Ничего подобного он, однако, не увидел. Вместо знакомой панорамы на экране возникла миловидная дикторша, старательно считывавшая с монитора текст информационного сообщения.
– ..журналист Дмитрий Светлов. Коллеги исчезнувшего журналиста подозревают, что к похищению причастны лица, чьи интересы были затронуты в последней публикации Светлова, посвященной предполагаемым злоупотреблениям, которые имели место во время строительства Московской кольцевой автомагистрали…
– Чего-чего? – переспросил Юрий, словно надеялся и впрямь получить ответ. – Какое еще похищение? С ума вы все посходили, что ли?
Не отдавая себе отчет в собственных действиях, он протянул руку и рывком выплеснул в рот водку. Никакого вкуса он так и не почувствовал, но зачем-то затолкал в рот пучок зеленого лука и принялся с хрустом жевать. Этот хруст мешал слушать, и Юрий прибавил громкость.
– ..главный редактор еженедельника “Московский полдень”, где до вчерашнего дня работал Дмитрий Светлов, Игорь Миронов. Вам слово, Игорь.
На экране возникло хмуро-озабоченное лицо Мирона. Съемка происходила в его кабинете, и по положению солнца Юрию показалось, что интервью у Мирона брали часа в два пополудни плюс-минус час, то есть фактически почти сразу после того, как Юрий со Светловым покинули Москву.
– Во-первых, я должен уточнить, – сказал Мирон, подчеркивая каждое свое слово рубящими жестами руки, в которой дымилась сигарета. – Дима Светлов не работал, а работает в нашей редакции. Мне не хотелось бы говорить о нем в прошедшем времени.
– Извините, – сказал корреспондент, плечо которого виднелось в правом углу кадра.
– Далее, – продолжал Мирон, придерживаясь все той же угрюмо-мужественной манеры. – О похищении нам стало известно буквально два часа назад. Нам сообщили об этом по телефону. Позвонили сюда, в редакцию, и какой-то подонок.., простите.., какой-то незнакомый голос сказал, что Светлов похищен и искать его бесполезно. Никаких условий освобождения нашего коллеги похитители не выдвигали. Я думаю, что этот акт предпринят с целью устрашения сотрудников нашей редакции, а также всех, кому дороги свобода слова и другие демократические свободы. Полагаю, что это печальное событие связано с одной из последних публикаций Дмитрия.., возможно, самой последней, где он снова поднял благополучно замятый властями вопрос о хищениях на строительстве МКАД. Видимо, кому-то это очень не нравится. Я должен со всей ответственностью заявить, что, если наш коллега Дмитрий Светлов не будет освобожден в течение ближайших суток, мы опубликуем имеющиеся в нашем распоряжении материалы и списки заинтересованных лиц. Мы не позволим…
Он продолжал что-то говорить, упоминая фамилии Холодова, Листьева и других мучеников за свободу слова, но Юрий перестал его слушать. Поначалу он даже растерялся: как же так? Кто же это так пошутил над нашим Мироном? Если Светлова похитили, то где же, по мнению Мирона, нахожусь я? Или это я его похитил? Гнусный наймит душителей свободы слова Юрий Филатов, в прошлом офицер воздушно-десантных войск, ветеран позорной Афганской кампании, продажный водитель редакционного микроавтобуса… Так, что ли, получается?
С горя он тяпнул еще одну рюмку водки, и в голове у него немного прояснилось. “Эге, – подумал Юрий, – вот это провокация! Статейка-то вышла слабенькая, вот они, значит, и усилили эффект… Первая заповедь “желтого” журналиста: если сенсации нет, создай ее сам. Но каковы стервецы! Интересно, вместе они это придумали или Мирон действует у Светлова за спиной? Ему, Мирону, конечно, было бы проще провернуть это дельце в паре с Димочкой, но тут есть некоторые обстоятельства… Например, мама-психолог. Либо ее нужно было посвятить во все, и тогда она бы наверняка не одобрила своего сыночка, либо не говорить ей вообще ничего, что чревато сердечным приступом. А если прибавить сюда перепуганную до обморока Лидочку, то Димочка наш выглядит порядочной сволочью, чего о нем, в общем-то, не скажешь.
Но Мирон-то каков! Ах, Мирон, Мирон… А что, если он обстряпал все это сам? Удалил Светлова из города – наплел ему что-нибудь про звонки с угрозами, про меры предосторожности, про черта с рогами – и, стоило нам уехать, устроил бучу. А в этом охотничьем домике, между прочим, нет ни радио, ни телевизора, ни даже электричества, так что новостей про себя Светлов не узнает, пока ему их кто-нибудь не расскажет. Телефонная связь с ним есть только у Мирона, а он вряд ли станет раздавать направо и налево Димочкин номерок."
Юрий твердой рукой наполнил рюмку и выпил ее до дна – на сей раз вполне сознательно, стремясь забить отвратительный привкус какой-то тухлятины, появившийся на языке после выступления Мирона. Этот привкус скорее всего был воображаемым, но от этого он не становился приятнее. Закусив, Юрий придвинул к себе телефон, закатил глаза, припоминая последовательность цифр, и стал накручивать на диске номер домашнего телефона Игоря Миронова.
* * *
Поднимаясь в лифте к себе на двенадцатый этаж, Игорь Миронов устало думал о том, что полный беготни и треволнений день уже, казалось бы, завершился, а конца заботам все равно не видно. Полчаса назад он расстался с последним из охочих до жареных новостей коллег из конкурирующего издания. Расставание получилось несколько натянутым, если не сказать больше. По правде говоря, к концу разговора у Мирона сильно чесались кулаки, но он знал, что шакал, изловивший его у дверей редакции, только и ждет чего-нибудь в этом роде: при отсутствии реальных фактов за новость сошла бы и битая рожа корреспондента. За плечом у шакала маячил долговязый тип, державший наготове фотоаппарат, и Мирон сдержался, отделавшись стандартным: “Без комментариев”.
Хуже всего было то, что история с якобы имевшим место похищением Светлова нравилась Мирону даже меньше, чем кому бы то ни было. Впрочем, из всех своих коллег он был единственным, кто знал истинную подоплеку событий. Истинную ли? Чем больше Миронов думал об этом, тем сильнее сомневался в своей осведомленности.
Впрочем, выбора у него не было. Это ему ясно дал понять Владислав Андреевич Школьников во время исторической встречи, состоявшейся утром этого сумасшедшего дня в отдельном кабинете нового дорогого ресторана, который совсем недавно открылся неподалеку от Крымской набережной. Владислав Андреевич был краток, ограничившись передачей инструкций: что сказать, куда и к кому конкретно обратиться, как себя вести, на что можно и на что нельзя намекать. “Что за бред?!” – попытался вспылить Мирон. “Может быть, и бред, – ответил на это Владислав Андреевич, – но я не советую вам забывать, что это моя газета, и в ней будет печататься то, что я сочту нужным в ней напечатать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87