Повернувшись, он побрел к середине дороги.
Удовлетворение гасило дрожь в мускулах, снимало боль в плечах. Он медленно
сделал полный круг, осматривая вершину, прежде чем позволил, наконец,
памяти приблизительно оценить высоту, которую он преодолел.
Девятьсот метров... по меньшей мере. Королевская Дорога его
заинтересовала. Совсем не похожа на ту, что ведет в Онн. Эта - широка...
не меньше пятисот метров в ширину.
Серая, идеально гладкая, без единого повреждения, края отступают на
сотню метров от каждой стороны Стены. Каменные столбы в человеческий рост
отмечают края и тянутся вперед, как часовые, охраняющие путь, которым
пойдет Лито.
Айдахо подошел к стороне Стены, противоположной Сарьеру, и глянул
вниз. Далеко внизу, в глубине, мощная стремнина зеленой реки разбивалась в
пену о каменные быки. Он поглядел направо - Лито пойдет оттуда. Дорога там
делала плавный, начинавшийся около трех километров от Айдахо, поворот
вместе со Стеной. Айдахо вернулся на дорогу и прошел по краю до изгиба,
где дорога сужалась и начинался плавный спуск. Он остановился и поглядел
на открывшиеся его взгляду очертания новых форм.
Приблизительно через три километра покатого спуска дорога сужалась и
пересекала речную теснину. Мост с его воздушными фермами, казался с этого
расстояния нереальным, игрушечным. Айдахо вспомнил похожий мост на дороге
в Онн, ощущение прочности под ногами. Надо полагаться на память и
рассматривать мосты так, как их вынужден рассматривать военачальник - как
проходы или ловушки.
Перейдя влево, он поглядел на другую высокую Стену, за дальней опорой
воздушного моста. Дорога там продолжалась, плавно поворачивая, пока не
превращалась в линию, идущую прямо на север. По сторонам ее тянулись две
Стены и река между ними. Река струилась в рукотворном ущелье, ее испарения
задерживал и отгонял на север ветер, в то время, как само течение было
направлено на юг.
Айдахо выбросил реку из головы. Она есть сегодня, и будет завтра. Он
сосредоточил внимание на мосте, изучая его с позиций всего своего
воинского опыта. Еще раз прикинув все для памяти он повернул назад и
направился к тому месту где вылез на вершину, на ходу разматывая легкую
веревку со своих плеч.
Только увидев, как веревка змеей скользит вниз, Найла испытала
оргазм.
50
Что я истребляю? Буржуазную бездумную страсть к
безмятежному сохранению прошлого. Это - сковывающая сила,
это то, что держит человечество связанным уязвимым
единством, несмотря на всю мнимую разделенность парсеками
пространства. Если я могу найти разбросанные кусочки -
значит, другие тоже могут их найти. Когда вы все вместе, вас
и катастрофа может настичь всех вместе. Вы можете быть все
вместе уничтожены. Отсюда, я демонстрирую вам опасность
поверхностной и бездумной посредственности, движения без
стремлений и целей. Я показываю вам, что в такое может
впасть целая цивилизация. Я даю вам эпохи жизней, плавно
скользящих к смерти, без суеты и возбуждения, даже без
вопроса "Почему?" Я показываю вам ложное счастье и тень
катастрофы, именуемой Лито, Богом Императором. А теперь,
научитесь ли вы настоящему счастью?
Украденные дневники
Лито лишь раз за целую ночь погрузился в короткую полудрему. На заре
его разбудил вошедший Монео. Королевская тележка стояла почти в центре
замкнутого с трех сторон двора. Колпак тележки был включен на
одностороннюю видимость - все видно изнутри, а снаружи выглядит
непрозрачным - и наглухо закрыт от проникновения влаги. Лито слышал слабый
шум вентиляторов, прогоняющих воздух через осушающие устройства.
Ноги Монео шаркали по булыжникам двора, когда он приближался к
тележке. Заря окрасила в оранжевые тона крышу гостевого дома.
Когда Монео остановился перед ним, Лито открыл колпак своей тележки.
В воздухе стоял дрожжевой грязный запах, влажный ветер был неприятным.
- Мы должны прибыть в Туоно около полудня, - сказал Монео. - Я хотел
бы, отправить топтер для дозора с воздуха.
- Не нужны мне топтеры, - ответил Лито. - Мы можем спуститься в Туоно
на суспензорах и канатах.
При этом обмене репликами Лито заметил, насколько помнит человек свой
ранний опыт - проведя юность бунтарем, Монео навечно сохранил
подозрительность ко всему, чего нельзя увидеть или точно определить и
никогда не любил пеших шествий... Он оставался скоплением ждущих своего
часа приговоров.
- Ты же понимаешь, что топтеры я хочу использовать не для перевозки,
- сказал Монео. - Они нужны, чтобы охранять...
- Да, Монео.
Взгляд Монео устремился мимо Лито, на речное ущелье за открытой
стороной двора. В свете зари туман, поднимавшийся из ущелья, морозно
серебрился. Он подумал, как же глубок этот каньон... Тело, падая в него,
будет все вращаться и вращаться. Этой ночью Монео оказался не в силах
подойти к самому краю каньона и поглядеть вниз. Эта отвесная крутизна была
таким... таким искушением.
С наполнявшей Монео таким благоговейным ужасом прозорливостью, Лито
проговорил:
- В каждом искушении есть урок, Монео.
Монео, лишившись дара речи, повернулся и посмотрел прямо в глаза
Лито.
- Ищи урок в моей жизни.
- Владыка? - голос не громче шепота.
- Сперва меня искушали злом, затем добром. Каждое искушение
приноравливали, тщательно и изысканно, к моим уязвимым местам. Скажи мне,
Монео, если бы я выбрал добро, это бы сделало меня добрым?
- Разумеется, да, Владыка.
- Возможно, ты никогда не избавишься от привычки к четким
определениям. - сказал Лито.
Монео вновь загляделся мимо Лито на край ущелья. Лито перекатил свое
тело, чтобы посмотреть туда же, куда Монео. Вдоль края каньона росли
искусственно высаженные карликовые сосны. На влажных иглах висели капли
росы, - боль для Лито. Он хотел закрыть колпак своей тележки, но
остановился, привлеченный драгоценным мерцанием этих капель, будивших его
жизнь-памяти, но отталкивающих для его телесной оболочки. Эта
одновременная противоречивость грозила ввергнуть его во внутреннюю смуту.
- Мне не нравится идти пешком, - сказал Монео.
- Так передвигались Свободные, - сказал Лито.
Монео вздохнул.
- Все остальные будут готовы за несколько минут. Хви завтракала,
когда я выходил..
Лито не ответил. Его мысли были обращены к воспоминаниям только что
минувшей ночи - и к тысячам тысяч других ночей, его жизни-памяти - облака
и звезды, дожди и открытая тьма, светящиеся мерцающими снежинками
продырявленного космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Удовлетворение гасило дрожь в мускулах, снимало боль в плечах. Он медленно
сделал полный круг, осматривая вершину, прежде чем позволил, наконец,
памяти приблизительно оценить высоту, которую он преодолел.
Девятьсот метров... по меньшей мере. Королевская Дорога его
заинтересовала. Совсем не похожа на ту, что ведет в Онн. Эта - широка...
не меньше пятисот метров в ширину.
Серая, идеально гладкая, без единого повреждения, края отступают на
сотню метров от каждой стороны Стены. Каменные столбы в человеческий рост
отмечают края и тянутся вперед, как часовые, охраняющие путь, которым
пойдет Лито.
Айдахо подошел к стороне Стены, противоположной Сарьеру, и глянул
вниз. Далеко внизу, в глубине, мощная стремнина зеленой реки разбивалась в
пену о каменные быки. Он поглядел направо - Лито пойдет оттуда. Дорога там
делала плавный, начинавшийся около трех километров от Айдахо, поворот
вместе со Стеной. Айдахо вернулся на дорогу и прошел по краю до изгиба,
где дорога сужалась и начинался плавный спуск. Он остановился и поглядел
на открывшиеся его взгляду очертания новых форм.
Приблизительно через три километра покатого спуска дорога сужалась и
пересекала речную теснину. Мост с его воздушными фермами, казался с этого
расстояния нереальным, игрушечным. Айдахо вспомнил похожий мост на дороге
в Онн, ощущение прочности под ногами. Надо полагаться на память и
рассматривать мосты так, как их вынужден рассматривать военачальник - как
проходы или ловушки.
Перейдя влево, он поглядел на другую высокую Стену, за дальней опорой
воздушного моста. Дорога там продолжалась, плавно поворачивая, пока не
превращалась в линию, идущую прямо на север. По сторонам ее тянулись две
Стены и река между ними. Река струилась в рукотворном ущелье, ее испарения
задерживал и отгонял на север ветер, в то время, как само течение было
направлено на юг.
Айдахо выбросил реку из головы. Она есть сегодня, и будет завтра. Он
сосредоточил внимание на мосте, изучая его с позиций всего своего
воинского опыта. Еще раз прикинув все для памяти он повернул назад и
направился к тому месту где вылез на вершину, на ходу разматывая легкую
веревку со своих плеч.
Только увидев, как веревка змеей скользит вниз, Найла испытала
оргазм.
50
Что я истребляю? Буржуазную бездумную страсть к
безмятежному сохранению прошлого. Это - сковывающая сила,
это то, что держит человечество связанным уязвимым
единством, несмотря на всю мнимую разделенность парсеками
пространства. Если я могу найти разбросанные кусочки -
значит, другие тоже могут их найти. Когда вы все вместе, вас
и катастрофа может настичь всех вместе. Вы можете быть все
вместе уничтожены. Отсюда, я демонстрирую вам опасность
поверхностной и бездумной посредственности, движения без
стремлений и целей. Я показываю вам, что в такое может
впасть целая цивилизация. Я даю вам эпохи жизней, плавно
скользящих к смерти, без суеты и возбуждения, даже без
вопроса "Почему?" Я показываю вам ложное счастье и тень
катастрофы, именуемой Лито, Богом Императором. А теперь,
научитесь ли вы настоящему счастью?
Украденные дневники
Лито лишь раз за целую ночь погрузился в короткую полудрему. На заре
его разбудил вошедший Монео. Королевская тележка стояла почти в центре
замкнутого с трех сторон двора. Колпак тележки был включен на
одностороннюю видимость - все видно изнутри, а снаружи выглядит
непрозрачным - и наглухо закрыт от проникновения влаги. Лито слышал слабый
шум вентиляторов, прогоняющих воздух через осушающие устройства.
Ноги Монео шаркали по булыжникам двора, когда он приближался к
тележке. Заря окрасила в оранжевые тона крышу гостевого дома.
Когда Монео остановился перед ним, Лито открыл колпак своей тележки.
В воздухе стоял дрожжевой грязный запах, влажный ветер был неприятным.
- Мы должны прибыть в Туоно около полудня, - сказал Монео. - Я хотел
бы, отправить топтер для дозора с воздуха.
- Не нужны мне топтеры, - ответил Лито. - Мы можем спуститься в Туоно
на суспензорах и канатах.
При этом обмене репликами Лито заметил, насколько помнит человек свой
ранний опыт - проведя юность бунтарем, Монео навечно сохранил
подозрительность ко всему, чего нельзя увидеть или точно определить и
никогда не любил пеших шествий... Он оставался скоплением ждущих своего
часа приговоров.
- Ты же понимаешь, что топтеры я хочу использовать не для перевозки,
- сказал Монео. - Они нужны, чтобы охранять...
- Да, Монео.
Взгляд Монео устремился мимо Лито, на речное ущелье за открытой
стороной двора. В свете зари туман, поднимавшийся из ущелья, морозно
серебрился. Он подумал, как же глубок этот каньон... Тело, падая в него,
будет все вращаться и вращаться. Этой ночью Монео оказался не в силах
подойти к самому краю каньона и поглядеть вниз. Эта отвесная крутизна была
таким... таким искушением.
С наполнявшей Монео таким благоговейным ужасом прозорливостью, Лито
проговорил:
- В каждом искушении есть урок, Монео.
Монео, лишившись дара речи, повернулся и посмотрел прямо в глаза
Лито.
- Ищи урок в моей жизни.
- Владыка? - голос не громче шепота.
- Сперва меня искушали злом, затем добром. Каждое искушение
приноравливали, тщательно и изысканно, к моим уязвимым местам. Скажи мне,
Монео, если бы я выбрал добро, это бы сделало меня добрым?
- Разумеется, да, Владыка.
- Возможно, ты никогда не избавишься от привычки к четким
определениям. - сказал Лито.
Монео вновь загляделся мимо Лито на край ущелья. Лито перекатил свое
тело, чтобы посмотреть туда же, куда Монео. Вдоль края каньона росли
искусственно высаженные карликовые сосны. На влажных иглах висели капли
росы, - боль для Лито. Он хотел закрыть колпак своей тележки, но
остановился, привлеченный драгоценным мерцанием этих капель, будивших его
жизнь-памяти, но отталкивающих для его телесной оболочки. Эта
одновременная противоречивость грозила ввергнуть его во внутреннюю смуту.
- Мне не нравится идти пешком, - сказал Монео.
- Так передвигались Свободные, - сказал Лито.
Монео вздохнул.
- Все остальные будут готовы за несколько минут. Хви завтракала,
когда я выходил..
Лито не ответил. Его мысли были обращены к воспоминаниям только что
минувшей ночи - и к тысячам тысяч других ночей, его жизни-памяти - облака
и звезды, дожди и открытая тьма, светящиеся мерцающими снежинками
продырявленного космоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135