Он не знал, хорошо это или нет.
Впервые в жизни он ощутил угрозу своей независимости. Он всегда был один,
сильный своей независимостью, тем, что всегда действовал в одиночку, ни с
кем не считаясь. Ему не были знакомы желания, которые он не мог бы
подавить в себе. Он никогда не знал ничего, что не мог бы сделать без
помощи других.
"Нет, - сказал он себе, - слишком поздно. Кнопка нажата, снаряд
пущен. Нечего накрывать на стол после обеда. Если ты сделаешь это, то
погибнешь".
Ему совсем не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он потушил
окурок и медленно убрал руку.
- Мне пора идти, Элен.
Она обвила его руку своей и крепко прижала.
- Уже слишком поздно. - Ее голос навевал сон.
- Меня ждет работа.
- Завтра.
Он нежно поцеловал ее.
- И все же мне пора, моя куколка.
Широко раскрыв глаза, Элен в упор смотрела на него. Ей хотелось знать
больше, знать о нем все, знать, что творится в нем. Но слишком много лет
ушло на создание того внешнего облика, который был и у ее отца, и эта
непроницаемая маска скрывала все. А под маской трудно разглядеть истинное
лицо человека.
- Повтори, - попросила она.
- Нет, мне пора.
Она смотрела, как он одевается, вешает на пояс кобуру и надевает
пиджак. В полутемной комнате он выглядел громадным.
- Ты вернешься?
- Не могу же я не прийти.
- Можешь, если захочешь.
- Не могу захотеть такого. По правде говоря, следовало бы, но не
могу.
- Понимаю, - вздохнула Элен.
- И совсем ты не понимаешь,
Однако, теперь она понимала, каково было матери, когда Джо Скенлон
должен подниматься среди ночи и делать то, что положено ему по службе.
Никто не сообщил французу всех подробностей. То, чего он не знал, ему
уже кратко передали. Когда события, которые должны оставаться
погребенными, вновь всплывают и стоят, подобно призракам, угрожая
жизненным функциям организации, которой он посвятил свою жизнь, он
чувствовал беспокойство, связанное с ошибками дураков, пытавшихся решать
вопросы вне своей компетенции. Эти вопросы должны были решаться
специалистами.
Полночи он провел, размышляя над всеми деталями, затем успокоился и
решил, что все в порядке, но сейчас под давлением выпитого виски его
сознание затуманилось и он забылся. Он забыл, что находится в Нью-Йорке
для более важных целей. Коп был теперь деталькой официальных властей и
носил этот треклятый значок. Его убийство могло привести к началу
расследования, в котором они не нуждались.
Коп был бельмом на глазу, когда направил свои усилия на подкоп под
верхушку Синдиката. Но те, за кем он охотился, сумели ускользнуть и дважды
подставляли вместо себя известных нарушителей законов. Если бы они вовремя
остановились и помогли копу получить новый чин столоначальника, на этом
беспокойство с его стороны кончилось бы навсегда...
Бумажная рутина сломает какую угодно машину. Но они это не сделали и
Берк продолжал подкоп до тех пор, пока не зацепил за очень чувствительный
нерв, пытаясь добраться до Марка Шелби. Тут им пришлось выбить у него
оружие. К счастью, он сам допустил оплошность. От них только требовалось
привлечь внимание к его ошибкам, а бюрократическая система довершила все
остальное. Теперь он вернулся и снова подкапывается. А этот
сверхобразованный сукин сын Шелби запсиховал, потому что Берк начал там,
где его прервали, когда он выслеживал Марка.
Марк опасался, что прикрытие, поставленное им, не сработает. Фрэнк
Бердун, в свою очередь, не любил Шелби и все его ухищрения, потому что
Марк уложил мало парней. Старикам это может и нравится, но ведь сам он уже
бросил считать своих покойников, причем еще в ту пору, когда Шелби был
любителем.
"Дурак, - подумал француз. - Прихлопнуть двух евреев лишь из-за
дурацкой фантазии, что они сфотографировали его с какой-то шлюхой. Тем
более, что Шелби в их объектив не попал. Они работали в соседней с ним
комнате отеля, где навалом проституток, а дыра в стене, оказывается,
осталась после выстрела напившегося моряка, который нажал на курок за
неделю до этого".
Теперь нужно убрать Берка, потому что он стал слишком любопытным. А
это всегда чревато. Плохо, что невозможно убить всех причастных к делу. У
кого-нибудь что-нибудь да останется, и если кто-то обладает достаточным
любопытством и не дурак, то сможет подробно восстановить всю картину.
Прошло время скрупулезного выполнения законов, когда были мягкие суды и
вездесущие либералы, защищавшие конституционные права. Но этот Берк всегда
считал их дерьмом. Если он пронюхает правду, то будет сначала стрелять, а
оправдываться уже после.
Но нельзя позволить вычеркнуть Марка Шелби. Власть пока у Донов - они
вывели его из щенков в люди. Он показал свою цену, принося им миллионы, он
по-прежнему их мальчик, а у мальчика появился шанс вляпаться в дерьмо и
считалось, что он сам должен позаботиться об этом.
Ему хотелось бы самому врезать Марку Шелби, этому Первому Гладиатору,
поглубже засунуть ему в глотку ствол пистолета. Однако, Папа Менес и
правление могут отдать приказ проучить его за самодеятельность, чего он
вовсе не хотел с тех пор, как увидел, что сделали с Мелоуни, его
предшественником-ирландцем.
Француз взял трубку и в девятый раз попытался дозвониться до Слика
Кевина. Телефон издавал звонки до тех пор, пока он не разразился
проклятиями и не швырнул трубку на место. В общем-то, нужды в разговоре не
было, но он разозлился, как черт. Чтобы успокоиться, он налил в стакан с
двумя кубиками льда виски и уселся перед телевизором, где шел какой-то
новый фильм. Он принялся обдумывать план убийства Джила Берка.
Чем больше он думал, тем меньше ему это нравилось. Наконец, он
стукнул себя по лбу и улыбнулся. Да, правлению это понравится. Он сможет
впихнуть Берка прямо в могилу и тот никогда не узнает, как это случилось.
Об этом вообще никто не узнает.
Он поговорит с Элен Скенлон. Лучшей приманки, чем эта баба, не
выдумать. Она всем, что у нее имеется, обязана компании и жаждет снова
окунуться в шоу-бизнес, чтобы предстать перед публикой. А в должное время
она тоже исчезнет где-нибудь в пустыне у Лас-Вегаса, об этом придется
позаботиться.
Он взял со стола телефон и снова попытался дозвониться до Слика
Кевина. После двух минут гудков француз бросил это занятие. Он мог бы
звонить целый час и все равно бы ничего не добился. Слик Кевин валялся на
полу в пяти футах от стола с телефоном. Он был мертв. Единственная пуля
вошла между глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Впервые в жизни он ощутил угрозу своей независимости. Он всегда был один,
сильный своей независимостью, тем, что всегда действовал в одиночку, ни с
кем не считаясь. Ему не были знакомы желания, которые он не мог бы
подавить в себе. Он никогда не знал ничего, что не мог бы сделать без
помощи других.
"Нет, - сказал он себе, - слишком поздно. Кнопка нажата, снаряд
пущен. Нечего накрывать на стол после обеда. Если ты сделаешь это, то
погибнешь".
Ему совсем не хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он потушил
окурок и медленно убрал руку.
- Мне пора идти, Элен.
Она обвила его руку своей и крепко прижала.
- Уже слишком поздно. - Ее голос навевал сон.
- Меня ждет работа.
- Завтра.
Он нежно поцеловал ее.
- И все же мне пора, моя куколка.
Широко раскрыв глаза, Элен в упор смотрела на него. Ей хотелось знать
больше, знать о нем все, знать, что творится в нем. Но слишком много лет
ушло на создание того внешнего облика, который был и у ее отца, и эта
непроницаемая маска скрывала все. А под маской трудно разглядеть истинное
лицо человека.
- Повтори, - попросила она.
- Нет, мне пора.
Она смотрела, как он одевается, вешает на пояс кобуру и надевает
пиджак. В полутемной комнате он выглядел громадным.
- Ты вернешься?
- Не могу же я не прийти.
- Можешь, если захочешь.
- Не могу захотеть такого. По правде говоря, следовало бы, но не
могу.
- Понимаю, - вздохнула Элен.
- И совсем ты не понимаешь,
Однако, теперь она понимала, каково было матери, когда Джо Скенлон
должен подниматься среди ночи и делать то, что положено ему по службе.
Никто не сообщил французу всех подробностей. То, чего он не знал, ему
уже кратко передали. Когда события, которые должны оставаться
погребенными, вновь всплывают и стоят, подобно призракам, угрожая
жизненным функциям организации, которой он посвятил свою жизнь, он
чувствовал беспокойство, связанное с ошибками дураков, пытавшихся решать
вопросы вне своей компетенции. Эти вопросы должны были решаться
специалистами.
Полночи он провел, размышляя над всеми деталями, затем успокоился и
решил, что все в порядке, но сейчас под давлением выпитого виски его
сознание затуманилось и он забылся. Он забыл, что находится в Нью-Йорке
для более важных целей. Коп был теперь деталькой официальных властей и
носил этот треклятый значок. Его убийство могло привести к началу
расследования, в котором они не нуждались.
Коп был бельмом на глазу, когда направил свои усилия на подкоп под
верхушку Синдиката. Но те, за кем он охотился, сумели ускользнуть и дважды
подставляли вместо себя известных нарушителей законов. Если бы они вовремя
остановились и помогли копу получить новый чин столоначальника, на этом
беспокойство с его стороны кончилось бы навсегда...
Бумажная рутина сломает какую угодно машину. Но они это не сделали и
Берк продолжал подкоп до тех пор, пока не зацепил за очень чувствительный
нерв, пытаясь добраться до Марка Шелби. Тут им пришлось выбить у него
оружие. К счастью, он сам допустил оплошность. От них только требовалось
привлечь внимание к его ошибкам, а бюрократическая система довершила все
остальное. Теперь он вернулся и снова подкапывается. А этот
сверхобразованный сукин сын Шелби запсиховал, потому что Берк начал там,
где его прервали, когда он выслеживал Марка.
Марк опасался, что прикрытие, поставленное им, не сработает. Фрэнк
Бердун, в свою очередь, не любил Шелби и все его ухищрения, потому что
Марк уложил мало парней. Старикам это может и нравится, но ведь сам он уже
бросил считать своих покойников, причем еще в ту пору, когда Шелби был
любителем.
"Дурак, - подумал француз. - Прихлопнуть двух евреев лишь из-за
дурацкой фантазии, что они сфотографировали его с какой-то шлюхой. Тем
более, что Шелби в их объектив не попал. Они работали в соседней с ним
комнате отеля, где навалом проституток, а дыра в стене, оказывается,
осталась после выстрела напившегося моряка, который нажал на курок за
неделю до этого".
Теперь нужно убрать Берка, потому что он стал слишком любопытным. А
это всегда чревато. Плохо, что невозможно убить всех причастных к делу. У
кого-нибудь что-нибудь да останется, и если кто-то обладает достаточным
любопытством и не дурак, то сможет подробно восстановить всю картину.
Прошло время скрупулезного выполнения законов, когда были мягкие суды и
вездесущие либералы, защищавшие конституционные права. Но этот Берк всегда
считал их дерьмом. Если он пронюхает правду, то будет сначала стрелять, а
оправдываться уже после.
Но нельзя позволить вычеркнуть Марка Шелби. Власть пока у Донов - они
вывели его из щенков в люди. Он показал свою цену, принося им миллионы, он
по-прежнему их мальчик, а у мальчика появился шанс вляпаться в дерьмо и
считалось, что он сам должен позаботиться об этом.
Ему хотелось бы самому врезать Марку Шелби, этому Первому Гладиатору,
поглубже засунуть ему в глотку ствол пистолета. Однако, Папа Менес и
правление могут отдать приказ проучить его за самодеятельность, чего он
вовсе не хотел с тех пор, как увидел, что сделали с Мелоуни, его
предшественником-ирландцем.
Француз взял трубку и в девятый раз попытался дозвониться до Слика
Кевина. Телефон издавал звонки до тех пор, пока он не разразился
проклятиями и не швырнул трубку на место. В общем-то, нужды в разговоре не
было, но он разозлился, как черт. Чтобы успокоиться, он налил в стакан с
двумя кубиками льда виски и уселся перед телевизором, где шел какой-то
новый фильм. Он принялся обдумывать план убийства Джила Берка.
Чем больше он думал, тем меньше ему это нравилось. Наконец, он
стукнул себя по лбу и улыбнулся. Да, правлению это понравится. Он сможет
впихнуть Берка прямо в могилу и тот никогда не узнает, как это случилось.
Об этом вообще никто не узнает.
Он поговорит с Элен Скенлон. Лучшей приманки, чем эта баба, не
выдумать. Она всем, что у нее имеется, обязана компании и жаждет снова
окунуться в шоу-бизнес, чтобы предстать перед публикой. А в должное время
она тоже исчезнет где-нибудь в пустыне у Лас-Вегаса, об этом придется
позаботиться.
Он взял со стола телефон и снова попытался дозвониться до Слика
Кевина. После двух минут гудков француз бросил это занятие. Он мог бы
звонить целый час и все равно бы ничего не добился. Слик Кевин валялся на
полу в пяти футах от стола с телефоном. Он был мертв. Единственная пуля
вошла между глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53