Он, словно заклинатель, оставлял после себя счастливые сердца и улыбающиеся лица. Пенелопа была готова держать пари на деньги гораздо большие, чем тысяча фунтов, которые поставила леди Данбери, что она была не одной женщиной в Лондоне, влюбленной в третьего Бриджертона.
Он наклонил голову набок, затем выпрямил ее, намериваясь отойти.
— Я бы ответила…, — медленно сказала она, — Я бы ответила…
Колин подождал несколько секунд, затем сказал:
— Действительно, подошли бы любые слова.
Пенелопа планировала усмехнуться, но обнаружила, что по-настоящему улыбается.
— Колин! — сказала она, стараясь выглядеть так, словно удивлена его появлением, — Что вы здесь делаете?
— Превосходная реплика, — сказал он.
Она погрозила ему пальцем.
— Ты вышел из роли.
— Да, да, конечно. Извиняюсь.
Он сделал паузу, затем поморгал и сказал:
— Вот, пожалуйста. Как насчет этого: Так же, как и вы, я очень рад нашей встрече. Я сейчас направляюсь в дом Норме Пять на чай, не соблаговолите ли вы пойти со мной?
Пенелопа почувствовала, что попала в ритм беседы:
— Вы говорит так, словно вас туда пригласили. Разве вы там не живете?
Он скорчил гримасу.
— Надеюсь, только со следующей недели. Или через две недели. Я пытаюсь найти себе новое жилье. Я должен был расторгнуть договор относительно моего старого дома, когда уезжал на Кипр, но я все еще не нашел ему подходящей замены. У меня были некоторые дела на Пикадили, и я думал, что смогу вернуться обратно пешком.
— Под дождем?
Он пожал плечами.
— Дождя не было, когда я выходил сегодня рано утром. И даже теперь, дождь всего на всего просто моросит.
Просто моросит, подумала Пенелопа. Моросит, цепляясь за его неприлично длинные ресницы, придавая его глазам такой изумительный оттенок зеленого цвета, что ни одна молодая леди могла впечатлиться и написать (конечно же, плохо) о них поэму.
Даже Пенелопа, довольно практичная девушка, как она любила думать о себе, провела ни одну ночь, лежа без сна в постели, уставившись в потолок, и видя перед собой его глаза.
Действительно, просто моросит.
— Пенелопа?
Пенелопа очнулась.
— Верно. Да. Я собираюсь пойти к вашей матери на чай. Я так делаю каждый понедельник. И довольно часто в другие дни, — призналась она, — Когда дома не происходит ничего интересного.
— Не надо говорить так виновато. Моя мама — чудесная женщина. Если она хочет, чтобы ты пришла к ней на чай, ты должна прийти.
Пенелопа имела плохую привычку пытаться слушать между строк во время беседы и разгадать подтекст сказанного. И у нее появилось ощущение, что Колин не обвиняет ее в том, что она время от времени хочет избежать общения с собственной матерью.
От чего, так или иначе, ей стало немного грустно.
Он в этот момент качнулся на пятках, затем сказал:
— Ладно, я не должен держать тебя здесь, под дождем.
Она улыбнулась, так как с момента их встречи прошло уже по меньше мере минут пятнадцать. Хорошо, если он хочет прибегнуть к уловкам, она сделает то же самое.
— Я здесь с зонтиком, — помахала она своим зонтиком.
Его губы скривились в усмешке.
— Да, действительно. Но я не был бы джентльменом, если бы не отвел тебя в более благоприятное место. Говоря о…, — он нахмурился, осматриваясь вокруг.
— Говоря о чем?
— О том, что, значит, быть джентльменом. Я верю в том, что мы должны заботиться о состоянии наших леди.
— И?
Он скрестил руки.
— Разве с тобой не должна быть горничная?
— Я живу буквально за углом, — сказала она, не веря, что он мог забыть такое.
Она и ее сестра были лучшими подругами двух его сестер, в конце концов. Он даже провожал ее до дома один или два раза.
— На Маунт-стрит, — добавила она, когда он не перестал хмуриться.
Он искоса посмотрел в направлении Маунт-стрит, хотя она не поняла, что он хотел показать этим.
— О, ради Бога, Колин. Это недалеко от Дейвис-стрит. Дорога занимает не более пяти минут, четыре если я чувствую себя бодрой.
— Я просто посмотрел, есть ли там поблизости темные и укромные места, — он повернулся лицом к ней. — Где преступник мог бы скрыться.
— В Мэйфер? (Mayfair — фешенебельный район в Лондоне, — прим перев.)
— В Мэйфер, — сказал он мрачно. — Я, действительно думаю, что ты должна сделать так, чтобы горничная постоянно сопровождала тебя туда и обратно. Мне будет крайне неприятно, если с тобой что-нибудь случиться.
Она была странно тронута его заботой о себе, хотя и знала, что его беспокойство распространяется на всех женщин, с которыми он знаком.
Это было просто чертой его характера.
— Я уверяю тебя, я соблюдаю все правила приличия, когда хожу на более далекие расстояния, — сказала она, — Но, по правде говоря, здесь действительно рядом, всего лишь несколько кварталов. Даже моя мать не задумывается об этом.
Челюсть Колина неожиданно напряглась.
— Следует упомянуть, — добавила Пенелопа, — Что мне уже двадцать восемь лет.
— И что ты хочешь этим сказать? Мне тридцать три, если хочешь знать.
Она, конечно, знала это, это было почти все, что она о нем знала.
— Колин, — сказала она, немного раздраженная просящим тоном в своем голосе.
— Пенелопа, — ответил он, совершенно тем же тоном.
Она сделала глубокий вздох, и сказала:
— Я уже давно на полке, я старая дева, Колин. И мне не нужно волноваться о соблюдении всех правил приличия, как если бы мне было семнадцать.
— Я не думаю —
Пенелопа уперла руки в бока.
— Спроси свою сестру, если не веришь мне.
Он внезапно сделался очень серьезным.
— Я сделал вывод, что не следует спрашивать мою сестру по вопросам, имеющим отношение к здравому смыслу.
— Колин! — воскликнула Пенелопа. — Ты говоришь ужасные вещи.
— Я не говорил, что я не люблю ее. Я даже не говорил, что она мне не нравиться. Я обожаю Элоизу, и ты это прекрасно знаешь. Однако —
— Все что начинается со слова ‘однако’ всегда заканчивается плохо, — проговорила Пенелопа.
— Элоиза, — сказал он с несвойственной ему властностью, — Должна быть давно замужем к текущему времени.
Нет, это было уже слишком, особенно его тон голоса.
— Некоторые могли бы сказать, — в ответ проговорила Пенелопа, убежденная в своей правоте, — Что ты тоже должен быть давно женат к текущему времени.
— Ох, не —
— Поскольку, ты только что, так гордо сообщил мне, что тебе тридцать три года.
Выражение его лица стало немного удивленное, но с небольшим оттенком раздражения, который говорил ей, что он недолго будет оставаться удивленным.
— Пенелопа, даже не —
— Старичок! — язвительно прощебетала Пенелопа.
Он выругался вполголоса, чем очень поразил ее, поскольку она никогда не думала, что он мог сквернословить в присутствии леди.
Возможно, ей следовало принять это во внимание, но она была слишком раздражена. Она подумала, что старая пословица верна:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он наклонил голову набок, затем выпрямил ее, намериваясь отойти.
— Я бы ответила…, — медленно сказала она, — Я бы ответила…
Колин подождал несколько секунд, затем сказал:
— Действительно, подошли бы любые слова.
Пенелопа планировала усмехнуться, но обнаружила, что по-настоящему улыбается.
— Колин! — сказала она, стараясь выглядеть так, словно удивлена его появлением, — Что вы здесь делаете?
— Превосходная реплика, — сказал он.
Она погрозила ему пальцем.
— Ты вышел из роли.
— Да, да, конечно. Извиняюсь.
Он сделал паузу, затем поморгал и сказал:
— Вот, пожалуйста. Как насчет этого: Так же, как и вы, я очень рад нашей встрече. Я сейчас направляюсь в дом Норме Пять на чай, не соблаговолите ли вы пойти со мной?
Пенелопа почувствовала, что попала в ритм беседы:
— Вы говорит так, словно вас туда пригласили. Разве вы там не живете?
Он скорчил гримасу.
— Надеюсь, только со следующей недели. Или через две недели. Я пытаюсь найти себе новое жилье. Я должен был расторгнуть договор относительно моего старого дома, когда уезжал на Кипр, но я все еще не нашел ему подходящей замены. У меня были некоторые дела на Пикадили, и я думал, что смогу вернуться обратно пешком.
— Под дождем?
Он пожал плечами.
— Дождя не было, когда я выходил сегодня рано утром. И даже теперь, дождь всего на всего просто моросит.
Просто моросит, подумала Пенелопа. Моросит, цепляясь за его неприлично длинные ресницы, придавая его глазам такой изумительный оттенок зеленого цвета, что ни одна молодая леди могла впечатлиться и написать (конечно же, плохо) о них поэму.
Даже Пенелопа, довольно практичная девушка, как она любила думать о себе, провела ни одну ночь, лежа без сна в постели, уставившись в потолок, и видя перед собой его глаза.
Действительно, просто моросит.
— Пенелопа?
Пенелопа очнулась.
— Верно. Да. Я собираюсь пойти к вашей матери на чай. Я так делаю каждый понедельник. И довольно часто в другие дни, — призналась она, — Когда дома не происходит ничего интересного.
— Не надо говорить так виновато. Моя мама — чудесная женщина. Если она хочет, чтобы ты пришла к ней на чай, ты должна прийти.
Пенелопа имела плохую привычку пытаться слушать между строк во время беседы и разгадать подтекст сказанного. И у нее появилось ощущение, что Колин не обвиняет ее в том, что она время от времени хочет избежать общения с собственной матерью.
От чего, так или иначе, ей стало немного грустно.
Он в этот момент качнулся на пятках, затем сказал:
— Ладно, я не должен держать тебя здесь, под дождем.
Она улыбнулась, так как с момента их встречи прошло уже по меньше мере минут пятнадцать. Хорошо, если он хочет прибегнуть к уловкам, она сделает то же самое.
— Я здесь с зонтиком, — помахала она своим зонтиком.
Его губы скривились в усмешке.
— Да, действительно. Но я не был бы джентльменом, если бы не отвел тебя в более благоприятное место. Говоря о…, — он нахмурился, осматриваясь вокруг.
— Говоря о чем?
— О том, что, значит, быть джентльменом. Я верю в том, что мы должны заботиться о состоянии наших леди.
— И?
Он скрестил руки.
— Разве с тобой не должна быть горничная?
— Я живу буквально за углом, — сказала она, не веря, что он мог забыть такое.
Она и ее сестра были лучшими подругами двух его сестер, в конце концов. Он даже провожал ее до дома один или два раза.
— На Маунт-стрит, — добавила она, когда он не перестал хмуриться.
Он искоса посмотрел в направлении Маунт-стрит, хотя она не поняла, что он хотел показать этим.
— О, ради Бога, Колин. Это недалеко от Дейвис-стрит. Дорога занимает не более пяти минут, четыре если я чувствую себя бодрой.
— Я просто посмотрел, есть ли там поблизости темные и укромные места, — он повернулся лицом к ней. — Где преступник мог бы скрыться.
— В Мэйфер? (Mayfair — фешенебельный район в Лондоне, — прим перев.)
— В Мэйфер, — сказал он мрачно. — Я, действительно думаю, что ты должна сделать так, чтобы горничная постоянно сопровождала тебя туда и обратно. Мне будет крайне неприятно, если с тобой что-нибудь случиться.
Она была странно тронута его заботой о себе, хотя и знала, что его беспокойство распространяется на всех женщин, с которыми он знаком.
Это было просто чертой его характера.
— Я уверяю тебя, я соблюдаю все правила приличия, когда хожу на более далекие расстояния, — сказала она, — Но, по правде говоря, здесь действительно рядом, всего лишь несколько кварталов. Даже моя мать не задумывается об этом.
Челюсть Колина неожиданно напряглась.
— Следует упомянуть, — добавила Пенелопа, — Что мне уже двадцать восемь лет.
— И что ты хочешь этим сказать? Мне тридцать три, если хочешь знать.
Она, конечно, знала это, это было почти все, что она о нем знала.
— Колин, — сказала она, немного раздраженная просящим тоном в своем голосе.
— Пенелопа, — ответил он, совершенно тем же тоном.
Она сделала глубокий вздох, и сказала:
— Я уже давно на полке, я старая дева, Колин. И мне не нужно волноваться о соблюдении всех правил приличия, как если бы мне было семнадцать.
— Я не думаю —
Пенелопа уперла руки в бока.
— Спроси свою сестру, если не веришь мне.
Он внезапно сделался очень серьезным.
— Я сделал вывод, что не следует спрашивать мою сестру по вопросам, имеющим отношение к здравому смыслу.
— Колин! — воскликнула Пенелопа. — Ты говоришь ужасные вещи.
— Я не говорил, что я не люблю ее. Я даже не говорил, что она мне не нравиться. Я обожаю Элоизу, и ты это прекрасно знаешь. Однако —
— Все что начинается со слова ‘однако’ всегда заканчивается плохо, — проговорила Пенелопа.
— Элоиза, — сказал он с несвойственной ему властностью, — Должна быть давно замужем к текущему времени.
Нет, это было уже слишком, особенно его тон голоса.
— Некоторые могли бы сказать, — в ответ проговорила Пенелопа, убежденная в своей правоте, — Что ты тоже должен быть давно женат к текущему времени.
— Ох, не —
— Поскольку, ты только что, так гордо сообщил мне, что тебе тридцать три года.
Выражение его лица стало немного удивленное, но с небольшим оттенком раздражения, который говорил ей, что он недолго будет оставаться удивленным.
— Пенелопа, даже не —
— Старичок! — язвительно прощебетала Пенелопа.
Он выругался вполголоса, чем очень поразил ее, поскольку она никогда не думала, что он мог сквернословить в присутствии леди.
Возможно, ей следовало принять это во внимание, но она была слишком раздражена. Она подумала, что старая пословица верна:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97