., э.., профилактические меры. Так?
– Так, – согласился Караваев. На профилактические меры ему было плевать, но своей цели он достиг: старик забеспокоился. Сейчас он начнет волноваться, думать, предпринимать какие-то шаги и с каждым днем, с каждой минутой все сильнее раздражаться по поводу своего племянника. А тот, в свою очередь, заметив некоторые из предпринятых дядюшкой шагов, тоже начнет понемногу приходить в бешенство… А закончится все это вполне предсказуемо – именно так, как нужно Максу Караваеву.
– А раз так, – подытожил Школьников, – то можешь быть спокоен. Меры я приму. Ситуация пока что складывается такая, что меры нужно принимать не тебе, а мне. Ты согласен?
– Именно об этом я и хотел вас попросить, – сказал Караваев.
Школьников кивнул, поднял винчестер к плечу и припал щекой к прикладу. Быстро работая затвором, он один за другим расстрелял все оставшиеся в магазине винтовки патроны. Временно оглохнув, Караваев наблюдал за тем, как кувыркались в воздухе консервные банки. Крупнокалиберные пули выбивали длинные щепки из просмоленных шпал, оставляя продолговатые белые следы на темной, почти черной поверхности стены.
– Вот так, – сказал Школьников, кладя на сгиб руки дымящийся винчестер. На кирпичной стенке не осталось ни одной жестянки.
– Поставить? – спросил Караваев, кивая в ту сторону. – Будете еще стрелять?
– Хватит, пожалуй, – отказался Владислав Андреевич. – И вообще, Максик, тебе такая работа – мишени для меня устанавливать – не в уровень, как говорят наши меньшие братья. С этим, дружок, я уж как-нибудь сам справлюсь. Пойдем-ка в дом. Водки не предлагаю, поскольку ты за рулем, но квас у меня отменный. Хочешь квасу? Пошли, пошли. Отказа не приму. Отдохни, расслабься, тебе это не повредит.
Караваев не стал спорить. На ступеньках крыльца он остановился, обернулся и бросил долгий взгляд на испещренную следами пуль черную стену в дальнем углу двора.
* * *
В ванной Юрий первым делом стащил с себя заскорузлую от крови футболку, посмотрел на свет лампочки сквозь длинный разрез на спине и, огорченно вздохнув, комом швырнул футболку под раковину – отстирается, будет половая тряпка.
Джинсы у пояса тоже основательно пропитались кровью, но выкидывать их Юрий не стал, а замочил в холодной воде и оставил отмокать – авось не пропадут. После этого, кряхтя, шипя и неловко изгибаясь, он кое-как ополоснулся под краном, смыв с себя кровь, пот и грязь. Вода в тазу, где плавали джинсы, уже сделалась темно-красной, как вино, и Юрий подумал, что потерял чертовски много крови. Собственно, это и так было ясно: голова у него неприятно кружилась, а в глазах при каждом резком движении нехорошо темнело.
«Поспать бы сейчас, – подумал он. – Собственно, я ведь и собирался завалиться спать. Поесть поплотнее и завалиться, чтобы минуток этак через шестьсот проснуться нормальным человеком, а не доходягой, у которого темнеет в глазах при одной мысли о том, чтобы нагнуться. Чертов Айболит, разбередил душу со своей милицией…»
Юрий проработал в редакции уже достаточно долго для того, чтобы вникнуть в суть заключенного между всеми сотрудниками негласного договора: к милиции обращаться в самую последнюю очередь, когда станет очевидно, что иного выхода не существует. Это было соглашение банды самоубийц, но журналистов можно было понять. Во всяком случае, Юрий понимал их отлично. Когда ситуация складывается по-настоящему острая, толку от милиции чаще всего никакого, зато помешать в сложном журналистском расследовании милиция может в любой момент. Кроме того, в ходе этих расследований журналисты сами частенько переходили черту, отделяющую обыкновенное сумасбродство от уголовно наказуемых деяний.
Раздумывая о том, обращаться ему в милицию по поводу исчезновения Светлова или нет, Юрий представил свой разговор с дежурным офицером. Понимаете, скажет он дежурному, мы с журналистом Дмитрием Светловым поехали покупать наркотики… “Что-что вы поехали делать?” – спросит дежурный и полезет в стол за бланком протокола…
Была еще одна деталь, которая не позволяла Юрию сию минуту обратиться в милицию с заявлением о похищении Светлова: он не видел похищения, не видел, как угоняли редакционную машину. Он только предполагал, что на лестнице Светлова скрутили и увезли в неизвестном направлении на черной редакционной “каравелле”. Это предположение казалось ему наиболее соответствующим действительности, но ведь все могло случиться и по-другому, правда? Пусть с меньшей долей вероятности, но ведь могло же!
Юрий с кряхтеньем нагнулся, выдвинул нижний ящик шкафа и вынул оттуда чистые джинсы. О том, чтобы лечь спать, конечно же не могло быть и речи. “Видно, я и в самом деле потерял слишком много крови, – подумал Юрий, с трудом натягивая на себя джинсы. – Мне нужно было искать Светлова, а меня каким-то ветром занесло в травмопункт… И что, спрашивается, я теперь скажу Лидочке? Ну, оправдание-то у меня найдется: ранен, избит, безоружен и все такое. Но оправдание – оно и есть оправдание. Последнее оружие побежденных и тех, кто облажался. Победить меня не победили, но облажался я по полной программе. Ни Светлова, ни машины… Впрочем, есть еще таксист, который привез Дмитрия в этот притон. Номер его тачки я помню, а значит, обращаться в милицию рано. Я с ним сам поговорю, только сначала надо сообщить обо всем Мирону…"
Мироном сотрудники редакции за глаза называли главного редактора Игоря Миронова – того самого, который так поразил Юрия своей проницательностью при первом знакомстве. Мысль рассказать все Мирону, прежде чем предпринимать какие-то действия, была весьма здравой – пожалуй, первой здравой мыслью за все сегодняшнее утро. Мирон обладал великим даром как-то незаметно для окружающих улаживать конфликты, утрясать разнообразные острые ситуации и вообще выручать своих сотрудников из самых неожиданных бед. У него были обширнейшие связи, и Юрий – да и не он один, коли уж на то пошло, – не без оснований подозревал, что эти связи распространяются не только, что называется, вверх, в официальные круги, но и “вниз”, в круги не столь официальные, но не менее могущественные.
Мирон мог помочь если не делом, то хотя бы советом, так что начинать, пожалуй, действительно следовало с него. Юрий с сомнением покосился на телефон, глянул на часы – было без чего-то восемь – и решил, что придется ехать. Мирона наверняка еще нет в редакции, он прибудет на место минут через тридцать-сорок, а за это время Юрий и сам успеет туда добраться. Если же сидеть дома и ждать, чтобы переговорить с главным редактором по телефону, это будет пустой тратой времени: разговор-то все равно не телефонный, и Мирон непременно велит Юрию гнать в редакцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Так, – согласился Караваев. На профилактические меры ему было плевать, но своей цели он достиг: старик забеспокоился. Сейчас он начнет волноваться, думать, предпринимать какие-то шаги и с каждым днем, с каждой минутой все сильнее раздражаться по поводу своего племянника. А тот, в свою очередь, заметив некоторые из предпринятых дядюшкой шагов, тоже начнет понемногу приходить в бешенство… А закончится все это вполне предсказуемо – именно так, как нужно Максу Караваеву.
– А раз так, – подытожил Школьников, – то можешь быть спокоен. Меры я приму. Ситуация пока что складывается такая, что меры нужно принимать не тебе, а мне. Ты согласен?
– Именно об этом я и хотел вас попросить, – сказал Караваев.
Школьников кивнул, поднял винчестер к плечу и припал щекой к прикладу. Быстро работая затвором, он один за другим расстрелял все оставшиеся в магазине винтовки патроны. Временно оглохнув, Караваев наблюдал за тем, как кувыркались в воздухе консервные банки. Крупнокалиберные пули выбивали длинные щепки из просмоленных шпал, оставляя продолговатые белые следы на темной, почти черной поверхности стены.
– Вот так, – сказал Школьников, кладя на сгиб руки дымящийся винчестер. На кирпичной стенке не осталось ни одной жестянки.
– Поставить? – спросил Караваев, кивая в ту сторону. – Будете еще стрелять?
– Хватит, пожалуй, – отказался Владислав Андреевич. – И вообще, Максик, тебе такая работа – мишени для меня устанавливать – не в уровень, как говорят наши меньшие братья. С этим, дружок, я уж как-нибудь сам справлюсь. Пойдем-ка в дом. Водки не предлагаю, поскольку ты за рулем, но квас у меня отменный. Хочешь квасу? Пошли, пошли. Отказа не приму. Отдохни, расслабься, тебе это не повредит.
Караваев не стал спорить. На ступеньках крыльца он остановился, обернулся и бросил долгий взгляд на испещренную следами пуль черную стену в дальнем углу двора.
* * *
В ванной Юрий первым делом стащил с себя заскорузлую от крови футболку, посмотрел на свет лампочки сквозь длинный разрез на спине и, огорченно вздохнув, комом швырнул футболку под раковину – отстирается, будет половая тряпка.
Джинсы у пояса тоже основательно пропитались кровью, но выкидывать их Юрий не стал, а замочил в холодной воде и оставил отмокать – авось не пропадут. После этого, кряхтя, шипя и неловко изгибаясь, он кое-как ополоснулся под краном, смыв с себя кровь, пот и грязь. Вода в тазу, где плавали джинсы, уже сделалась темно-красной, как вино, и Юрий подумал, что потерял чертовски много крови. Собственно, это и так было ясно: голова у него неприятно кружилась, а в глазах при каждом резком движении нехорошо темнело.
«Поспать бы сейчас, – подумал он. – Собственно, я ведь и собирался завалиться спать. Поесть поплотнее и завалиться, чтобы минуток этак через шестьсот проснуться нормальным человеком, а не доходягой, у которого темнеет в глазах при одной мысли о том, чтобы нагнуться. Чертов Айболит, разбередил душу со своей милицией…»
Юрий проработал в редакции уже достаточно долго для того, чтобы вникнуть в суть заключенного между всеми сотрудниками негласного договора: к милиции обращаться в самую последнюю очередь, когда станет очевидно, что иного выхода не существует. Это было соглашение банды самоубийц, но журналистов можно было понять. Во всяком случае, Юрий понимал их отлично. Когда ситуация складывается по-настоящему острая, толку от милиции чаще всего никакого, зато помешать в сложном журналистском расследовании милиция может в любой момент. Кроме того, в ходе этих расследований журналисты сами частенько переходили черту, отделяющую обыкновенное сумасбродство от уголовно наказуемых деяний.
Раздумывая о том, обращаться ему в милицию по поводу исчезновения Светлова или нет, Юрий представил свой разговор с дежурным офицером. Понимаете, скажет он дежурному, мы с журналистом Дмитрием Светловым поехали покупать наркотики… “Что-что вы поехали делать?” – спросит дежурный и полезет в стол за бланком протокола…
Была еще одна деталь, которая не позволяла Юрию сию минуту обратиться в милицию с заявлением о похищении Светлова: он не видел похищения, не видел, как угоняли редакционную машину. Он только предполагал, что на лестнице Светлова скрутили и увезли в неизвестном направлении на черной редакционной “каравелле”. Это предположение казалось ему наиболее соответствующим действительности, но ведь все могло случиться и по-другому, правда? Пусть с меньшей долей вероятности, но ведь могло же!
Юрий с кряхтеньем нагнулся, выдвинул нижний ящик шкафа и вынул оттуда чистые джинсы. О том, чтобы лечь спать, конечно же не могло быть и речи. “Видно, я и в самом деле потерял слишком много крови, – подумал Юрий, с трудом натягивая на себя джинсы. – Мне нужно было искать Светлова, а меня каким-то ветром занесло в травмопункт… И что, спрашивается, я теперь скажу Лидочке? Ну, оправдание-то у меня найдется: ранен, избит, безоружен и все такое. Но оправдание – оно и есть оправдание. Последнее оружие побежденных и тех, кто облажался. Победить меня не победили, но облажался я по полной программе. Ни Светлова, ни машины… Впрочем, есть еще таксист, который привез Дмитрия в этот притон. Номер его тачки я помню, а значит, обращаться в милицию рано. Я с ним сам поговорю, только сначала надо сообщить обо всем Мирону…"
Мироном сотрудники редакции за глаза называли главного редактора Игоря Миронова – того самого, который так поразил Юрия своей проницательностью при первом знакомстве. Мысль рассказать все Мирону, прежде чем предпринимать какие-то действия, была весьма здравой – пожалуй, первой здравой мыслью за все сегодняшнее утро. Мирон обладал великим даром как-то незаметно для окружающих улаживать конфликты, утрясать разнообразные острые ситуации и вообще выручать своих сотрудников из самых неожиданных бед. У него были обширнейшие связи, и Юрий – да и не он один, коли уж на то пошло, – не без оснований подозревал, что эти связи распространяются не только, что называется, вверх, в официальные круги, но и “вниз”, в круги не столь официальные, но не менее могущественные.
Мирон мог помочь если не делом, то хотя бы советом, так что начинать, пожалуй, действительно следовало с него. Юрий с сомнением покосился на телефон, глянул на часы – было без чего-то восемь – и решил, что придется ехать. Мирона наверняка еще нет в редакции, он прибудет на место минут через тридцать-сорок, а за это время Юрий и сам успеет туда добраться. Если же сидеть дома и ждать, чтобы переговорить с главным редактором по телефону, это будет пустой тратой времени: разговор-то все равно не телефонный, и Мирон непременно велит Юрию гнать в редакцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87