— Я послала слугу к мистеру Рису передать ему, что вы задержитесь здесь по крайней мере до вечера.
Да, это хорошо. Бабушка не будет тревожиться. Шерон вновь растворялась в спокойном забытьи. «Я уважаю тебя. Я восхищаюсь тобой». Его голос, мягкая нежность его слов окутывали и убаюкивали. Они успокаивали лучше, чем чудодейственная мазь. Они придали смысл порке — ну а если даже и нет, то, во всяком случае, теперь она знает, что вытерпит боль.
Александр. Она открыла глаза и поискала его взглядом. Его не было. Комната была пуста.
«Ты дома, Шерон». Она явственно слышала эти слова, хотя и не могла вспомнить, когда и где он произнес их. «Ты дома».
Ее одолевал сон.
Позже, когда она очнулась, ей показалось, что кто-то стоит у кровати. Он стоял и молча смотрел на нее. Только однажды он смотрел на нее так.
— Шерон, — тихо позвал он, когда она снова закрыла глаза. — Шерон, крошка моя.
Ей хотелось прогнать видение. Она не хотела видеть его во сне. Не хотела, чтобы он так смотрел на нее. Чтобы говорил это. Такая ласка, такая доброта, которой она не помнила с самого детства. Все это лишь жестокий, издевательский сон. Это не может быть явью. Это сон.
— Крошка моя, — повторил он, — что они сделали с тобой? Почему ты не пришла ко мне? Почему не рассказала мне?
И только потому, что все происходило во сне, Шерон выдавила из себя это слово, которое всегда мечтала произнести, но не решалась.
— Папа, — сказала она, закрывая глаза.
Только один раз она слышала, как он плачет. И тогда же он смотрел на нее тем же взглядом, каким смотрит сейчас. Это было, когда умерла ее мать и он пришел к ним домой. Никогда до этого дня он не плакал над ней, над Шерон. Не смеялся вместе с ней. Не выказывал ей никаких чувств. Ее как будто никогда не существовало для него. Но ведь это всего лишь сон. Во сне может случиться все, что угодно. И в ее сне он плачет, склонившись над ней.
— Теперь все будет иначе, — услышала Шерон голос Джона Фаулера, прежде чем снова провалиться в забытье. — Даст Бог, все будет иначе. Никто больше не обидит тебя, моя крошка.
Но где Александр? Шерон открыла глаза в надежде увидеть его рядом, но его не было. Она была одна в чужой, незнакомой комнате. Она не узнавала ее и не могла вспомнить, как оказалась здесь. Наверное, Александр привел ее сюда. Боль кольнула ее тело, когда она попыталась подняться. Но зачем? Ей не надо никуда идти. Здесь так уютно и хорошо, и так хочется спать.
Она закрыла глаза и снова погрузилась в сон.
На следующее утро после прихода «бешеных быков» настроение людей было подавленным. Все знали о том, что случилось ночью, знали, кто стал жертвой «бешеных», но никто не решался говорить о случившемся. Люди испытывали двойственное чувство: с одной стороны, стыдливое сочувствие к жертве, а с другой — удовлетворение от того, что и на этот раз исполнена воля большинства.
Однако в это утро все было необычно. Впервые жертвой «бешеных» стала женщина. Шерон Джонс. Это невероятно, но она не послушалась их, проигнорировала их угрозы.
К полудню весь поселок знал, что Шерон Джонс получила пятнадцать ударов мокрыми плетьми. Ее бросили на сырую землю и обнажили спину, не посчитавшись с тем, что она женщина. Эмрис Рис принес ее домой на руках. Хьюэлл Рис ругался так, что если б отец Ллевелин слышал его слова, то наверняка предал бы его проклятию.
Даже Оуэн Перри не смог справиться с ней, шептались потрясенные жители Кембрана. Он должен был бы задать ей хорошую трепку до того, как ею займутся «бешеные быки», и тогда все обошлось бы. Но он не смог остановить ее. И не пришел за ней в горы после того, как «бешеные» прокричали о свершившемся наказании и ушли. Только ее родичи и родные Гуина Джонса пришли туда и донесли ее до дому.
Оуэн Перри, как и все, вышел утром на работу, но был так мрачен, что никто не решался заговорить с ним без крайней нужды.
Был и еще один озадачивший всех факт. Шерон Джонс прошла в сторону замка в свой обычный час, и это было спустя лишь несколько часов после того, как она получила от «бешеных» пятнадцать плетей. Люди не могли понять этого, но невольно начинали уважать женщину за ее крепкий дух.
Все с тревогой и неловкостью думали о том, что на такое пренебрежение к угрозам, на такую смелость вряд ли способен доносчик. Только немногие продолжали верить в ее виновность. Зачем ей доносить на людей Кембрана, если от этого в первую очередь пострадал бы ее жених? И если она все-таки донесла, то почему не обратилась за помощью к графу Крэйлу? Почему ничего не предприняла, чтобы избежать наказания?
Все, и мужчины, и женщины, были подавлены, напуганы и озадачены.
Но немногим позже их вывел из задумчивости резкий, властный голос графа Крэйла. Он появился на заводе, чтобы сделать объявление. Он говорил негромко, но таким голосом, какого жители Кембрана до этого не слышали, — голосом человека, которого нужно слушать и нужно слушаться, которому от роду написано повелевать другими.
На сегодня работа закончена, объявил он. Через час все мужчины должны быть в горах, в обычном месте. Женщины могут отправляться по домам.
Мужчины, ошеломленно переглядываясь, положили инструменты и потянулись к выходу — ни один из них не осмелился ослушаться приказа.
Меньше чем через полчаса такой же приказ получили шахтеры — голос графа Крэйла дважды прозвучал у каждого спуска в шахту, так что каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок как минимум дважды слышали его.
Не оказалось ни одного мужчины, который осмелился бы ослушаться приказа. «Бешеные быки» зашли на этот раз слишком далеко. Они избили женщину, которую граф Крэйл взял в гувернантки своей дочери. И все заинтригованно и испуганно ждали, что предпримет граф.
Глава 21
Он стоял на возвышении и молча ждал, когда последние из отставших мужчин соберутся в ложбине, хотя большая часть их уже толпилась перед ним. Мужчины, тихо переговариваясь, настороженно поглядывали на него.
А в нем кипела холодная ярость. Он пока не знал, о чем будет говорить. Он и сейчас не думал об этом. Слова придут сами, стоит только начать. Главное — он знает, что будет делать. И все-таки сначала он должен говорить. Он неторопливо постукивал по бедру рукояткой хлыста.
Мужчины, казалось, почувствовали тот момент, когда он собрался заговорить, хотя он не поднял руки, не подал никакого знака. Шорохи и шепот стихли. Все взгляды были устремлены к нему. И в этой тишине Алекс почувствовал затаившуюся враждебность. Но сейчас это не имело никакого значения.
— Я устал вести с вами войну, — начал он, оглядывая обращенные к нему лица. — Вы считаете меня врагом только оттого, что я английский аристократ и владелец земли, на которой вы живете и трудитесь. Мне это тоже надоело. И очень жаль, что человека, который рассказывает мне о ваших заботах, вы называете шпионом и избиваете плетьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107