Как-то с трудом в это верится, если честно. Какая там, к черту, угроза? Кому они нужны, эти борзописцы? Тоже мне, потрясатели умов, непримиримые борцы за свободу слова и соблюдение прав человека…
Юрий выбросил из головы редакционные дела и сосредоточился на телевизоре. Результат не замедлил сказаться: через час Юрий почувствовал, что у него слипаются глаза. Боль в плече к этому времени утихла, на диване было мягко и уютно. Юрий перестал сопротивляться и задремал под убаюкивающее бормотание включенного телевизора, успев подумать, что денек получился еще тот – пустой и совершенно никчемный.
Видимо, под влиянием недавнего разговора со Светловым ему приснилась какая-то чепуха: будто бы он снова курсант и должен совершить ночной прыжок с парашютом на лес, а вместо парашюта у него на плечах легкомысленный туристский рюкзачок ярко-оранжевого цвета, набитый почему-то тугими пачками газет. Но это бы еще полбеды; опустив глаза, Юрий замечает, что на груди у него вместо привычного “Калашникова” болтается на узеньком ремешке пластмассовый игрушечный автомат с лампочкой в стволе и надписью “Огонек” на голубом корпусе. “Обалдели вы все, что ли? – с обидой говорит он инструктору. – Я вам не клоун, чтобы в таком виде прыгать.” Инструктор поворачивает голову, и Юрий видит лицо Мирона. “Ничего, старик, – говорит Мирон, – положись на меня. Так надо, понял? Главное, когда приземлишься, не забудь раздать газеты. Это экстренный выпуск. И хватит болтать. Приготовиться!"
Над люком вспыхивает и начинает ритмично мигать световое табло, сигнализирующее о том, что самолет вошел в район выброса десанта. Одновременно с табло включается звуковая сигнализация. Юрий пытается спорить с Мироном, доказывая, что прыгать с такой экипировкой несерьезно, но проклятый звонок дребезжит так громко, что он не слышит собственного голоса, а Мирон хватает его за плечо и тащит к открытому люку, норовя выбросить строптивого курсанта из самолета пинком под зад-Юрий проснулся, но звонок не замолчал. Пронзительные трели казались продолжением дурацкого сна, и прошло несколько секунд, прежде чем до Юрия дошло, что он уже не спит. Он скатился с дивана и бросился в прихожую, но на полпути затормозил и снял телефонную трубку.
В голове у него еще изрядно шумело, и спросонья он не сразу разобрал, кто звонит. Голос был знакомый, но вот чей?
– Пардон, – пробормотал Юрий в трубку. – Это кто, собственно?
– Светлов, – ответила трубка.
– А, – сказал Юрий, – похищенный… Привет.
– Кто, кто? – удивился Светлов. – Какой еще похищенный?
– А ты не в курсе, что ли? Тебя же враги гласности похитили. Тебе Мирон разве ничего про это не говорил?
– На что-то в этом роде он намекал, но я решил, что он просто демонстрирует образность мышления… Черт, ты серьезно?
– Да уж куда серьезнее. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут прохожие в нашей столице… Тут такой содом творится, что у меня голова кругом идет. Удивляюсь, как это Мирон разрешил тебе взять с собой телефон.
– Можно подумать, его кто-то спрашивал. Слушай, это чушь какая-то. А за каким чертом я тогда тащил с собой машинку? Он же велел мне над статьей работать, а какая может быть статья, если меня похитили?
– Ну как это “какая”? – возразил Юрий. – “Репортаж с петлей на шее”, что-нибудь в этом роде.
– Вот козел, – сказал Светлов, имея в виду Мирона. – Ну и что я теперь должен делать? Слушай, мама же, наверное, с ума сходит!
– Насчет мамы не знаю, а вот Лидочка действительно.., гм…
– Черт, надо им позвонить! Хотя… Мирон с меня за это голову снимет. Если я позвоню Лидочке, он сразу догадается. Она же притворяться не умеет, у нее на лице все написано. А мама, чего доброго, помчится в редакцию отношения выяснять… Вот гад!
– Да, – сказал Юрий, – положеньице. Ты, собственно, зачем звонишь? Уже соскучился?
– Соскучился – не то слово. Тихо тут как в могиле, только сосны шумят да вода плещет. Как там у вас с погодой?
– Дождик, – сказал Юрий. – Даже, кажется, гроза, но где-то в стороне.
– И у меня дождик, – со вздохом сообщил Светлов. – Скука смертная! Слушай, ты когда здесь будешь?
– Не знаю, – честно ответил Юрий. – От Мирона на этот счет никаких распоряжений не поступало. А что, у тебя уже жратва кончилась?
– С провиантом полный порядок, – с деланной бодростью отрапортовал Светлов. – Тут, понимаешь, такая странная штука… Хотел я вечером камин затопить – сыро тут, промозгло… Камин – зверюга, быка можно зажарить, дров завались, а колоть их нечем. Все облазил, а топора не нашел. Ножей, кстати, тоже нет – ни одного. Ну, нож-то у меня с собой. Плохонький, перочинный, но все-таки… Однако дрова им колоть как-то.., несподручно, в общем. Странный какой-то дом. Посуда вся на местах, в шкафу, как положено, крупа, консервы, макароны, вилки-ложки тоже тут.., даже водка есть, целый ящик. А топора нету. Дичь какая-то.
– Действительно, дичь, – задумчиво сказал Юрий. Он еще не понимал, в чем дело, но остатки сна как рукой сняло, и знакомая тревога снова начала подниматься со дна души, как потревоженный неосторожным движением мутный осадок. – Значит, говоришь, топор тебе нужен…
– Да ладно, – сказал Светлов. – Не поедешь же ты на ночь глядя в эту чертову глухомань из-за какого-то топора. Это я так, на всякий случай. Вдруг, думаю, визит намечается, так пускай бы заодно и топор…
– Ясно, – сказал Юрий. – Подумаем, чем тебе помочь. У меня, по-моему, где-то был туристский топорик. Много дров им не наколешь, так ведь тебе там не зимовать.
– Надеюсь, – сказал Светлов. – Слушай, а что Мирон говорит? Долго мне числиться в похищенных?
– Он взял с меня слово, что я буду молчать ровно неделю, – сказал Юрий. – Но мне почему-то показалось, что он сам толком не знает, как будет выпутываться из своего вранья.
– Козел, – повторил Светлов. – Ну ладно, будь здоров.
– Не вешай нос, робинзон, – сказал Юрий. – Звони, если что.
– Договорились, – сказал Светлов и отключился.
«Бред какой-то, – подумал Юрий, кладя трубку. – Если хозяин так боится воров, что увозит с собой топор, то зачем он, в таком случае, оставляет в доме продукты и даже водку? Или все это завезли специально к приезду Светлова, а про топор и ножи просто забыли в спешке? Интересно, о чем они думали, когда ставили в кладовую ящик водки? На кого рассчитывали? Да ну их к черту, надоело…»
Он пошел на кухню и, дойдя до холодильника, вспомнил, что ни ветчины, ни хлеба в доме не осталось. Без ветчины он бы как-нибудь обошелся, но вот без хлеба… Есть без хлеба Юрий не привык, из чего следовал вывод, что надо идти в магазин.
Юрий поскреб ногтями живот под майкой, зевнул и нерешительно потоптался на месте. Идти или не идти? С одной стороны, как будто лень, а с другой – надо. Не сидеть же до завтра без хлеба только потому, что с утра решил проторчать весь день дома!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Юрий выбросил из головы редакционные дела и сосредоточился на телевизоре. Результат не замедлил сказаться: через час Юрий почувствовал, что у него слипаются глаза. Боль в плече к этому времени утихла, на диване было мягко и уютно. Юрий перестал сопротивляться и задремал под убаюкивающее бормотание включенного телевизора, успев подумать, что денек получился еще тот – пустой и совершенно никчемный.
Видимо, под влиянием недавнего разговора со Светловым ему приснилась какая-то чепуха: будто бы он снова курсант и должен совершить ночной прыжок с парашютом на лес, а вместо парашюта у него на плечах легкомысленный туристский рюкзачок ярко-оранжевого цвета, набитый почему-то тугими пачками газет. Но это бы еще полбеды; опустив глаза, Юрий замечает, что на груди у него вместо привычного “Калашникова” болтается на узеньком ремешке пластмассовый игрушечный автомат с лампочкой в стволе и надписью “Огонек” на голубом корпусе. “Обалдели вы все, что ли? – с обидой говорит он инструктору. – Я вам не клоун, чтобы в таком виде прыгать.” Инструктор поворачивает голову, и Юрий видит лицо Мирона. “Ничего, старик, – говорит Мирон, – положись на меня. Так надо, понял? Главное, когда приземлишься, не забудь раздать газеты. Это экстренный выпуск. И хватит болтать. Приготовиться!"
Над люком вспыхивает и начинает ритмично мигать световое табло, сигнализирующее о том, что самолет вошел в район выброса десанта. Одновременно с табло включается звуковая сигнализация. Юрий пытается спорить с Мироном, доказывая, что прыгать с такой экипировкой несерьезно, но проклятый звонок дребезжит так громко, что он не слышит собственного голоса, а Мирон хватает его за плечо и тащит к открытому люку, норовя выбросить строптивого курсанта из самолета пинком под зад-Юрий проснулся, но звонок не замолчал. Пронзительные трели казались продолжением дурацкого сна, и прошло несколько секунд, прежде чем до Юрия дошло, что он уже не спит. Он скатился с дивана и бросился в прихожую, но на полпути затормозил и снял телефонную трубку.
В голове у него еще изрядно шумело, и спросонья он не сразу разобрал, кто звонит. Голос был знакомый, но вот чей?
– Пардон, – пробормотал Юрий в трубку. – Это кто, собственно?
– Светлов, – ответила трубка.
– А, – сказал Юрий, – похищенный… Привет.
– Кто, кто? – удивился Светлов. – Какой еще похищенный?
– А ты не в курсе, что ли? Тебя же враги гласности похитили. Тебе Мирон разве ничего про это не говорил?
– На что-то в этом роде он намекал, но я решил, что он просто демонстрирует образность мышления… Черт, ты серьезно?
– Да уж куда серьезнее. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут прохожие в нашей столице… Тут такой содом творится, что у меня голова кругом идет. Удивляюсь, как это Мирон разрешил тебе взять с собой телефон.
– Можно подумать, его кто-то спрашивал. Слушай, это чушь какая-то. А за каким чертом я тогда тащил с собой машинку? Он же велел мне над статьей работать, а какая может быть статья, если меня похитили?
– Ну как это “какая”? – возразил Юрий. – “Репортаж с петлей на шее”, что-нибудь в этом роде.
– Вот козел, – сказал Светлов, имея в виду Мирона. – Ну и что я теперь должен делать? Слушай, мама же, наверное, с ума сходит!
– Насчет мамы не знаю, а вот Лидочка действительно.., гм…
– Черт, надо им позвонить! Хотя… Мирон с меня за это голову снимет. Если я позвоню Лидочке, он сразу догадается. Она же притворяться не умеет, у нее на лице все написано. А мама, чего доброго, помчится в редакцию отношения выяснять… Вот гад!
– Да, – сказал Юрий, – положеньице. Ты, собственно, зачем звонишь? Уже соскучился?
– Соскучился – не то слово. Тихо тут как в могиле, только сосны шумят да вода плещет. Как там у вас с погодой?
– Дождик, – сказал Юрий. – Даже, кажется, гроза, но где-то в стороне.
– И у меня дождик, – со вздохом сообщил Светлов. – Скука смертная! Слушай, ты когда здесь будешь?
– Не знаю, – честно ответил Юрий. – От Мирона на этот счет никаких распоряжений не поступало. А что, у тебя уже жратва кончилась?
– С провиантом полный порядок, – с деланной бодростью отрапортовал Светлов. – Тут, понимаешь, такая странная штука… Хотел я вечером камин затопить – сыро тут, промозгло… Камин – зверюга, быка можно зажарить, дров завались, а колоть их нечем. Все облазил, а топора не нашел. Ножей, кстати, тоже нет – ни одного. Ну, нож-то у меня с собой. Плохонький, перочинный, но все-таки… Однако дрова им колоть как-то.., несподручно, в общем. Странный какой-то дом. Посуда вся на местах, в шкафу, как положено, крупа, консервы, макароны, вилки-ложки тоже тут.., даже водка есть, целый ящик. А топора нету. Дичь какая-то.
– Действительно, дичь, – задумчиво сказал Юрий. Он еще не понимал, в чем дело, но остатки сна как рукой сняло, и знакомая тревога снова начала подниматься со дна души, как потревоженный неосторожным движением мутный осадок. – Значит, говоришь, топор тебе нужен…
– Да ладно, – сказал Светлов. – Не поедешь же ты на ночь глядя в эту чертову глухомань из-за какого-то топора. Это я так, на всякий случай. Вдруг, думаю, визит намечается, так пускай бы заодно и топор…
– Ясно, – сказал Юрий. – Подумаем, чем тебе помочь. У меня, по-моему, где-то был туристский топорик. Много дров им не наколешь, так ведь тебе там не зимовать.
– Надеюсь, – сказал Светлов. – Слушай, а что Мирон говорит? Долго мне числиться в похищенных?
– Он взял с меня слово, что я буду молчать ровно неделю, – сказал Юрий. – Но мне почему-то показалось, что он сам толком не знает, как будет выпутываться из своего вранья.
– Козел, – повторил Светлов. – Ну ладно, будь здоров.
– Не вешай нос, робинзон, – сказал Юрий. – Звони, если что.
– Договорились, – сказал Светлов и отключился.
«Бред какой-то, – подумал Юрий, кладя трубку. – Если хозяин так боится воров, что увозит с собой топор, то зачем он, в таком случае, оставляет в доме продукты и даже водку? Или все это завезли специально к приезду Светлова, а про топор и ножи просто забыли в спешке? Интересно, о чем они думали, когда ставили в кладовую ящик водки? На кого рассчитывали? Да ну их к черту, надоело…»
Он пошел на кухню и, дойдя до холодильника, вспомнил, что ни ветчины, ни хлеба в доме не осталось. Без ветчины он бы как-нибудь обошелся, но вот без хлеба… Есть без хлеба Юрий не привык, из чего следовал вывод, что надо идти в магазин.
Юрий поскреб ногтями живот под майкой, зевнул и нерешительно потоптался на месте. Идти или не идти? С одной стороны, как будто лень, а с другой – надо. Не сидеть же до завтра без хлеба только потому, что с утра решил проторчать весь день дома!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87