— Что же касается остального…
— Остального?
Она улыбнулась, и Колин почувствовал странное ощущение, он готов был поклясться, что она выглядит так, словно удивлена его нерешительностью.
— Ты сказал мне, что я должна тебе сказать, как только мне это не понравится, — сказала она.
Она наблюдал за ней, внезапно, будучи словно загипнотизированным видом ее губ, загипнотизированным тем, как она произносит слова.
— Я обещаю тебе, — поклялась она, — Мне понравится все.
Странное чувство радости и счастья возникло внутри него. Он не знал, какой великодушный святой даровал ее ему, но подумал, что ему следует отнестись внимательнее к подношениям, когда он в следующий раз отправится в церковь.
— Мне все понравится, — повторила она, — Потому что ты со мной.
Он взял ее лицо в свои руки, глядя на нее так, словно она была самым невиданным и чудесным созданием, которое когда-либо появлялось на Земле.
— Я люблю тебя, — прошептала она, — Я любила тебя все эти годы.
— Я знаю, — сказал он, сам же удивленный произнесенными им словами.
Он знал, он предполагал, но он выталкивал это из своего сознания, потому что из-за ее любви он испытывал неловкость. Трудно чувствовать, что тебя любит человек, добрый и хороший, а ты не можешь ответить на ее любовь.
Он не мог так просто отмахнуться от нее, потому что она нравилась ему, и он бы никогда себе не простил, если бы растоптал ее чувства. И он не мог флиртовать с ней, по тем же самым причинам.
Таким образом, он просто говорил себе, то, что она чувствует не может быть настоящей любовью. Было гораздо легче постараться убедить себя в том, что она просто не знает, что такое настоящая любовь (как будто он знал!), и что однажды она найдет себе кого-нибудь, она будет удовлетворена и счастлива с ним.
Но сейчас, даже мысль об этом — что она могла выйти замуж за кого-то другого — почти парализовала его от страха.
Они были вместе, и она смотрела на него, ее сердце отражалось у нее в глазах, все ее лицо светилось счастьем и удовлетворением, словно она, наконец, почувствовала себя свободной, сказав эти важные слова. Внезапно он осознал, что в ее выражение нет ни малейшего намека на ожидание. Она не сказала ему, что любит его просто для того, чтобы услышать его ответ. Она даже не ждала от него ответа.
Она сказала ему, что любит его, просто потому, что хотела это сделать. Потому что это было то, что она чувствовала.
— Я тоже люблю тебя, — прошептал он, прижимаясь к ее губам в интенсивном поцелуе, затем отодвинулся, чтобы увидеть ее реакцию.
Пенелопа очень пристально смотрела на него в течение долгого времени. Наконец, конвульсивно сглотнув, она пробормотала:
— Ты не должен этого говорить, просто потому, что я это сделала.
— Я знаю, — ответил он, улыбаясь.
Она лишь смотрела на него широко-открытыми глазами, которые единственные двигались на ее неподвижном лице.
— И ты это тоже знаешь, — сказал он мягко. — Ты сказала, что знаешь меня лучше, чем саму себя. И ты знаешь, что я никогда бы не сказал этих слов, если бы не верил в них.
Лежа обнаженной в его кровати, успокоенная в его объятиях, Пенелопа осознала, что она, действительно, знает это. Колин никогда не лгал, он никогда не мог солгать насчет чего-то важного, а она не знала, что может быть важнее этого момента, который они разделили вместе.
Он любит ее. Этого она совсем не ожидала, она даже не позволяла себе надеяться на это, и все же это было подобно яркому и светлому чуду в ее жизни.
— Ты уверен? — прошептала она.
Он кивнул, его руки прижали ее к его телу еще сильнее.
— Я понял это лишь сегодня. Когда попросил тебя остаться.
— Как …
Но она не стала заканчивать свой вопрос. Потому что, не была даже уверена в том, что же хотела она узнать. Как он узнал, что любит ее? Как это случилось? Как он почувствовал это?
Но, так или иначе, он понял что она хочет, но не может спросить, поскольку ответил:
— Я не знаю. Я не знаю когда. Я не знаю как, и откровенно говоря, меня это совершенно не волнует. Но я знаю, что это правда. Я люблю тебя, и ненавижу себя за того, что не мог увидеть настоящую тебя, и понять это долгие годы.
— Колин, не надо, — попросила она, — Никаких взаимных обвинений. Никаких сожалений. Не сейчас
Но он лишь улыбнулся, прикладывая палец к ее губам, и призывая ее к тишине.
— Я не думаю, что ты изменилась, — проговорил он, — По крайней мере, не сильно. Но однажды, когда я смотрел на тебя, я понял, что ты другая, — он пожал плечами. — Может быть, я изменился. Может быть, я просто повзрослел.
Она приложила свой пальчик к его губам, призывая его к молчанию, тем же самым способом, как совсем недавно он.
— Может быть, я тоже повзрослела.
— Я люблю тебя, — проговорил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
И на сей раз, она не смогла ответить, потому что его рот прикоснулся к ее губам жадно, требовательно, и очень, очень чарующе.
Он казалось, совершенно точно знал, что делает. Каждое прикосновение его языка, каждое его покусывание ее кожи посылали дрожь к центру ее существа, она лишь чувствовала чистую искреннюю радость момента, и раскаленное пламя ее желания. Его руки были везде, она чувствовала его везде, его пальцы были на ее коже, его нога находилась между ее ног.
Он притянул ее к себе, прижимая сильнее, она оказалась лежащей на нем, так как он перекатился на спину. Его руки были на ее ягодицах, он буквально вжимал ее в себя, доказательство его желания обжигало ее кожу.
Пенелопа задыхалось от поразительной интимности всего этого, он ловил ее дыхание, целуя яростно и в то же самое время нежно. Затем она снова оказалась лежащей на спине, он закрывал ее как одеяло, его вес вжимал ее в матрац, выдавливая воздух из ее легких. Его рот двигался по ее уху, затем прикоснулся к шее, Пенелопа почувствовала, что она выгибается под ним, словно стараясь прижаться к его телу еще сильнее.
Она не знала, что она делает, и почему она это делает, но так или иначе, она просто должна была двигаться. Ее мать уже провела с ней “небольшой разговор”, как она сама выразилась, она сказала Пенелопе, что она должна лежать неподвижно под мужем, и позволять ему получать свое удовольствие.
Но не было никакой возможности остаться неподвижной, никакого способа остановить ни движение ее бедер навстречу ему, ни ее ног, которые буквально обвились вокруг его тела.
Она не желала просто позволять ему получать удовольствие — она желала поощрять его, разделить это удовольствие вместе с ним.
И она желала получить это удовольствие сама. Независимо оттого, что это было за чувство, растущее внутри нее — напряжение, желание, удовольствие — оно нуждалось в освобождении, и Пенелопа не могла представить, что когда-либо испытывала такое сильное и острое желание ее Я.
— Скажи, что мне я должна делать, — прошептала она, крайняя необходимость делала ее голос хриплым и чувственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Остального?
Она улыбнулась, и Колин почувствовал странное ощущение, он готов был поклясться, что она выглядит так, словно удивлена его нерешительностью.
— Ты сказал мне, что я должна тебе сказать, как только мне это не понравится, — сказала она.
Она наблюдал за ней, внезапно, будучи словно загипнотизированным видом ее губ, загипнотизированным тем, как она произносит слова.
— Я обещаю тебе, — поклялась она, — Мне понравится все.
Странное чувство радости и счастья возникло внутри него. Он не знал, какой великодушный святой даровал ее ему, но подумал, что ему следует отнестись внимательнее к подношениям, когда он в следующий раз отправится в церковь.
— Мне все понравится, — повторила она, — Потому что ты со мной.
Он взял ее лицо в свои руки, глядя на нее так, словно она была самым невиданным и чудесным созданием, которое когда-либо появлялось на Земле.
— Я люблю тебя, — прошептала она, — Я любила тебя все эти годы.
— Я знаю, — сказал он, сам же удивленный произнесенными им словами.
Он знал, он предполагал, но он выталкивал это из своего сознания, потому что из-за ее любви он испытывал неловкость. Трудно чувствовать, что тебя любит человек, добрый и хороший, а ты не можешь ответить на ее любовь.
Он не мог так просто отмахнуться от нее, потому что она нравилась ему, и он бы никогда себе не простил, если бы растоптал ее чувства. И он не мог флиртовать с ней, по тем же самым причинам.
Таким образом, он просто говорил себе, то, что она чувствует не может быть настоящей любовью. Было гораздо легче постараться убедить себя в том, что она просто не знает, что такое настоящая любовь (как будто он знал!), и что однажды она найдет себе кого-нибудь, она будет удовлетворена и счастлива с ним.
Но сейчас, даже мысль об этом — что она могла выйти замуж за кого-то другого — почти парализовала его от страха.
Они были вместе, и она смотрела на него, ее сердце отражалось у нее в глазах, все ее лицо светилось счастьем и удовлетворением, словно она, наконец, почувствовала себя свободной, сказав эти важные слова. Внезапно он осознал, что в ее выражение нет ни малейшего намека на ожидание. Она не сказала ему, что любит его просто для того, чтобы услышать его ответ. Она даже не ждала от него ответа.
Она сказала ему, что любит его, просто потому, что хотела это сделать. Потому что это было то, что она чувствовала.
— Я тоже люблю тебя, — прошептал он, прижимаясь к ее губам в интенсивном поцелуе, затем отодвинулся, чтобы увидеть ее реакцию.
Пенелопа очень пристально смотрела на него в течение долгого времени. Наконец, конвульсивно сглотнув, она пробормотала:
— Ты не должен этого говорить, просто потому, что я это сделала.
— Я знаю, — ответил он, улыбаясь.
Она лишь смотрела на него широко-открытыми глазами, которые единственные двигались на ее неподвижном лице.
— И ты это тоже знаешь, — сказал он мягко. — Ты сказала, что знаешь меня лучше, чем саму себя. И ты знаешь, что я никогда бы не сказал этих слов, если бы не верил в них.
Лежа обнаженной в его кровати, успокоенная в его объятиях, Пенелопа осознала, что она, действительно, знает это. Колин никогда не лгал, он никогда не мог солгать насчет чего-то важного, а она не знала, что может быть важнее этого момента, который они разделили вместе.
Он любит ее. Этого она совсем не ожидала, она даже не позволяла себе надеяться на это, и все же это было подобно яркому и светлому чуду в ее жизни.
— Ты уверен? — прошептала она.
Он кивнул, его руки прижали ее к его телу еще сильнее.
— Я понял это лишь сегодня. Когда попросил тебя остаться.
— Как …
Но она не стала заканчивать свой вопрос. Потому что, не была даже уверена в том, что же хотела она узнать. Как он узнал, что любит ее? Как это случилось? Как он почувствовал это?
Но, так или иначе, он понял что она хочет, но не может спросить, поскольку ответил:
— Я не знаю. Я не знаю когда. Я не знаю как, и откровенно говоря, меня это совершенно не волнует. Но я знаю, что это правда. Я люблю тебя, и ненавижу себя за того, что не мог увидеть настоящую тебя, и понять это долгие годы.
— Колин, не надо, — попросила она, — Никаких взаимных обвинений. Никаких сожалений. Не сейчас
Но он лишь улыбнулся, прикладывая палец к ее губам, и призывая ее к тишине.
— Я не думаю, что ты изменилась, — проговорил он, — По крайней мере, не сильно. Но однажды, когда я смотрел на тебя, я понял, что ты другая, — он пожал плечами. — Может быть, я изменился. Может быть, я просто повзрослел.
Она приложила свой пальчик к его губам, призывая его к молчанию, тем же самым способом, как совсем недавно он.
— Может быть, я тоже повзрослела.
— Я люблю тебя, — проговорил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
И на сей раз, она не смогла ответить, потому что его рот прикоснулся к ее губам жадно, требовательно, и очень, очень чарующе.
Он казалось, совершенно точно знал, что делает. Каждое прикосновение его языка, каждое его покусывание ее кожи посылали дрожь к центру ее существа, она лишь чувствовала чистую искреннюю радость момента, и раскаленное пламя ее желания. Его руки были везде, она чувствовала его везде, его пальцы были на ее коже, его нога находилась между ее ног.
Он притянул ее к себе, прижимая сильнее, она оказалась лежащей на нем, так как он перекатился на спину. Его руки были на ее ягодицах, он буквально вжимал ее в себя, доказательство его желания обжигало ее кожу.
Пенелопа задыхалось от поразительной интимности всего этого, он ловил ее дыхание, целуя яростно и в то же самое время нежно. Затем она снова оказалась лежащей на спине, он закрывал ее как одеяло, его вес вжимал ее в матрац, выдавливая воздух из ее легких. Его рот двигался по ее уху, затем прикоснулся к шее, Пенелопа почувствовала, что она выгибается под ним, словно стараясь прижаться к его телу еще сильнее.
Она не знала, что она делает, и почему она это делает, но так или иначе, она просто должна была двигаться. Ее мать уже провела с ней “небольшой разговор”, как она сама выразилась, она сказала Пенелопе, что она должна лежать неподвижно под мужем, и позволять ему получать свое удовольствие.
Но не было никакой возможности остаться неподвижной, никакого способа остановить ни движение ее бедер навстречу ему, ни ее ног, которые буквально обвились вокруг его тела.
Она не желала просто позволять ему получать удовольствие — она желала поощрять его, разделить это удовольствие вместе с ним.
И она желала получить это удовольствие сама. Независимо оттого, что это было за чувство, растущее внутри нее — напряжение, желание, удовольствие — оно нуждалось в освобождении, и Пенелопа не могла представить, что когда-либо испытывала такое сильное и острое желание ее Я.
— Скажи, что мне я должна делать, — прошептала она, крайняя необходимость делала ее голос хриплым и чувственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97