Молодой однорукий всадник на спокойно стоящей лошади держал в единственной руке большой топор с хищно оттянутым книзу полотном. «Дьяус, – вспомнил Олег рассказ Йерикки, – победитель Астовидату». Другой – воин в полном доспехе, непохожем на славянский, – мчался на крылатом коне, до отказа растянув огромный лук.
– Хайлс, – поприветствовал Ардаар изваяния взмахом руки – тоже почти славянским.
Очевидно, и анласы к богам относились, как к ближней родне, а не как к грозным повелителям.
Народу в лагере почти не было, и Олег увидел, что дым – от огня, горящего в ограде из длинных пик, направивших свои узкие граненые острия в небо. Похоже, наконечники пик были сделаны из серебра. Тут же несколько мальчишек играли с собаками – поджарыми, более высокими, но не такими массивными и длинношерстными, как горские.
Ардаар режуще, пронзительно свистнул и крикнул:
– Белгат!
Один из мальчишек, собиравшийся бросить палку прыгавшей вокруг собаке, оглянулся, сорвался с места и опрометью бросился к… кто ему Ардаар? Но анлас тут же негромко сказал:
– Белгат, мой младший.
Мальчишка подбежал, звонко выкрикнул: «Хайлс!» – и замер перед отцом. Босиком, одетый в перепоясанную простым ремешком тунику (или как тут у них это называется?) из зеленой ткани, не кожаную; на поясе – нож и пучок маленьких фигурок. Такие же яркие, как у отца, глаза с любопытством рассматривали Олега.
– Барати Тигри, арбас, – строго сказал Ардар и кивнул на Олега. – Анна славас хост, мес ети ин дама… – а потом, неожиданно ткнув сына в плечо, добродушно добавил: – Стоти Тигри – васу такти на тиргас.
Мальчишка заморгал, потом вдруг подпрыгнул с очень знакомым Олегу выкриком:
– Е! Е, атта! Балам!
Он подхватил повод и важно, высоко подняв голову, повел коня куда-то мимо фургонов. Ардаар же, повернувшись к Олегу, указал на тот, возле которого они стояли:
– Прошу, входи.
Он не просил Олега назваться, и мальчик, ступив на нижнюю планку откидной лестницы, уводившей внутрь фургона, повернулся к гостеприимному хозяину со словами:
– Зови меня Олег, Ардаар.
– Эльха, – переиначил на свой лад имя мальчика анлас и благодарно наклонил голову: – Благодарю за то, что назвал мне свое имя… – и крикнул внутрь фургона повелительно: – Встречай гостей, Ринта!
Олег вовсе не ожидал, что внутри окажется еще кто-то. Немолодая, но очень красивая женщина, сложив руки на животе, поклонилась мальчишке, едва его нога ступила на плотно подогнанные доски пола фургона, и что-то негромко сказала по-своему. В отличие от горянок, анласка держала волосы распущенными, их схватывал тонкий серебряный обруч… поверх длинного платья малинового цвета с расшитым квадратным воротом было надето еще одно: коричневое, свободное, от колен под грудь. На поясе висели гребенка, большой нож и вновь фигурки оберегов. Йерикка, помнится, говорил, что и у горцев раньше часто носили обереги на поясах…
– Очень приятно, – склонил голову Олег, снимая с плеча автомат. Фургон изнутри был обставлен довольно бедно. Пахло кожей, нагретой тканью и дымом от небольшой печки, оборудованной на глиняном пятачке. Примерно треть длины отгораживала расшитая занавеска – по тяжелому голубому полю летели, сражаясь с многоглавыми и многорукими чудовищами, всадники в броне, на бронированных конях. Над сражающимися горела в небе все та же свастика.
Среди всей обстановки внимание Олега привлекли две веши, совершенно к ней не подходившие. Над занавесью висело у одной из распорок охотничье ружье. А прямо напротив входа на такой же распорке была укреплена большая цветная фотография молодого парня в городской одежде: он стоял на фоне сверкающего стеклом и металлом здания и улыбался широко и открыто.
– Таркас, мой старший, – сказал анлас, входя следом за Олегом, в фургоне можно было стоять, не сгибаясь. – Он сейчас ходит тропой Дьяуса на далеком юге – пусть подольше не вспоминают про него Старухи, – непонятно добавил он и указал на постеленные около занавеси шкуры. – Садись, Ринта подаст еду и пиво.
Олег подождал, пока сядет хозяин – не только из вежливости, но и чтобы понять, как это делается. Ардаар опустился просто, вытянув перед собой длинные сильные ноги: как отметил Олег – вовсе не кривые, хоть и провел их хозяин полжизни – если не больше – в седле. Молчаливая Ринта подала большое глиняное блюдо и тихо что-то сказала. Ардаар перевел:
– Она извиняется, что еда холодная. Она не знала о госте.
– Ничего, ничего, – поспешно сказал Олег. Он вдруг почувствовал, что на самом деле голоден, а ломти копченого окорока на блюде выглядели и пахли очень здорово. А это что рядом? Это… – Картошка?! – вырвалось у него. Все еще не веря своим глазам, Олег взял с блюда коричневый, пахнущий дымом клубень печеного картофеля и, улыбнувшись Ардаару, стал чистить его.
Анлас добродушно засмеялся, разливая в деревянные цилиндрические кубки светлое пиво из круглой кожаной фляги с тиснением на боках:
– Ты странный славянин, сказать по чести! Они не так чтобы много понимают в лошадях. А земляное яблоко им покажи – скажут тебе, что яд. А тебе, как я погляжу, нравится?
– Я из города, – пояснил Олег, принимая – не без опаски – кубок. – А земляное яблоко вы привезли с вашей старой родины?
– Да, – медленно ответил анлас. Глаза его затуманились, он вздохнул и прочел:
Анас Вайу
Ку гири, ку марьяс.
Анас Вайу
Ку рувати асман.
Аби Анлас
Сеэс спэта дамас,
Свапнас такти –
Е тамас крурас
Ор срва
Стирас стата,
Равати сам равас…
Равати сам равас…
Ана талам
Равати сам равас…
Он покачал головой и признался:
– Я не помню нашей родины… Мы ушли оттуда, когда я был еще ребенком – случилось так, что на одних полянах и тропах нам стало тесно с соседями, и Дьяус принял в том споре их сторону. Тогда те, кто выжил, забрали табуны и пришли сюда. Но мне все равно не слишком хорошо, когда я думаю, что настало время всему нашему народу потерять ту землю. И что с теми лесами, где я родился?.. Говорят, от колдовства данванов умирают деревья, что старше всего человеческого рода, а это страшнее, чем смерть человека… Может, настанет темный день, когда среди мертвых лесов в Анласе лишь могилы, где спят наши предки, будут напоминать о том, что мы – БЫЛИ. И найдет ли счастье на новой земле народ, что покинул свою родину? – Он покачал головой. – Но те, кто приходят, говорят, что не покинуть – значит умереть… И все-таки во сне ко мне приходит мой отец, что похоронен на берегах Даверинга, где дали мы последний бой нашим соперникам. Приходит и смотрит молча. Нехорошо, когда умерший предок молчит – это значит лишь, что нечего ему сказать доброго. Мудрые люди говорят, что совесть – это голоса мертвых. Поэтому, – неожиданно закончил Ардаар и отхлебнул пива, – да, поэтому я и не сказал «нет», когда Таркас пришел ко мне просить отпустить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Хайлс, – поприветствовал Ардаар изваяния взмахом руки – тоже почти славянским.
Очевидно, и анласы к богам относились, как к ближней родне, а не как к грозным повелителям.
Народу в лагере почти не было, и Олег увидел, что дым – от огня, горящего в ограде из длинных пик, направивших свои узкие граненые острия в небо. Похоже, наконечники пик были сделаны из серебра. Тут же несколько мальчишек играли с собаками – поджарыми, более высокими, но не такими массивными и длинношерстными, как горские.
Ардаар режуще, пронзительно свистнул и крикнул:
– Белгат!
Один из мальчишек, собиравшийся бросить палку прыгавшей вокруг собаке, оглянулся, сорвался с места и опрометью бросился к… кто ему Ардаар? Но анлас тут же негромко сказал:
– Белгат, мой младший.
Мальчишка подбежал, звонко выкрикнул: «Хайлс!» – и замер перед отцом. Босиком, одетый в перепоясанную простым ремешком тунику (или как тут у них это называется?) из зеленой ткани, не кожаную; на поясе – нож и пучок маленьких фигурок. Такие же яркие, как у отца, глаза с любопытством рассматривали Олега.
– Барати Тигри, арбас, – строго сказал Ардар и кивнул на Олега. – Анна славас хост, мес ети ин дама… – а потом, неожиданно ткнув сына в плечо, добродушно добавил: – Стоти Тигри – васу такти на тиргас.
Мальчишка заморгал, потом вдруг подпрыгнул с очень знакомым Олегу выкриком:
– Е! Е, атта! Балам!
Он подхватил повод и важно, высоко подняв голову, повел коня куда-то мимо фургонов. Ардаар же, повернувшись к Олегу, указал на тот, возле которого они стояли:
– Прошу, входи.
Он не просил Олега назваться, и мальчик, ступив на нижнюю планку откидной лестницы, уводившей внутрь фургона, повернулся к гостеприимному хозяину со словами:
– Зови меня Олег, Ардаар.
– Эльха, – переиначил на свой лад имя мальчика анлас и благодарно наклонил голову: – Благодарю за то, что назвал мне свое имя… – и крикнул внутрь фургона повелительно: – Встречай гостей, Ринта!
Олег вовсе не ожидал, что внутри окажется еще кто-то. Немолодая, но очень красивая женщина, сложив руки на животе, поклонилась мальчишке, едва его нога ступила на плотно подогнанные доски пола фургона, и что-то негромко сказала по-своему. В отличие от горянок, анласка держала волосы распущенными, их схватывал тонкий серебряный обруч… поверх длинного платья малинового цвета с расшитым квадратным воротом было надето еще одно: коричневое, свободное, от колен под грудь. На поясе висели гребенка, большой нож и вновь фигурки оберегов. Йерикка, помнится, говорил, что и у горцев раньше часто носили обереги на поясах…
– Очень приятно, – склонил голову Олег, снимая с плеча автомат. Фургон изнутри был обставлен довольно бедно. Пахло кожей, нагретой тканью и дымом от небольшой печки, оборудованной на глиняном пятачке. Примерно треть длины отгораживала расшитая занавеска – по тяжелому голубому полю летели, сражаясь с многоглавыми и многорукими чудовищами, всадники в броне, на бронированных конях. Над сражающимися горела в небе все та же свастика.
Среди всей обстановки внимание Олега привлекли две веши, совершенно к ней не подходившие. Над занавесью висело у одной из распорок охотничье ружье. А прямо напротив входа на такой же распорке была укреплена большая цветная фотография молодого парня в городской одежде: он стоял на фоне сверкающего стеклом и металлом здания и улыбался широко и открыто.
– Таркас, мой старший, – сказал анлас, входя следом за Олегом, в фургоне можно было стоять, не сгибаясь. – Он сейчас ходит тропой Дьяуса на далеком юге – пусть подольше не вспоминают про него Старухи, – непонятно добавил он и указал на постеленные около занавеси шкуры. – Садись, Ринта подаст еду и пиво.
Олег подождал, пока сядет хозяин – не только из вежливости, но и чтобы понять, как это делается. Ардаар опустился просто, вытянув перед собой длинные сильные ноги: как отметил Олег – вовсе не кривые, хоть и провел их хозяин полжизни – если не больше – в седле. Молчаливая Ринта подала большое глиняное блюдо и тихо что-то сказала. Ардаар перевел:
– Она извиняется, что еда холодная. Она не знала о госте.
– Ничего, ничего, – поспешно сказал Олег. Он вдруг почувствовал, что на самом деле голоден, а ломти копченого окорока на блюде выглядели и пахли очень здорово. А это что рядом? Это… – Картошка?! – вырвалось у него. Все еще не веря своим глазам, Олег взял с блюда коричневый, пахнущий дымом клубень печеного картофеля и, улыбнувшись Ардаару, стал чистить его.
Анлас добродушно засмеялся, разливая в деревянные цилиндрические кубки светлое пиво из круглой кожаной фляги с тиснением на боках:
– Ты странный славянин, сказать по чести! Они не так чтобы много понимают в лошадях. А земляное яблоко им покажи – скажут тебе, что яд. А тебе, как я погляжу, нравится?
– Я из города, – пояснил Олег, принимая – не без опаски – кубок. – А земляное яблоко вы привезли с вашей старой родины?
– Да, – медленно ответил анлас. Глаза его затуманились, он вздохнул и прочел:
Анас Вайу
Ку гири, ку марьяс.
Анас Вайу
Ку рувати асман.
Аби Анлас
Сеэс спэта дамас,
Свапнас такти –
Е тамас крурас
Ор срва
Стирас стата,
Равати сам равас…
Равати сам равас…
Ана талам
Равати сам равас…
Он покачал головой и признался:
– Я не помню нашей родины… Мы ушли оттуда, когда я был еще ребенком – случилось так, что на одних полянах и тропах нам стало тесно с соседями, и Дьяус принял в том споре их сторону. Тогда те, кто выжил, забрали табуны и пришли сюда. Но мне все равно не слишком хорошо, когда я думаю, что настало время всему нашему народу потерять ту землю. И что с теми лесами, где я родился?.. Говорят, от колдовства данванов умирают деревья, что старше всего человеческого рода, а это страшнее, чем смерть человека… Может, настанет темный день, когда среди мертвых лесов в Анласе лишь могилы, где спят наши предки, будут напоминать о том, что мы – БЫЛИ. И найдет ли счастье на новой земле народ, что покинул свою родину? – Он покачал головой. – Но те, кто приходят, говорят, что не покинуть – значит умереть… И все-таки во сне ко мне приходит мой отец, что похоронен на берегах Даверинга, где дали мы последний бой нашим соперникам. Приходит и смотрит молча. Нехорошо, когда умерший предок молчит – это значит лишь, что нечего ему сказать доброго. Мудрые люди говорят, что совесть – это голоса мертвых. Поэтому, – неожиданно закончил Ардаар и отхлебнул пива, – да, поэтому я и не сказал «нет», когда Таркас пришел ко мне просить отпустить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99