На других были легкие шапочки, розовые и голубые с перегнутыми
набекрень верхами; кафтаны с откидными рукавами, шитые и золотом и просто
выложенные шнурками; у тех сабли и ружья в дорогих оправах, за которые
дорого приплачивались паны, - и много было всяких других убранств. Напереди
стоял спесиво, в красной шапке, убранной золотом, буджаковский полковник.
Грузен был полковник, всех выше и толще, и широкий дорогой кафтан в силу
облекал его. На другой стороне, почти к боковым воротам, стоял другой
полковник, небольшой человек, весь высохший; но малые зоркие очи глядели
живо из-под густо наросших бровей, и оборачивался он скоро на все стороны,
указывая бойко тонкою, сухою рукою своею, раздавая приказанья; видно было,
что, несмотря на малое тело свое, знал он хорошо ратную науку. Недалеко от
него стоял хорунжий, длинный-длинный, с густыми усами, и, казалось, не было
у него недостатка в краске на лице: любил пан крепкие меды и добрую
пирушку. И много было видно за ними всякой шляхты, вооружившейся кто на
свои червонцы, кто на королевскую казну, кто на жидовские деньги, заложив
все, что ни нашлось в дедовских замках. Немало было и всяких сенаторских
нахлебников, которых брали с собою сенаторы на обеды для почета, которые
крали со стола и из буфетов серебряные кубки и после сегодняшнего почета на
другой день садились на козлы править конями у какого-нибудь пана. Много
всяких было там. Иной раз и выпить было не на что, а на войну все
принарядились.
Казацкие ряды стояли тихо перед стенами. Не было на них ни на ком золота,
только разве кое-где блестело оно на сабельных рукоятках и ружейных
оправах. Не любили козаки богато выряжаться на битвах; простые были на них
кольчуги и свиты, и далеко чернели и червонели черные, червонноверхие
бараньи их шапки. Два козака выехало вперед из запорожских рядов.
Один еще совсем молодой, другой постарее, оба зубастые на слова, на деле
тоже не плохие козаки: Охрим Наш и Мыкыта Голокопытенко. Следом за ними
выехал и Демид Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи,
бывший под Адрианополем и много натерпевшийся на веку своем: горел в огне и
прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и выгоревшими усами. Но
раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедец, вырастил усы, густые и
черные как смоль. И крепок был на едкое слово Попович.
- А, красные жупаны на всем войске, да хотел бы я знать, красная ли сила
у войска?
- Вот я вас! - кричал сверху дюжий полковник, - всех перевяжу! Отдавайте,
холопы, ружья и коней. Видели, как перевязал я ваших? Выведите им на вал
запорожцев!
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной
атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, - так, как схватили его
хмельного.
И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же
козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела
крепкая голова его.
- Не печалься, Хлиб! Выручим! - кричали ему снизу козаки.
- Не печалься, друзьяка! - отозвался куренной атаман Бородатый. - В том
нет вины твоей, что схватили тебя нагого. Беда может быть со всяким
человеком; но стыдно им, что выставили тебя на позор, не прикрывши прилично
наготы твоей.
- Вы, видно, на сонных людей храброе войско! - говорил, поглядывая на
вал, Голокопытенко.
- Вот, погодите, обрежем мы вам чубы! - кричали им сверху.
- А хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! - говорил Попович,
поворотившись перед ними на коне. Потом, поглядевши на своих, сказал: - А
что ж? Может быть, ляхи и правду говорят. Колк выведет их вон тот пузатый,
им всем будет добрая защита.
- Отчего ж, ты думаешь, будет им добрая защита? - сказали козаки, зная,
что Попович, верно, уже готовился что-нибудь отпустить.
- А оттого, что позади его упрячется все войско, и уж черта с два из-за
его пуза достанешь которого-нибудь копьем!
Все засмеялись козаки. И долго многие из них еще покачивали головою,
говоря: Ну уж Попович! Уж коли кому закрутит слово, так только ну... Да уж
и не сказали козаки, что такое ну.
- Отступайте, отступайте скорей от стен! - закричал кошевой. Ибо ляхи,
казалось, не выдержали едкого слова, и полковник махнул рукой.
Едва только посторонились козаки, как грянули с валу картечью. На валу
засуетились, показался сам седой воевода на коне. Ворота отворились, и
выступило войско. Впереди выехали ровным конным строем шитые гусары. За
ними кольчужники, потом латники с копьями, потом все в медных шапках, потом
ехали особняком лучшие шляхтичи, каждый одетый по-своему. Не хотели гордые
шляхтичи смешаться в ряды с другими, и у которого не было команды, тот ехал
один с своими слугами. Потом опять ряды, и за ними выехал хорунжий; за ним
опять ряды, и выехал дюжий полковник; а позади всего уже войска выехал
последним низенький полковник.
- Не давать им, не давать им строиться и становиться в ряды! - кричал
кошевой. - Разом напирайте на них все курени! Оставляйте прочие ворота!
Тытаревский курень, нападай сбоку! Дядькивский курень, нападай с другого!
Напирайте на тыл, Кукубенко и Палывода! Мешайте, мешайте и розните их!
И ударили со всех сторон козаки, сбили и смешали их, и сами смешались. Не
дали даже и стрельбы произвести; пошло дело на мечи да на копья. Все
сбились в кучу, и каждому привел случай показать себя. Демид Попович трех
заколол простых и двух лучших шляхтичей сбил с коней, говоря: Вот добрые
кони! Таких коней я давно хотел достать! И выгнал коней далеко в поле,
крича стоявшим козакам перенять их. Потом вновь пробился в кучу, напал
опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул аркан на
шею, привязал к седлу и поволок его по всему полю, снявши с него саблю с
дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок с червонцами. Кобита,
добрый козак и молодой еще, схватился тоже с одним из храбрейших в польском
войске, и долго бились они. Сошлись уже в рукопашный. Одолел было уже козак
и, сломивши, ударил вострым турецким ножом в грудь, но не уберегся сам. Тут
же в висок хлопнула его горячая пуля. Свалил его знатнее из панов,
красивейший и древнего княжеского роду рыцарь. Как стройный тополь, носился
он на булатом коне своем. И много уже показал боярской богатырской удали:
двух запорожцев разрубил надвое; Федора Коржа, доброго козака, опрокинул
вместе с конем, выстрелил по коню и козака достал из-за коня копьем; многим
отнес головы и руки и повалил козака Кобиту, вогнавши ему пулю в висок.
- Вот с кем бы я хотел попробовать силы! - закричал незамайковский
куренной атаман Кукубенко.
Припустив коня, налетел прямо ему в тыл и сильно вскрикнул, так что
вздрогнули все близ стоявшие от нечеловеческого крика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37