Чем ниже садилось солнце, тем больше Кугель начинал нервничать. Если он попытается продолжать свой путь в темноте, то, вне всякого сомнения, угодит в промоину. Если же решит переночевать под открытым небом, завернувшись в свой плащ, то наверняка станет добычей виспов, которые стояли, выпрямившись во весь свой девятифутовый рост, и сверкающими розовыми глазами вглядывались во тьму, вынюхивая запах плоти двумя гибкими хоботами, растущими с каждой стороны гребешков на их головах.
Нижний край солнца уже коснулся горизонта. В отчаянии Кугель наломал веток хрупокуста, которые очень хорошо горели и могли с успехом заменить факел. Приблизившись к окаймлённой плакучими ивами промоине, он выбрал древесную башенку, стоявшую несколько обособленно от остальных. Подобравшись ближе, он заметил юркие тени, мелькавшие туда— сюда перед окнами.
Кугель вытащил меч и забарабанил им по дощатой стене.
— Это я, Кугель, — загремел он. — Я — король этой жалкой пустыни! Почему никто из вас не платит мне дань?
Внутри раздался хор пронзительных ругательств, а из окон полетел мусор. Кугель отошёл назад и зажёг одну из своих веток. Из окон понеслись яростные вопли, и несколько обитателей башенки вылезло на ветви плакучей ивы и скользнуло в тёмную воду промоины.
Кугель подозрительно осмотрел свой тыл, чтобы никто из обитателей древесных башенок не мог подобраться сзади и запрыгнуть ему на спину. Он ещё раз постучал по стене.
— Ну, хватит уже помоев и мусора! Немедленно выкладывайте тысячу терциев или освободите помещение!
Из башенки доносилось лишь шипение и шёпот. Поглядывая по сторонам, Кугель обошёл строение. Найдя дверь, он просунул внутрь факел, осветивший мастерскую с полированной скамьёй из известняка вдоль стены, на которой стояло несколько алебастровых кувшинов, чашек и подносов. Ни очага, ни печки не было — по всей видимости, древесный народец не использовал огня; не было и сообщения с верхними уровнями — ни приставных, ни подвесных лестниц, ни обычных ступеней.
Кугель положил свои ветки хрупокуста и горящий факел на грязный пол и вышел наружу, чтобы принести ещё дров. В фиолетовом свете зари он набрал четыре охапки хвороста и притащил их в древесную башенку; во время своего последнего захода он услышал в пугающей близости от себя тоскливый крик виспа.
Кугель поспешно вернулся в древесную башенку. Её жители ещё раз разразились гневными протестующими воплями, и эхо, мечущееся туда— сюда внутри промоины, отразило их пронзительные крики.
— Уймитесь, негодяи! — закричал Кугель. — Я уже почти заснул!
Его приказ остался незамеченным. Кугель принёс из мастерской свой факел и принялся размахивать им во все стороны. Гвалт мгновенно затих.
Кугель вернулся в мастерскую и заложил дверь известняковой плитой, которую подпёр багром; затем развёл огонь таким образом, чтобы он горел медленно, по одной головне за раз. Завернувшись в плащ, он погрузился в сон.
За ночь он несколько раз просыпался, чтобы подбросить хвороста в костёр, прислушаться и осмотреть промоину через щель в стене, но тишину нарушали лишь крики виспов.
Утром Кугель поднялся с первыми лучами солнца. Сквозь трещины он внимательно оглядел окрестности древесной башенки, но не заметил ничего подозрительного и не услышал ни звука.
Кугель задумчиво скривил губы. Он чувствовал бы себя уверенней, если бы заметил более или менее явное проявление враждебности со стороны древесного народца. Тишина была слишком уж невинной.
Кугель спросил себя:
— Как в подобном случае я сам наказал бы незваного гостя, столь же дерзкого, как я?
Затем:
— К чему рисковать, попробовав воспользоваться огнём или мечом?
И наконец:
— Логика подсказывает мысль о ловушке. Так что надо глянуть, что там видно.
Кугель отодвинул известняковую плиту от двери. Все было тихо, даже ещё тише, чем раньше. Вся промоина как будто затаила дыхание. Кугель изучил землю перед древесной башенкой. Поглядев по сторонам, он заметил верёвки, свисающие с ветвей ивы. На площадке перед дверью было насыпано подозрительно много земли, которая, тем не менее, совсем не могла скрыть очертания замаскированной под ней сети. Кугель поднял кусок известняка и швырнул его в заднюю стену. Доски, скреплённые деревянными гвоздями и ивовой лозой, разлетелись в стороны; Кугель выскочил через дырку и был таков, а в спину ему полетели крики ярости и разочарования.
Кугель все так же шёл на юг, к дальним холмам, которые, точно тени, вырисовывались в дымке на горизонте. В полдень он наткнулся на заброшенную усадьбу на берегу небольшой речушки, где с удовольствием утолил жажду. В заросшем саду ему попалась дикая яблоня, ломившаяся под тяжестью спелых плодов. Наевшись до отвала, Кугель набил яблоками свой мешок.
Он уже собрался возобновить свой путь, когда заметил каменную плиту с полустёршейся надписью:
ЗЛЫЕ ДЕЯНИЯ БЫЛИ СОВЕРШЕНЫ НА ЭТОМ МЕСТЕ
ДА ПОЗНАЕТ ФОСЕЛЬМ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ, ДО ТОГО,
КАК ПОГАСНЕТ СОЛНЦЕ И ПОТОМ
По спине у Кугеля побежали мурашки, и он беспокойно оглянулся через плечо.
— Лучше поскорее убраться отсюда, — сказал он себе и зашагал прочь во всю прыть своих длинных ног.
Через час Кугель проходил мимо леса, где приметил маленькую восьмиугольную часовню с обвалившейся крышей. Он осторожно заглянул внутрь, обнаружив, что в спёртом воздухе висит омерзительный запах виспа. Кугель попятился, но тут его внимание привлекла бронзовая пластинка, вся в зелёных разводах. Выгравированные на ней письмена гласили:
ДА НЕ ВЛАСТВУЮТ ЗДЕСЬ БОГИ ГНИЕННА.
ДЕМОНЫ ГНАРРЫ ПЕКУТСЯ О НАС ОТ ЯРОСТИ ФОСЕЛЬМА
Кугель тихонько вздохнул и вышел из часовни. В этом краю и прошлое, и настоящее были угнетающими; Кугель сможет вздохнуть спокойно, лишь оказавшись в Порт-Пергуше! Он вновь направился на юг с ещё большей скоростью, чем раньше.
Когда день померк, местность превратилась в череду возвышенностей и болотистых низин, предвещая первый подъем на холмы, которые теперь уже подступали с юга, вздымаясь ввысь. У их подножий росли деревья, отбившиеся от росших на более высоком уровне лесов: милаксы с чёрной корой и широкими розовыми листьями; бочковые кипарисы, густые и непроходимые; бледно-серые парменты, роняющие бусы сферических чёрных орешков; кладбищенские дубы, сучковатые и толстые, с искривлёнными раскидистыми ветками.
Как и прошлым вечером, Кугель встречал наступление сумерек с дурным предчувствием. Когда солнце закатилось за дальние холмы, он выбрался на дорогу, шедшую почти параллельно холмам, которая, возможно, так или иначе должна была привести его в Порт-Пергуш.
Широко шагая по дороге, Кугель смотрел направо и налево, и, к своей великой радости, увидел остановившуюся в полумиле к востоку от него крестьянскую телегу, у задка которой стояли трое мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95