Это не поддающаяся определению стоимость бесчисленных будущих процессов.
Фитч заслужил этот редкий момент наслаждения, но работа далеко еще не закончена. Он не успокоится, пока не узнает, кто же эта Марли на самом деле, откуда взялась, исходя из каких побуждений действует, как и зачем затеяла это дело. Было нечто в ее прошлом, что Фитч должен знать, неизвестность безмерно пугала его. Только когда он узнает о Марли все, тогда ему будут ясны ответы и на остальные вопросы. А пока этот бесценный вердикт все же был еще под угрозой.
За четыре квартала до конторы Фитч снова превратился в сердитого, надутого, раздраженного Фитча, каким его знали все, кто имел с ним дело.
Деррик подошел к главному вестибюлю и просунул голову в открытую дверь, но здесь какая-то молодая женщина вежливо спросила, что ему угодно. Она держала в руках стопку папок и, видимо, спешила. Было почти восемь часов вечера, пятница, но служебные помещения адвокатской конторы все еще кишели народом.
Что ему угодно? Ему угодно встретиться с адвокатом, одним из тех, которых он видел в суде и который представлял бы табачную компанию. Ему угодно поговорить с ним без посторонних ушей. Он выполнил домашнее задание и выучил имена Дурвуда Кейбла и некоторых его партнеров. Он нашел контору, он битых два часа сидел перед ней в машине, репетируя свою речь, пытаясь успокоиться и набираясь храбрости, чтобы выйти из машины и войти в дом.
Кроме него, черных лиц здесь видно не было.
Разве не все адвокаты мошенники? Он решил: раз Pop предложил ему наличные, значит, можно предположить, что и другие адвокаты, вовлеченные в этот процесс, тоже заплатят наличными. У него есть что продать, а покупатели здесь богатые. Это был его золотой шанс.
Но когда секретарша остановилась, посмотрела на него, а потом стала озираться, словно в поисках подмоги, все нужные слова вылетели у него из головы. Клив не раз повторил, что все это страшно незаконно, что, если он будет жадничать, его поймают, и страх вдруг поразил его - словно кирпич упал ему на голову.
- Э-э, мистер Кейбл здесь? - очень нерешительно спросил Деррик.
- Мистер Кейбл? - Секретарша удивленно подняла брови.
- Да.
- Мистера Кейбла здесь нет. А вы кто?
Несколько белых без пиджаков медленно прошли у нее за спиной, смерив его взглядами, недвусмысленно дававшими понять, что ему здесь не место. Ничего другого Деррик сказать не мог. Он точно знал, что не ошибся контора та, но имя он, наверное, назвал неправильно, и вообще в опасную игру ввязался, а попадать в тюрьму у него не было ни малейшего желания.
- Вероятно, я ошибся, - сказал он, и она улыбнулась заученной секретарской улыбкой. Ну конечно, ошиблись, а теперь, пожалуйста, покиньте помещение. Перед тем как выйти, он остановился и взял с маленькой бронзовой полочки пять визитных карточек. Он покажет их Кливу в доказательство того, что был здесь.
Поблагодарив секретаршу, он поспешно удалился. Его ждала Энджел.
Милли плакала, швыряла вещи, срывала простыни с кровати до полуночи. Потом встала, переоделась в свой любимый, весьма заношенный красный спортивный костюм огромного размера - рождественский подарок, сделанный несколько лет назад одним из детей, - и осторожно открыла дверь. Чак, охранник, стоявший в дальнем конце коридора, тихо окликнул ее. Ей просто захотелось что-нибудь пожевать, объяснила она и по слабо освещенному коридору прошмыгнула в "бальную залу", откуда доносились приглушенные звуки. Там на диване сидел Николас, он жевал кукурузные хлопья, запивал их содовой водой и смотрел по телевизору матч по регби, который транслировали из Австралии. Установленный Харкином "комендантский час" для посещения "бальной залы" был давно забыт.
- Почему вы так поздно не спите? - спросил он, приглушая звук телевизора с помощью дистанционного пульта. Милли села на стул спиной к двери. Глаза у нее были красные и опухшие, седые коротко остриженные волосы спутались, но Милли было все равно. Ее дом всегда был полон подростков, они приходили, уходили, оставались, ночевали, ели, смотрели телевизор, опустошали холодильник и всегда видели ее в этом красном спортивном костюме. По-другому она себе своей жизни не представляла. Милли была "всехней мамой".
- Не спится, - ответила она. - А вы почему не в постели?
- Здесь трудно спать. Хотите хлопьев?
- Нет, спасибо.
- Хоппи заезжал?
- Да.
- Он мне кажется славным человеком. Милли помолчала и сказала:
- Такой он и есть.
Последовала более долгая пауза, во время которой каждый из двоих думал, что бы еще сказать.
- Хотите посмотреть кино? - наконец спросил Николас.
- Нет. Можно мне кое о чем вас спросить? - Вид у нее был очень серьезный, и Николас выключил телевизор. Теперь в комнате горела лишь затененная абажуром настольная лампа.
- Конечно. Вы чем-то озабочены?
- Да. Это юридический вопрос.
- Постараюсь ответить.
- Хорошо. - Она глубоко вздохнула и стиснула руки. - Что, если присяжный не может оставаться справедливым и беспристрастным? Что ему делать?
Николас посмотрел на стену, потом на потолок, отпил немного воды и медленно произнес:
- Думаю, это зависит от причины, по которой это произошло.
- Я вас не понимаю, Николас. - Он такой милый мальчик и к тому же умница. Ее младший сын мечтал стать юристом, и она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы, чтобы он был таким же толковым, как Николас.
- Для того чтобы вам проще было понять, давайте сделаем гипотетическое предположение, - сказал он. - Допустим, этот присяжный - вы, хорошо?
- Хорошо.
- Значит, уже после того, как начался процесс, произошло нечто, что лишило вас возможности оставаться справедливой и беспристрастной?
- Да, - с трудом выговорила она Он задумался, потом сказал:
- Думаю, все зависит от того, было ли это нечто, услышанное в суде, или нечто, случившееся за пределами суда. Предполагается, что как присяжные мы по мере приближения процесса к завершению должны становиться пристрастными, именно так мы приходим к решению о том или ином вердикте. В этом нет ничего страшного. Это часть процесса выработки решения.
Она потерла глаза и нерешительно спросила:
- А если это не то? Если это нечто, случившееся вне суда? Он изобразил крайнее удивление:
- Ну и ну! Это гораздо серьезнее.
- Насколько?
Для драматического эффекта Николас встал, взял стул, пододвинул его к стулу, на котором сидела Милли, так, что их ноги почти соприкасались.
- Что случилось, Милли? - участливо спросил он.
- Мне нужна помощь, а обратиться не к кому. Я сижу в этом ужасном месте, как в западне, отрезанная от семьи, от друзей, и некуда бежать. Вы можете мне помочь, Николас?
- Попытаюсь.
Ее глаза вот уже в который раз за этот вечер наполнились слезами.
- Вы такой милый молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Фитч заслужил этот редкий момент наслаждения, но работа далеко еще не закончена. Он не успокоится, пока не узнает, кто же эта Марли на самом деле, откуда взялась, исходя из каких побуждений действует, как и зачем затеяла это дело. Было нечто в ее прошлом, что Фитч должен знать, неизвестность безмерно пугала его. Только когда он узнает о Марли все, тогда ему будут ясны ответы и на остальные вопросы. А пока этот бесценный вердикт все же был еще под угрозой.
За четыре квартала до конторы Фитч снова превратился в сердитого, надутого, раздраженного Фитча, каким его знали все, кто имел с ним дело.
Деррик подошел к главному вестибюлю и просунул голову в открытую дверь, но здесь какая-то молодая женщина вежливо спросила, что ему угодно. Она держала в руках стопку папок и, видимо, спешила. Было почти восемь часов вечера, пятница, но служебные помещения адвокатской конторы все еще кишели народом.
Что ему угодно? Ему угодно встретиться с адвокатом, одним из тех, которых он видел в суде и который представлял бы табачную компанию. Ему угодно поговорить с ним без посторонних ушей. Он выполнил домашнее задание и выучил имена Дурвуда Кейбла и некоторых его партнеров. Он нашел контору, он битых два часа сидел перед ней в машине, репетируя свою речь, пытаясь успокоиться и набираясь храбрости, чтобы выйти из машины и войти в дом.
Кроме него, черных лиц здесь видно не было.
Разве не все адвокаты мошенники? Он решил: раз Pop предложил ему наличные, значит, можно предположить, что и другие адвокаты, вовлеченные в этот процесс, тоже заплатят наличными. У него есть что продать, а покупатели здесь богатые. Это был его золотой шанс.
Но когда секретарша остановилась, посмотрела на него, а потом стала озираться, словно в поисках подмоги, все нужные слова вылетели у него из головы. Клив не раз повторил, что все это страшно незаконно, что, если он будет жадничать, его поймают, и страх вдруг поразил его - словно кирпич упал ему на голову.
- Э-э, мистер Кейбл здесь? - очень нерешительно спросил Деррик.
- Мистер Кейбл? - Секретарша удивленно подняла брови.
- Да.
- Мистера Кейбла здесь нет. А вы кто?
Несколько белых без пиджаков медленно прошли у нее за спиной, смерив его взглядами, недвусмысленно дававшими понять, что ему здесь не место. Ничего другого Деррик сказать не мог. Он точно знал, что не ошибся контора та, но имя он, наверное, назвал неправильно, и вообще в опасную игру ввязался, а попадать в тюрьму у него не было ни малейшего желания.
- Вероятно, я ошибся, - сказал он, и она улыбнулась заученной секретарской улыбкой. Ну конечно, ошиблись, а теперь, пожалуйста, покиньте помещение. Перед тем как выйти, он остановился и взял с маленькой бронзовой полочки пять визитных карточек. Он покажет их Кливу в доказательство того, что был здесь.
Поблагодарив секретаршу, он поспешно удалился. Его ждала Энджел.
Милли плакала, швыряла вещи, срывала простыни с кровати до полуночи. Потом встала, переоделась в свой любимый, весьма заношенный красный спортивный костюм огромного размера - рождественский подарок, сделанный несколько лет назад одним из детей, - и осторожно открыла дверь. Чак, охранник, стоявший в дальнем конце коридора, тихо окликнул ее. Ей просто захотелось что-нибудь пожевать, объяснила она и по слабо освещенному коридору прошмыгнула в "бальную залу", откуда доносились приглушенные звуки. Там на диване сидел Николас, он жевал кукурузные хлопья, запивал их содовой водой и смотрел по телевизору матч по регби, который транслировали из Австралии. Установленный Харкином "комендантский час" для посещения "бальной залы" был давно забыт.
- Почему вы так поздно не спите? - спросил он, приглушая звук телевизора с помощью дистанционного пульта. Милли села на стул спиной к двери. Глаза у нее были красные и опухшие, седые коротко остриженные волосы спутались, но Милли было все равно. Ее дом всегда был полон подростков, они приходили, уходили, оставались, ночевали, ели, смотрели телевизор, опустошали холодильник и всегда видели ее в этом красном спортивном костюме. По-другому она себе своей жизни не представляла. Милли была "всехней мамой".
- Не спится, - ответила она. - А вы почему не в постели?
- Здесь трудно спать. Хотите хлопьев?
- Нет, спасибо.
- Хоппи заезжал?
- Да.
- Он мне кажется славным человеком. Милли помолчала и сказала:
- Такой он и есть.
Последовала более долгая пауза, во время которой каждый из двоих думал, что бы еще сказать.
- Хотите посмотреть кино? - наконец спросил Николас.
- Нет. Можно мне кое о чем вас спросить? - Вид у нее был очень серьезный, и Николас выключил телевизор. Теперь в комнате горела лишь затененная абажуром настольная лампа.
- Конечно. Вы чем-то озабочены?
- Да. Это юридический вопрос.
- Постараюсь ответить.
- Хорошо. - Она глубоко вздохнула и стиснула руки. - Что, если присяжный не может оставаться справедливым и беспристрастным? Что ему делать?
Николас посмотрел на стену, потом на потолок, отпил немного воды и медленно произнес:
- Думаю, это зависит от причины, по которой это произошло.
- Я вас не понимаю, Николас. - Он такой милый мальчик и к тому же умница. Ее младший сын мечтал стать юристом, и она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы, чтобы он был таким же толковым, как Николас.
- Для того чтобы вам проще было понять, давайте сделаем гипотетическое предположение, - сказал он. - Допустим, этот присяжный - вы, хорошо?
- Хорошо.
- Значит, уже после того, как начался процесс, произошло нечто, что лишило вас возможности оставаться справедливой и беспристрастной?
- Да, - с трудом выговорила она Он задумался, потом сказал:
- Думаю, все зависит от того, было ли это нечто, услышанное в суде, или нечто, случившееся за пределами суда. Предполагается, что как присяжные мы по мере приближения процесса к завершению должны становиться пристрастными, именно так мы приходим к решению о том или ином вердикте. В этом нет ничего страшного. Это часть процесса выработки решения.
Она потерла глаза и нерешительно спросила:
- А если это не то? Если это нечто, случившееся вне суда? Он изобразил крайнее удивление:
- Ну и ну! Это гораздо серьезнее.
- Насколько?
Для драматического эффекта Николас встал, взял стул, пододвинул его к стулу, на котором сидела Милли, так, что их ноги почти соприкасались.
- Что случилось, Милли? - участливо спросил он.
- Мне нужна помощь, а обратиться не к кому. Я сижу в этом ужасном месте, как в западне, отрезанная от семьи, от друзей, и некуда бежать. Вы можете мне помочь, Николас?
- Попытаюсь.
Ее глаза вот уже в который раз за этот вечер наполнились слезами.
- Вы такой милый молодой человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129