Десять горхонтоев – по числу ударных отрядов – нерешительно остановились возле черного островерхого шатра, ожидая, не угодно ли будет владыке позвать их на совет. Вскоре должен был состояться пир в честь первой победы войска манга-ди-хайя.
Маранья лежала в дымящихся развалинах. И часа не прошло с тех пор, как рахаган разбил топором каменную печать с крылатым змеем Альгаррода над городскими воротами, символизирующую, что дорога в Охриду закрыта для врагов, как строки письма скрыты от посторонних глаз печатью, скрепляющей края пергамента.
Но Хар-Даван не испытывал радости по этому поводу. Он понимал, что Маранья – чересчур легкая добыча и его войско преувеличивает значение этой победы и собственные заслуги. Ему было жаль отважного и благородного правителя города – Юбера Де Ламертона и весь его чудесный, волшебный мирок. Он вспоминал, как плавал с Алохой над руинами озерного города, и такой же горький комок подкатывал к горлу, когда он смотрел на разбитые статуи, колонны, потрескавшиеся и осевшие стены и донный мусор, бывший некогда чьим-то бесценным скарбом.
Сопение и перетаптывание горхонтоев за пологом шатра мешали ему думать – он слышал их чересчур отчетливо. Порой острый звериный слух становился не благом, а наказанием. Что ж, нужно идти пировать с теми, кто добыл ему победу, обсуждать дальнейшие действия со своими военачальниками, говорить речи. Все это необходимо делать тому, кто хочет удержать свое войско в повиновении и поддержать его боевой дух. Воины не поймут, если рахаган не разделит с ними сладкое вино победы.
Хар-Даван повертел в пальцах маленькую деревянную лошадку в бурых пятнах чьей-то крови и вздохнул. Никому из своего окружения он не смог бы объяснить, отчего эта безделушка так трогает его сердце. А тех, кто непременно понял бы, уже нет на свете.
Многих он сам убил.
И обрек себя на одиночество.
* * *
– Я ждала тебя всю жизнь.
– Я шел к тебе всю жизнь.
– Я так рада, что ты есть на свете.
– Я счастлив, что нашел тебя.
– Теперь впереди целая вечность, полная счастья, правда?
– Я никуда тебя не отпущу.
– Не отпускай меня, мне так это нужно.
– Я всегда буду с тобой, слышишь?
– Я не знаю, что со мной. Наверное, это и есть любовь. Я люблю тебя, Ульрих Де Корбей.
– Я люблю тебя, Селестра Скарвик.
Они читали это в глазах друг друга, и им не требовались слова, чтобы все объяснить и все понять.
Но гонцу из дворца Альгаррода потребовалась вся мощь его легких, чтобы привлечь к себе внимание.
– Картахаль Лу Кастель! – заорал он, останавливаясь посреди зала.
Лорна подняла на него взгляд, в котором медленно умирала радость.
– Чего тебе? – спросил почему-то Лио Бардонеро.
– К генералу Де Геррену! Срочно!
– Игра окончена, – сказал Картахаль, поднимаясь со своего места. – Гармост Хорн, собрать Созидателей!
– Слушаюсь!
Ворвался в кабачок один из эргов, расхристанный, полупьяный, но трезвеющий на глазах. Хмель сползал с него, как ненужные одежды с невесты в первую брачную ночь.
– Наемники Гадрумета есть?!
– Да, – ответила Селестра.
– Да, есть, есть!!! – откликнулось несколько голосов откуда-то из соседнего зала.
– Всем в казармы! Приказ ратагерина!
– Что – война? – лениво спросил кто-то.
– Война не война, а приказ отдан четкий – всем в казармы.
– Да ясно, понятно, не верещи так.
Они остановились на пороге. Казармы Созидателей и казармы наемников располагались в противоположных сторонах. Вокруг толпились люди, и они ничего не могли сказать друг другу. Внезапно обоим показалось, что они все себе придумали. Мало ли что привидится праздничным вечером да под стакан хорошего вина. Сколько они знают друг друга – несколько минут?
– Встретимся в бою, – сдержанно произнесла Селестра.
– В бою, – эхом повторил Ульрих.
Сердце дрогнуло и затрепыхалось – они знали, что может случиться в бою. Ему, сердцу, стало так невыносимо больно, будто кто-то терзал его тупым клинком.
– Только не умирай, – попросил Де Корбей, – а то как же я найду тебя.
– И ты не умирай, – прошептала Селестра. – Иначе все в этом мире не имеет смысла.
– Ты – моя жизнь.
– Ты – моя жизнь.
– Пойдем быстрее, Герцог, – окликнул его Бобадилья Хорн. – Вот и закончилась непривычная мирная жизнь.
– Хоть увольняйся, – сказал грустный Этико.
Он не любил войн. Они мешали ему приятно и с пользой проводить время в кабачках и трактирах.
«Выпивоха» опустел в считаные минуты. На грязных столах, рядом с тарелками, на которых еще дымилось жаркое, со стаканами, в которых осталось недопитое вино, с надкушенными ломтями свежего хлеба, который сейчас кто-то дожевывал по пути в казарму, в лужах соуса, среди крошек и обглоданных костей, лежали пригоршни серебряных и медных монет. Гораздо больше, чем стоил сытный, обильный ужин. Солдаты уходили на войну, это было уже ясно, и это сразу меняло их отношение к происходящему.
Толстый Мурли уже забыл, что проиграл Картахалю половину жалованья, как Лу Кастель забыл, что выиграл сегодня у половины завсегдатаев кабачка. В ближайшее время деньги не будут нужны никому из них.
Молчаливые встревоженные слуги принялись собирать посуду, сгребать с тарелок еду, сливать вино в высокие кувшины и подсчитывать монеты. Лорна Дью сидела за стойкой, как мраморная статуя, неподвижная и безразличная ко всему. В похолодевших пальцах она сжимала кусочек пергамента, сложенный конвертом.
Ей казалось, что вечер, начавшийся столько лет назад, никак не может закончиться.
* * *
Страшная весть мгновенно облетела столицу. Праздник утих сам собой, погас, как угасает огонек свечи на холодном ветру. Город опустел, замолчал, сжался в ожидании беды. Только в казармах Созидателей жизнь оставалась прежней – для них война никогда не начиналась, хотя бы по той причине, что никогда и не заканчивалась.
Новобранцы и ветераны крепко спали, набираясь сил перед неизбежным походом (уже были заключены пари и сделаны ставки, когда выступать – нынешним утром или завтра). А несколько рыцарей собрались в караулке, вопреки всему продолжая приятно начатый вечер.
– Осталось еще три бутылки, – сообщил сержант Тори Тутол. – Немного, но горло промочить хватит.
– А что скажет командир Лу Кастель?
– Он вернется от Де Геррена не раньше чем к утру.
– Давай сюда свои бутылки, – велел падре Бардонеро. – Нам есть за что выпить. Это будет необычная война.
– Разве войны вообще бывают обычными? – поинтересовался Лахандан.
– Нет. Но все познается в сравнении.
– И за что будем пить? – спросил Ноэль.
– Не все ли равно… За то, чтобы все вернулись из похода. Только не говори, что так не бывает. Я и сам знаю, но так порой хочется поверить в чудо.
– Кстати, о чуде. Этот чудной человек в шутовском колпаке не обманул Герцога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101