Жизнь научила Азиза полагаться на других людей, доверять им, и он, как правило, не обманывался в них.
Доктор Алаа обычно делал обход в их отделении дважды в день: в одиннадцать утра и часов в шесть вечера. Лучше поговорить с ним вечером. Тогда он будет посвободнее и больше шансов, что им не помешают.
После обеда Азиз задремал и проснулся от стука в дверь. Он пошел открывать и увидел доктора Алаа в белоснежном халате, со стетоскопом на груди.
— Можно войти? — с улыбкой спросил доктор Алаа.
— Милости прошу. Я ждал вас, кстати.
— Надеюсь, с добрыми новостями?
— Да. Новость хорошая. Я хочу попросить у вас совета по одному вопросу.
Доктор Алаа сел в кресло.
— Слушаю вас.
— Меня очень тревожит одна вещь.
Он молчал, ожидая от Азиза пояснений.
— Я не знаю, сколько еще лет мне придется сидеть в тюрьме. Иногда все во мне восстает против такой судьбы.
— А разве вам не определили срок?
— На бумаге — да. Но сплошь и рядом нас, политических, по окончании срока отправляют в концлагеря.
— Что же вы можете предпринять?
— Не знаю. Но я давно уже пытаюсь найти выход из положения.
— А почему бы вам не подать апелляцию?
— Апелляцию?
— Ну да. Напишете в ней, что в случае освобождения готовы отказаться от политической деятельности. Мне кажется, они с пониманием отнесутся к такому жесту.
— Конечно. Но достойно ли так поступать человеку, имеющему свои принципы?
Доктор Алаа нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоумение.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь уловка для того, чтобы вас освободили, а потом вы можете делать все что угодно.
Какой вам смысл оставаться в тюрьме?
— Видите ли, человек может находиться и в тюрьме. Самое главное заключается в том, какой пример он показывает другим, как влияет на них.
— Может быть. Я в таких вещах не разбираюсь. Но мне грустно видеть вас в таком положении — замурованным в этих четырех стенах. Есть ли у вас какая-нибудь альтернатива такой судьбе?
— Есть.
— Какая же?
— Бежать.
От изумления доктор Алаа оцепенел на какой-то миг —он не верил своим ушам. В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как капает вода из крана. Азиз машинально считал эти звуки, думая совершенно о другом.
— А вы не боитесь того, что может с вами случиться? Взвесили ли вы возможные последствия такого шага?
— Конечно же, у меня есть кое-какие опасения. Но желание порвать с этим образом жизни куда сильнее.
— И куда же вы денетесь?
— В этом смысле можно кое-что предусмотреть. Некоторое время доктор Алаа молчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
— Почему вы завели разговор на эту тему именно со мной?
— Потому что хочу просить вас о помощи.
Азиз чувствовал, какая напряженная внутренняя борьба шла в этом человеке. На его лице отражалась какая-то потаенная боль, пальцы стискивали и отпускали подлокотники кресла — белые, длинные, беспокойные пальцы.
— Хорошо, а что именно я должен сделать?
— Я хотел бы, чтобы вы подождали меня в своей машине в определенном месте на территории больницы, а потом отвезли совсем недалеко отсюда.
— А если нас поймают?
— Ответ на этот вопрос, я думаю, вы знаете сами. Но я не сяду в машину, если кто-нибудь заметит, что я собираюсь бежать.
Доктор Алаа молчал. Нервное покусывание губ, напряженный невидящий взгляд, устремленный куда-то вдаль, — все это указывало на происходившую в нем внутреннюю борьбу. Наконец он вновь повернулся к Азизу, с трудом сдерживая улыбку. Это длилось недолго. Сначала он широко и весело улыбнулся, потом громко расхохотался.
— Извините меня, доктор Азиз, но вы действительно сумасшедший. Более того - похоже, что вы и меня заразили своим безумием. От кого угодно, только не от вас я мог ожидать подобного предложения. Черт его знает, но что-то в вас есть близкое моей душе. Мне самому временами хочется отколоть что-нибудь необычное. Вся эта наша жизнь кажется мне... — он задумался, подыскивая нужное слово, — ...такой серой, даже холодной иногда. — Он снова улыбнулся. — Наверно, я сам ищу свежих ощущений, какой-то основательной встряски. Не знаю. Как-то никогда особенно не задумывался о таких вещах. А вот у вас явно есть способность сбивать людей с панталыку.
Азиз молчал. Он встал с постели, подошел к доктору Алаа и стиснул его руку:
— Значит, включаетесь в игру?
— О'к ей. Договорились.
Некоторое время они испытующе смотрели друг на друга, а потом вдруг рассмеялись. Их смех отозвался звонким эхом у больничного флигеля напротив. Офицер заглянул в дверь.
— Что тут происходит?
Азиз обернулся, жестом пригласил его войти.
— Заходите, капитан. Не хотите ли услышать последний анекдот? Давайте, доктор Алаа, расскажите ему.
Стрелки часов показывали без десяти семь. Азиз стоял посреди комнаты, в последний раз проверяя, все ли в порядке. Все шло так, как было задумано. Стол был накрыт к разговению после дневного поста. От тарелочек с едой поднимался ароматный пар. Один из охранников принес ему миску маринованных огурцов и редьки.
— Моя жена их очень хорошо готовит. Это она настояла на том, чтобы угостить вас для улучшения аппетита.
Он почувствовал укор совести. Скоро он предаст их доверие. Что тогда подумает о нем этот человек? Он тут же представил себе его бритую голову, печальное лицо солдатика, глядящего из-за стальных прутьев на своих детей. Он поморщился и усилием воли решительно выбросил эту картину из головы.
Напряжение последних дней исчезло. Накрывая на стол, он был спокоен, словно ожидал к ужину друзей. Ему казалось, что сам он не имеет к происходящему никакого отношения. Поставив миску с фулем на спиртовку, чиркнул спичкой, между тем краем глаза внимательно следил за тем, что делается на балконе. Оба охранника сидели на расстеленном одеяле, на котором были расставлены блюдца с едой, разложены редиска, перья зеленого лука, стопка тонких белых лепешек. Они сидели так, чтобы не выпускать из поля зрения комнату.
Азиз подошел к шкафчику, открыл дверцу и сделал вид, что разыскивает что-то внутри. Одну створку он как бы ненароком так и оставил открытой. Этот маневр он повторял часто, чтобы вид открытой створки стал для них обычным и не внушал подозрения. Включив приемник, он сделал звук чуть погромче, чтобы заглушить шум своих перемещений по комнате. Слегка отвернул кран, в раковину полилась вода. Этот звук тоже должен был создавать впечатление его присутствия в комнате. Положив на тарелку восточные сладости, он понес их в соседнюю комнату. Дежурный офицер сидел в кресле и курил сигарету. Азиз поставил перед ним тарелку на маленький столик. Он знал, что офицер любит сладости. Минут пять, не меньше, ему понадобится, чтобы опустошить тарелку, даже если он будет есть торопливо. Достаточно времени, чтобы покинуть больницу, даже если офицеру вдруг придет в голову разыскивать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Доктор Алаа обычно делал обход в их отделении дважды в день: в одиннадцать утра и часов в шесть вечера. Лучше поговорить с ним вечером. Тогда он будет посвободнее и больше шансов, что им не помешают.
После обеда Азиз задремал и проснулся от стука в дверь. Он пошел открывать и увидел доктора Алаа в белоснежном халате, со стетоскопом на груди.
— Можно войти? — с улыбкой спросил доктор Алаа.
— Милости прошу. Я ждал вас, кстати.
— Надеюсь, с добрыми новостями?
— Да. Новость хорошая. Я хочу попросить у вас совета по одному вопросу.
Доктор Алаа сел в кресло.
— Слушаю вас.
— Меня очень тревожит одна вещь.
Он молчал, ожидая от Азиза пояснений.
— Я не знаю, сколько еще лет мне придется сидеть в тюрьме. Иногда все во мне восстает против такой судьбы.
— А разве вам не определили срок?
— На бумаге — да. Но сплошь и рядом нас, политических, по окончании срока отправляют в концлагеря.
— Что же вы можете предпринять?
— Не знаю. Но я давно уже пытаюсь найти выход из положения.
— А почему бы вам не подать апелляцию?
— Апелляцию?
— Ну да. Напишете в ней, что в случае освобождения готовы отказаться от политической деятельности. Мне кажется, они с пониманием отнесутся к такому жесту.
— Конечно. Но достойно ли так поступать человеку, имеющему свои принципы?
Доктор Алаа нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоумение.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь уловка для того, чтобы вас освободили, а потом вы можете делать все что угодно.
Какой вам смысл оставаться в тюрьме?
— Видите ли, человек может находиться и в тюрьме. Самое главное заключается в том, какой пример он показывает другим, как влияет на них.
— Может быть. Я в таких вещах не разбираюсь. Но мне грустно видеть вас в таком положении — замурованным в этих четырех стенах. Есть ли у вас какая-нибудь альтернатива такой судьбе?
— Есть.
— Какая же?
— Бежать.
От изумления доктор Алаа оцепенел на какой-то миг —он не верил своим ушам. В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как капает вода из крана. Азиз машинально считал эти звуки, думая совершенно о другом.
— А вы не боитесь того, что может с вами случиться? Взвесили ли вы возможные последствия такого шага?
— Конечно же, у меня есть кое-какие опасения. Но желание порвать с этим образом жизни куда сильнее.
— И куда же вы денетесь?
— В этом смысле можно кое-что предусмотреть. Некоторое время доктор Алаа молчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
— Почему вы завели разговор на эту тему именно со мной?
— Потому что хочу просить вас о помощи.
Азиз чувствовал, какая напряженная внутренняя борьба шла в этом человеке. На его лице отражалась какая-то потаенная боль, пальцы стискивали и отпускали подлокотники кресла — белые, длинные, беспокойные пальцы.
— Хорошо, а что именно я должен сделать?
— Я хотел бы, чтобы вы подождали меня в своей машине в определенном месте на территории больницы, а потом отвезли совсем недалеко отсюда.
— А если нас поймают?
— Ответ на этот вопрос, я думаю, вы знаете сами. Но я не сяду в машину, если кто-нибудь заметит, что я собираюсь бежать.
Доктор Алаа молчал. Нервное покусывание губ, напряженный невидящий взгляд, устремленный куда-то вдаль, — все это указывало на происходившую в нем внутреннюю борьбу. Наконец он вновь повернулся к Азизу, с трудом сдерживая улыбку. Это длилось недолго. Сначала он широко и весело улыбнулся, потом громко расхохотался.
— Извините меня, доктор Азиз, но вы действительно сумасшедший. Более того - похоже, что вы и меня заразили своим безумием. От кого угодно, только не от вас я мог ожидать подобного предложения. Черт его знает, но что-то в вас есть близкое моей душе. Мне самому временами хочется отколоть что-нибудь необычное. Вся эта наша жизнь кажется мне... — он задумался, подыскивая нужное слово, — ...такой серой, даже холодной иногда. — Он снова улыбнулся. — Наверно, я сам ищу свежих ощущений, какой-то основательной встряски. Не знаю. Как-то никогда особенно не задумывался о таких вещах. А вот у вас явно есть способность сбивать людей с панталыку.
Азиз молчал. Он встал с постели, подошел к доктору Алаа и стиснул его руку:
— Значит, включаетесь в игру?
— О'к ей. Договорились.
Некоторое время они испытующе смотрели друг на друга, а потом вдруг рассмеялись. Их смех отозвался звонким эхом у больничного флигеля напротив. Офицер заглянул в дверь.
— Что тут происходит?
Азиз обернулся, жестом пригласил его войти.
— Заходите, капитан. Не хотите ли услышать последний анекдот? Давайте, доктор Алаа, расскажите ему.
Стрелки часов показывали без десяти семь. Азиз стоял посреди комнаты, в последний раз проверяя, все ли в порядке. Все шло так, как было задумано. Стол был накрыт к разговению после дневного поста. От тарелочек с едой поднимался ароматный пар. Один из охранников принес ему миску маринованных огурцов и редьки.
— Моя жена их очень хорошо готовит. Это она настояла на том, чтобы угостить вас для улучшения аппетита.
Он почувствовал укор совести. Скоро он предаст их доверие. Что тогда подумает о нем этот человек? Он тут же представил себе его бритую голову, печальное лицо солдатика, глядящего из-за стальных прутьев на своих детей. Он поморщился и усилием воли решительно выбросил эту картину из головы.
Напряжение последних дней исчезло. Накрывая на стол, он был спокоен, словно ожидал к ужину друзей. Ему казалось, что сам он не имеет к происходящему никакого отношения. Поставив миску с фулем на спиртовку, чиркнул спичкой, между тем краем глаза внимательно следил за тем, что делается на балконе. Оба охранника сидели на расстеленном одеяле, на котором были расставлены блюдца с едой, разложены редиска, перья зеленого лука, стопка тонких белых лепешек. Они сидели так, чтобы не выпускать из поля зрения комнату.
Азиз подошел к шкафчику, открыл дверцу и сделал вид, что разыскивает что-то внутри. Одну створку он как бы ненароком так и оставил открытой. Этот маневр он повторял часто, чтобы вид открытой створки стал для них обычным и не внушал подозрения. Включив приемник, он сделал звук чуть погромче, чтобы заглушить шум своих перемещений по комнате. Слегка отвернул кран, в раковину полилась вода. Этот звук тоже должен был создавать впечатление его присутствия в комнате. Положив на тарелку восточные сладости, он понес их в соседнюю комнату. Дежурный офицер сидел в кресле и курил сигарету. Азиз поставил перед ним тарелку на маленький столик. Он знал, что офицер любит сладости. Минут пять, не меньше, ему понадобится, чтобы опустошить тарелку, даже если он будет есть торопливо. Достаточно времени, чтобы покинуть больницу, даже если офицеру вдруг придет в голову разыскивать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107