ее комнате ничего не изменилось. Лили разделась при лунном свете, который ярким потоком вливался в незакрытые ставнями окна, взобралась на кровать на четырех стойках, поправила сетку от москитов, которая ниспадала с балдахина, образуя внутри божественную прохладу.
Ребенком она любила эту кровать, которая как будто сошла со страниц книги сказок. Для нее кровать представляла собой то заколдованный замок, то таинственный остров, то пиратский бриг. Здесь сосредоточивался весь мир одинокого невинного ребенка, здесь никто не мешал ей мечтать, воображать себя кем-либо, изливать свою душу. Но здесь ей приходилось плакать – по матери, а много лет спустя из-за Джорге, который закрутил ее, а потом обманул; и теперь, когда она была так возбуждена, почему-то наиболее ярко всплывали перед нею именно эти, печальные воспоминания.
Лили подтянула тонкую батистовую простыню до груди, положила поверх нее руки и закрыла глаза. Но сон не шел, как не приходил он каждую ночь с тех пор, как она получила письмо от Джози. А перед глазами опять проносилась сцена, которая разыгралась сегодня на первом этаже, она повторялась снова и снова, словно кинокадры, которые прокручивают много раз подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129