— Это мне тоже понятно, — заверила его Мандорла.
— Но аллегория пещеры — не только в этом, — терпеливо продолжал он. — Огонь, рождающий тени — не главный и единственный источник света, как и существа, чьи тени падают на стену — не главные и единственные проявления реальности. За разведенным пламенем есть узкий проход, который ведет прямо во внешний мир. Для того, чтобы узреть Вселенную во всем ее величии, пленнику необходимо сбросить все кандалы, дабы пройти мимо огня либо сквозь него — и попасть в узкий коридор. Лишь затем он очутится на пороге своей тюрьмы и насладится великолепием истинного света.
Сущности, что прохаживаются по дорожке, как ты понимаешь, будь они богами или ангелами в сравнении с простыми людьми, — все равно обитатели пещеры. А огонь, что согревает их души — всего лишь огонь. Когда ангелы проходят по коридору, чтобы взглянуть на мир, как он есть на самом деле, они тоже являются невежественными чужаками, которым следует научиться видеть — и для этого им приходится заимствовать зрение у людей, как люди заимствуют у них магию.
Двадцать пять лет назад трем ангелам удалось приблизиться к порогу, и с собой они принесли шестерых младших созданий, с которыми установили своего рода сотрудничество. Это помогло им произвести моментальный обзор открывшейся перед ними перспективы. Я и по сию пору могу лишь догадываться, что они обнаружили в хаосе, в котором мы находимся, но знаю одно: этого было слишком мало. Я был ослеплен и мигом отпрянул от края, когда едва-едва только начал что-то видеть или понимать. С тех пор я, как могу, стараюсь усовершенствовать свое понимание, но всегда знаю: пока не смогу снова подойти к выходу из пещеры, лучше подготовившись к этому, я никогда не узнаю истины.
Пожалуй, мне ее никогда и не узнать. Пожалуй, человеческий ум — слишком слабый инструмент, даже при помощи ангелов, чтобы выдержать это сияние… но я подозреваю, что получу второй шанс. Однажды меня снова попросят участвовать в оракуле. Именно попросят, ибо никого нельзя заставить понимать то, чего он понимать не хочет… но Баст и я оба знаем: я не могу и не стану отказываться. Чего же мне еще желать?
Именно этого, Мандорла, мы и ждем.
Он не ожидал, что ее это обрадует, так оно и вышло. — Но почему мы ждем? — повторяла она снова и снова. — И почему я должна ждать вместе с тобой?
— «С трудным мы справляемся сразу, — он процитировал один из прочитанных им лозунгов, — а невозможное занимает немного больше времени». Ангелы заперты во времени, как и люди, но их опыт полностью отличается от нашего. У ангелов нет сердец, чтобы отстукивали часы и минуты и измеряли их жизни. Они обладают некоторой властью изменять лик мира, включая прошлое, но стрела времени заставляет их двигаться вперед. Порой они способны двигаться очень быстро, а иногда должны медленно нащупывать путь. В последний раз подготовка оракула заняла больше времени, чем сам процесс видения. Что бы ни пытались делать ангелы, все представляет для них сложность, вероятно, потому, что необходимо подключать активное сотрудничество. Они предпринимают осторожные маневры, дабы достичь чего-то беспрецедентного и особенно хитроумного. Порой они попадают под обстрел со стороны тех, кто не вовлечен в сотрудничество. Мы не видим ничего из этого, даже во сне, напоминая мелких насекомых, затерянных в земле не-людей, где собрались противоборствующие стороны за пределами нашего разумения. Мы легко можем послужить поводом к войне, но никогда не станем настоящими бойцами.
Что касается тебя, Мандорла… пожалуй, твоя роль в игре тоже жизненно важна. Пожалуй, волей-неволей, долгий опыт жизни на Земле превратил тебя в инструмент, способный помочь в понимании того, что лежит за пределами пещеры.
— Ты прав, — произнесла она спустя несколько сейчас. Странное дело, сейчас она имела более человеческий облик, чем когда-либо раньше. — Ангелы не знают многого, что знаем мы, что может быть необходимо для такого понимания. Как же возможно, чтобы они подготовили нас, если они не знаю, для чего.
— Они уже давно нас используют, — пояснил он. — Пользуются твоей добротой так же, как и моей, но лишь недавно наш истинный потенциал стал очевиден. Если им до сих пор неизвестно, как лучше нас использовать, то они должны, по крайней мере, верить, будто им это известно. Хотелось бы мне знать только одно: на что лучше надеяться — на то, что они правы или ошибаются.
8.
Мерси Мюрелл разглядывала себя в зеркало, прикрепленное к потолку над кроватью. Большую часть его заслонял Джейкоб Харкендер, двигавшийся взад-вперед в своем обычном размеренном ритме, но это не играло никакой роли. Именно ее собственное лицо доставляло ей удовольствие и восхищение: темные, дерзкие глаза, полные, чувственные губы, раздвигающиеся, чтобы продемонстрировать жемчужно-белые зубы. Каштановые волосы волной рассыпались по подушке.
«И все это — мое», — думала она.
Она никогда не уставала любоваться своим лицом, когда оно становилось расслабленным и покрывалось румянцем в моменты накатывающей чувственности, и всегда ощущала удивительную отстраненность, делая это: словно наблюдала себя со стороны. И думала всегда: «Это мое», — а не «это я». Она не сомневалась, что ее тело принадлежит ее и находится полностью в ее распоряжении, и все же оставалось чувство, будто в действительности это не она, и тело — не ее. Будто его дали другие — и, возможно, на время, попользоваться. Это удивительное ощущение, в частности, и помогало никогда не уставать рассматривать себя в зеркалах.
Однажды, много лет назад, был момент, когда она устала почти от всего. Ощущала горечь и разочарование, даже гнев. И ненавидела красоту, потому что видела ее лишь в других, но никак не в себе. В своем прежнем воплощении она никогда не получала удовольствия от сексуальных игр; будучи проституткой, она страдала от этого, а, став хозяйкой борделя, гордилась тем, что ей больше не нужно страдать. Все изменилось, когда Харкендер отыскал фонтан юности и пригласил ее совместно насладиться им. Юность стала мощным противоядием той тоске, которая портила ей жизнь. В прежнем воплощении радости и привилегии юности обходили ее стороной, — а сейчас она вновь молода. Она не рассчитывала, что останется молодой навеки, как ни уверял ее в этом Джейкоб Харкендер. Слишком много она наслушалась обещаний от мужчин, чтобы верить в их возможности, не говоря уж об их честности. Харкендер был лучше прочих мужчин, но ведь он — доверенное лицо и слуга Отца Лжи. Удовольствие, даруемое зеркалами, обострялось приливом беспокойства при мысли, что однажды настанет день, и она увидит в зеркале свою истинную сущность вместо красивой маски, которую носит все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114