Я выпущу из их жил поганую кровь. Бешеные ублюдки!
— Хьюэлл, — укоризненно произнесла Гвинет.
Он обернулся к ней и замолчал, постепенно приходя в себя.
— Да простит меня Бог за эти слова, — наконец сказал он. — И ты прости, Гвинет. И ты, Шерон.
— Лучше будет, если это сделаю я, отец, — сказал Эмрис. — Лучше я пущу этим ублюдкам их поганую кровь. И ради Бога, не проси, чтобы я извинился.
— Ладно, в любом случае, — сказал Хьюэлл, вновь обретая свою обычную рассудительность, — они к нам больше не придут. Ты, Шерон, завтра посиди дома, да и потом, вплоть до свадьбы, а твой дед с дядей постерегут тебя. Можешь пока помочь бабушке по дому. Ей давно нужна помощница.
— Да, пора уже готовиться к свадьбе, — поддержала мужа Гвинет. — Забот у нас, доченька, будет выше головы. А как только выйдешь замуж за Оуэна, все и устроится. Уж он-то не позволит «бешеным» вваливаться в его дом посреди ночи.
— Да ведь и я не позволял им, мама, — откликнулся Эмрис. — Но они как будто и не спрашивали позволения, а? Ну да ладно, за эти три дня они убедятся, что ты вовсе не рвешься в замок, и больше не придут. Все будет хорошо. Но пока ты не переехала к Оуэну, я буду спать в твоем закутке, а ты займешь мою комнату наверху.
— Нет, — сказала Шерон и вдруг почувствовала, что в ней как будто поселились два человека. Один сейчас стоял в стороне и с удивлением наблюдал за происходящим, а другой заставлял ее тело двигаться, говорил за нее и делал то, что она должна была делать.
— Да тут нет никакой жертвы с моей стороны, — усмехнулся Эмрис. — Ночи становятся холоднее, и мне будет очень даже приятно спать на кухне, где целый день топится печь. Ты же знаешь, Шерон, я страшный эгоист. А теперь, мама, сделай нам по чашке чая. Выпьем чаю, и вы пойдете спать, а я починю задвижку.
Вновь раздался вой, и все трое испуганно замолчали. Вой донесся от холмов, это был прощальный крик «бешеных». Сегодня они провыли только три раза — сначала от холмов, потом у их дома и, наконец, этот. «Они приходили специально ко мне», — подумала Шерон.
— Нет, — повторила она, когда вой стих в отдалении. — Я имела в виду вовсе не кровать, дядя Эмрис. Я имела в виду, что не собираюсь сидеть взаперти. Я не оставлю работу.
— Боже! — ахнула бабушка.
— Упрямая как мул! — гневно подхватил дедушка. — Вся в Марджед.
— Ей-богу, жаль, что ты еще не замужем, — сказал Эмрис. — Чувствую, Шерон, что Оуэну не раз придется приложить руку к твоей заднице, и думаю, это будет на пользу тебе, хоть я и не люблю, когда бьют женщин. Но уж лучше пусть это будет рука Оуэна, чем плетки «бешеных быков».
— Ох, Шерон, одумайся, прошу тебя! — Гвинет уткнулась лицом в фартук и, всхлипнув, отвернулась.
— Вот именно так они и сказали. — Шерон почувствовала, как страх в ее душе уступает место возмущению. Каждое слово, произнесенное «бешеными», отпечаталось в ее памяти. — «Одумайся». Одуматься — значит поступать так, чтобы меня не побили. Нет. Я не одумаюсь. Извини, бабушка. Я не могу пойти на поводу их угроз.
— Так, — произнес Эмрис. — Значит, ты выбираешь плетки. А ты видела спину Йестина? Она была вся в крови, а ведь он получил только десять ударов. Обычно бывает двадцать. Они кинут тебя на землю и привяжут руки и ноги к кольям. Они обнажат тебе спину!
Гвинет зарыдала.
Ужас опять охватил Шерон, холодя ей ноздри, мешая дышать. Она считала про себя — раз, два, три, и снова — раз, два, три.
— Но вы ведь слышали, что они сказали? — спросила она. — «Признай свою вину и искупи ее. Сделай так, как мы велим». Если я брошу работу, если я буду сидеть дома, это будет означать, что я действительно донесла графу Крэйлу о собрании. Но я не делала этого, я не доносчица. Если я послушаюсь их, то только из страха. Но я не хочу подчиняться страху.
— Шерон, если ты не послушаешься, они изобьют тебя, — едва сдерживая рыдания, проговорила бабушка. — Послушайся, дочка, сделай, как они велят! Ты ведь скоро выйдешь замуж, ты все равно оставишь работу.
— Нет, — упрямо повторила Шерон. — Стоит только один раз пойти на поводу у своего страха, и я уже никогда не смогу жить по совести. Бабушка, мне будет стыдно перед собой!
— Ох и смелая ты, племянница, — сказал Эмрис с невольным восхищением в голосе. — Глуповата, правда. Подождем до завтра, посмотрим, что скажет Оуэн. Может, ему удастся вышибить из тебя дурь.
Хьюэлл молча встал из-за стола, оставив нетронутым свой чай, и направился наверх.
Гвинет тихо плакала.
Шерон упрямо, через силу допила чай. Она старалась не думать о том, что ждет ее через три ночи. Завтра она поговорит с Оуэном. Он ведь знает, что она не виновата. Он верит ей и должен защитить ее.
— Ну а теперь, — сказал Эмрис, когда она наконец закончила чаепитие, — марш наверх, в мою комнату.
— Не надо, — запротестовала Шерон.
— Слушай, девушка. — Эмрис подошел к ней и наклонился, глядя сверху. — Мы с отцом не сможем помочь тебе, если ты все время будешь упрямиться и перечить. Конечно, если «бешеные» придут сюда, они заберут тебя, даже если мы с отцом встанем перед ними стеной. Но ты уж позволь нам сделать хотя бы эту малость для тебя.
Шерон поднялась и поцеловала его в щеку.
— Ладно, — сказала она. — Спасибо тебе, дядя Эмрис.
— Глупая ты, смелая девушка, — вздохнул Эмрис. — Поколотить бы тебя как следует. Но ведь это не поможет, правда?
Шерон покачала головой.
— Ну, тогда шагай, — сказал он. — И ты тоже, мама. Вытри глаза и высморкайся уже. И утешай себя мыслью, что смелости у твоей внучки хоть отбавляй. Гораздо больше, чем ума. Я помню, когда-то я читал про таких воинственных женщин — кажется, еще мальчишкой в воскресной школе. Правда, это была не Библия. Как же их называли там? Ах да, амазонками! Так вот, из нашей Шерон получилась бы отличная амазонка.
Шерон поднялась наверх и забралась в постель Эмриса. Она хорошенько закуталась в одеяло, но долго еще не могла заснуть, сражаясь с одолевавшими ее демонами страха.
Утром Алекс вызвал к себе Барнса, чтобы выяснить, кто на этот раз стал жертвой «бешеных быков», но тот утверждал, что ничего не знает. Возможно, кто-то не хотел участвовать в забастовке, предположил Барнс. Люди боятся «бешеных», поэтому держат язык за зубами, пояснил он Алексу.
Оуэн Перри тоже ничего не знал о событиях этой ночи. Он сказал, что даже и не слышал, как приходили «бешеные». У него очень крепкий сон. А что, они действительно приходили сегодня ночью? Нет, он ничего не слышал. На этот раз Алекс и не пытался расспрашивать его. Он уже знал, что если Перри решил молчать, то из него ничего не вытянешь и клещами.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, — лишь сказал ему напоследок Алекс. — Особенно из-за вашей пустой затеи. Запланированный вами марш в Ньюпорт обречен на провал. А между тем у нас есть множество дел, которые нужно провести здесь, в Кембране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Хьюэлл, — укоризненно произнесла Гвинет.
Он обернулся к ней и замолчал, постепенно приходя в себя.
— Да простит меня Бог за эти слова, — наконец сказал он. — И ты прости, Гвинет. И ты, Шерон.
— Лучше будет, если это сделаю я, отец, — сказал Эмрис. — Лучше я пущу этим ублюдкам их поганую кровь. И ради Бога, не проси, чтобы я извинился.
— Ладно, в любом случае, — сказал Хьюэлл, вновь обретая свою обычную рассудительность, — они к нам больше не придут. Ты, Шерон, завтра посиди дома, да и потом, вплоть до свадьбы, а твой дед с дядей постерегут тебя. Можешь пока помочь бабушке по дому. Ей давно нужна помощница.
— Да, пора уже готовиться к свадьбе, — поддержала мужа Гвинет. — Забот у нас, доченька, будет выше головы. А как только выйдешь замуж за Оуэна, все и устроится. Уж он-то не позволит «бешеным» вваливаться в его дом посреди ночи.
— Да ведь и я не позволял им, мама, — откликнулся Эмрис. — Но они как будто и не спрашивали позволения, а? Ну да ладно, за эти три дня они убедятся, что ты вовсе не рвешься в замок, и больше не придут. Все будет хорошо. Но пока ты не переехала к Оуэну, я буду спать в твоем закутке, а ты займешь мою комнату наверху.
— Нет, — сказала Шерон и вдруг почувствовала, что в ней как будто поселились два человека. Один сейчас стоял в стороне и с удивлением наблюдал за происходящим, а другой заставлял ее тело двигаться, говорил за нее и делал то, что она должна была делать.
— Да тут нет никакой жертвы с моей стороны, — усмехнулся Эмрис. — Ночи становятся холоднее, и мне будет очень даже приятно спать на кухне, где целый день топится печь. Ты же знаешь, Шерон, я страшный эгоист. А теперь, мама, сделай нам по чашке чая. Выпьем чаю, и вы пойдете спать, а я починю задвижку.
Вновь раздался вой, и все трое испуганно замолчали. Вой донесся от холмов, это был прощальный крик «бешеных». Сегодня они провыли только три раза — сначала от холмов, потом у их дома и, наконец, этот. «Они приходили специально ко мне», — подумала Шерон.
— Нет, — повторила она, когда вой стих в отдалении. — Я имела в виду вовсе не кровать, дядя Эмрис. Я имела в виду, что не собираюсь сидеть взаперти. Я не оставлю работу.
— Боже! — ахнула бабушка.
— Упрямая как мул! — гневно подхватил дедушка. — Вся в Марджед.
— Ей-богу, жаль, что ты еще не замужем, — сказал Эмрис. — Чувствую, Шерон, что Оуэну не раз придется приложить руку к твоей заднице, и думаю, это будет на пользу тебе, хоть я и не люблю, когда бьют женщин. Но уж лучше пусть это будет рука Оуэна, чем плетки «бешеных быков».
— Ох, Шерон, одумайся, прошу тебя! — Гвинет уткнулась лицом в фартук и, всхлипнув, отвернулась.
— Вот именно так они и сказали. — Шерон почувствовала, как страх в ее душе уступает место возмущению. Каждое слово, произнесенное «бешеными», отпечаталось в ее памяти. — «Одумайся». Одуматься — значит поступать так, чтобы меня не побили. Нет. Я не одумаюсь. Извини, бабушка. Я не могу пойти на поводу их угроз.
— Так, — произнес Эмрис. — Значит, ты выбираешь плетки. А ты видела спину Йестина? Она была вся в крови, а ведь он получил только десять ударов. Обычно бывает двадцать. Они кинут тебя на землю и привяжут руки и ноги к кольям. Они обнажат тебе спину!
Гвинет зарыдала.
Ужас опять охватил Шерон, холодя ей ноздри, мешая дышать. Она считала про себя — раз, два, три, и снова — раз, два, три.
— Но вы ведь слышали, что они сказали? — спросила она. — «Признай свою вину и искупи ее. Сделай так, как мы велим». Если я брошу работу, если я буду сидеть дома, это будет означать, что я действительно донесла графу Крэйлу о собрании. Но я не делала этого, я не доносчица. Если я послушаюсь их, то только из страха. Но я не хочу подчиняться страху.
— Шерон, если ты не послушаешься, они изобьют тебя, — едва сдерживая рыдания, проговорила бабушка. — Послушайся, дочка, сделай, как они велят! Ты ведь скоро выйдешь замуж, ты все равно оставишь работу.
— Нет, — упрямо повторила Шерон. — Стоит только один раз пойти на поводу у своего страха, и я уже никогда не смогу жить по совести. Бабушка, мне будет стыдно перед собой!
— Ох и смелая ты, племянница, — сказал Эмрис с невольным восхищением в голосе. — Глуповата, правда. Подождем до завтра, посмотрим, что скажет Оуэн. Может, ему удастся вышибить из тебя дурь.
Хьюэлл молча встал из-за стола, оставив нетронутым свой чай, и направился наверх.
Гвинет тихо плакала.
Шерон упрямо, через силу допила чай. Она старалась не думать о том, что ждет ее через три ночи. Завтра она поговорит с Оуэном. Он ведь знает, что она не виновата. Он верит ей и должен защитить ее.
— Ну а теперь, — сказал Эмрис, когда она наконец закончила чаепитие, — марш наверх, в мою комнату.
— Не надо, — запротестовала Шерон.
— Слушай, девушка. — Эмрис подошел к ней и наклонился, глядя сверху. — Мы с отцом не сможем помочь тебе, если ты все время будешь упрямиться и перечить. Конечно, если «бешеные» придут сюда, они заберут тебя, даже если мы с отцом встанем перед ними стеной. Но ты уж позволь нам сделать хотя бы эту малость для тебя.
Шерон поднялась и поцеловала его в щеку.
— Ладно, — сказала она. — Спасибо тебе, дядя Эмрис.
— Глупая ты, смелая девушка, — вздохнул Эмрис. — Поколотить бы тебя как следует. Но ведь это не поможет, правда?
Шерон покачала головой.
— Ну, тогда шагай, — сказал он. — И ты тоже, мама. Вытри глаза и высморкайся уже. И утешай себя мыслью, что смелости у твоей внучки хоть отбавляй. Гораздо больше, чем ума. Я помню, когда-то я читал про таких воинственных женщин — кажется, еще мальчишкой в воскресной школе. Правда, это была не Библия. Как же их называли там? Ах да, амазонками! Так вот, из нашей Шерон получилась бы отличная амазонка.
Шерон поднялась наверх и забралась в постель Эмриса. Она хорошенько закуталась в одеяло, но долго еще не могла заснуть, сражаясь с одолевавшими ее демонами страха.
Утром Алекс вызвал к себе Барнса, чтобы выяснить, кто на этот раз стал жертвой «бешеных быков», но тот утверждал, что ничего не знает. Возможно, кто-то не хотел участвовать в забастовке, предположил Барнс. Люди боятся «бешеных», поэтому держат язык за зубами, пояснил он Алексу.
Оуэн Перри тоже ничего не знал о событиях этой ночи. Он сказал, что даже и не слышал, как приходили «бешеные». У него очень крепкий сон. А что, они действительно приходили сегодня ночью? Нет, он ничего не слышал. На этот раз Алекс и не пытался расспрашивать его. Он уже знал, что если Перри решил молчать, то из него ничего не вытянешь и клещами.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, — лишь сказал ему напоследок Алекс. — Особенно из-за вашей пустой затеи. Запланированный вами марш в Ньюпорт обречен на провал. А между тем у нас есть множество дел, которые нужно провести здесь, в Кембране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107