Железное око
роман
(араб.)
ОЖОГИ ПАМЯТИ (Предисловие)
В литературу Шериф Хетата пришел поздно, в возрасте 50 лет. К тому времени за его плечами уже была бурная, полная драматических поворотов жизнь —литературный дебют совпал с порой подведения итогов, мучительных раздумий о пройденном пути. Свой первый роман с несколько необычным названием "Железное око" Шериф Хетата писал в первой половине 70-х годов. Каждый день, возвращаясь с работы, он садился за письменный стол и с головой погружался в прошлое, а за окном происходили события, которым суждено было определить пути развития Египта на много лет вперед.
Со смертью Гамаля Абдель Насера в 1970 году в истории Египта и всего арабского мира завершилась целая эпоха. Боль утраты еще не остыла в сердцах простых египтян, антиимпериалистические лозунги и обещания следовать прогрессивным курсом еще звучали в официальных речах, а между тем в кабинетах сановников и в государственных присутствиях уже проглядывались приметы грядущих перемен: один за другим исчезали со стен портреты покойного президента и в его адрес все назойливей и чаще звучали ядовитые шепотки. Реакция, долгие годы терпеливо дожидавшаяся своего часа, еще не осмеливалась заговорить в полный голос, но в газетных полемиках уже появились зловещие обертоны, а на улице Шаварби, в самом центре Каира, короли черного рынка стали открывать фешенебельные магазины, где подпольные миллионеры могли открыто приобретать то, что еще вчера им приходилось покупать из-под полы.
Путь президента Садата от клятвенных заверений в верности заветам Насера до открытого и полного отступничества от принципов и идеалов июльской революции 1952 года был на удивление стремительным и коротким. В считанные годы Египет, традиционный лидер арабского национально-освободительного движения, был переведен в фарватер империалистической политики; перечеркивая революционные завоевания египетского народа, власти предержащие официально провозгласили "политику открытых дверей", фактически открывшую все шлюзы перед наплывом иностранных предпринимателей, местных компрадоров, перекупщиков и спекулянтов всех мастей, готовых продавать оптом и в розницу собственную страну.
В середине 70-х годов "жирные коты" уже вовсю правили свой пир. Экономика страны буксовала, дороговизна росла не по дням, а по часам, все ниже придавливая к земле тех, кто трудились в поте лица, чтобы прокормить своих детей, а между тем предприимчивые дельцы наживали миллионные состояния, лихоимство и коррупция липкой паутиной опутывали страну, и кричащее богатство кучки нуворишей становилось тем отвратительней и бесстыдней, чем обнаженнее и безнадежней выглядела увеличивающаяся нищета большинства.
В январе 1977 года по всему Египту прокатилась волна "голодных бунтов". Напуганные масштабом недовольства, власти пошли на попятный, но, отказавшись от очередного увеличения цен на продукты питания, садатовский режим использовал стихийные уличные беспорядки в качестве предлога для репрессий против прогрессивных левых сил. В бесконечных публичных выступлениях Садат демагогически разглагольствовал о своей приверженности принципам "демократии и либерализма", а тем временем в стране неуклонно нарастал полицейский террор, и бдительные цензоры, вооружившись ножницами, тщательно выискивали в печатных изданиях крамолу, под которой, конечно же, разумелась любая расходившаяся с официальными толкованиями мысль.
В удушливой атмосфере садатовского Египта легко и вольготно чувствовали себя лишь наемные перья, скрипевшие вовсю, переписывая историю. Дирижером этого хора выступал сам Садат, выпустивший в свет книгу мемуаров с претенциозным названием "В поисках себя" — образчик политической графомании, сопоставимой разве что с манией к историческим фальсификациям. Честные писатели Египта, не желавшие подставлять конъюнктурным ветрам свои паруса, переживали нелегкие времена. Одни, как, например, крупнейший поэт Абдуррахман аль-Хамиси, публично выразили свое презрение к режиму и покинули страну; другие, как талантливый прозаик Гамаль аль-Гитани, обратились к сюжетам из средневековой истории, пытаясь языком символов и иносказаний донести до читателя правду о несправедливости "султана" и бесчинствах его соглядатаев, рыскавших в поисках своих жертв. Третьи, впадая в отчаяние, отдавались упадническим настроениям: их поэзия и проза окрасились в черные тона и живая мысль отправилась в бессмысленные блуждания по лабиринтам абсурдизма, экзистенциалистских построений, мистической символики, повторяющей уже когда-то пройденный круг.
Вряд ли можно считать случайным, что Шериф Хетата, занявшийся литературным творчеством именно в эти тяжелые годы, в первом своем романе обратился к истории. Не станем гадать относительно того, что явилось определяющим в его решении взяться за перо — дремавшее до поры и подавлявшееся силою обстоятельств призвание к словотворчеству или нежданно и неодолимо явившаяся потребность поделиться с миром горькими приобретениями памяти, скорбным опытом души, не привыкшей гнуться долу, какая бы ни стряслась беда. Так или иначе, но первый роман немолодого уже дебютанта обращен в недавнюю историю, и его можно назвать "исповедью сына века", ибо в нем в одном неразъемном сплаве запечатлелась судьба целого поколения, брошенного в водоворот эпохи, и эпоха —в светлых и трагических судьбах его сыновей.
Поколение Шерифа Хетаты делало свои первые шаги по земле в середине 20-х гг.'и вступало в самостоятельную жизнь в годы второй мировой войны, когда человечество жило ожиданием грядущих неотвратимых перемен. Шериф Хетата родился в Каире в 1923 году в преуспевающей семье. По окончании школы он, как и многие его сверстники из богатых домов, избрал для себя престижную и прибыльную в то время профессию врача и, поступив на медицинский факультет университета, с головой погрузился в учебу. Природные способности, помноженные, на добросовестность и трудолюбие, сулили быструю и блестящую карьеру, но неожиданно для родителей и друзей талантливый юноша пошел другим путем. Сблизившись с патриотически настроенными студентами, он стал членом одного из марксистских кружков и с увлечением отдался изучению политической литературы, В первые послевоенные месяцы в Египте происходила стремительная консолидация всех прогрессивных демократических сил, мощный подъем антиколониальной и антиимпериалистической борьбы, В июне 1945 года находившаяся в оппозиции партия Вафд, стремясь упрочить свое политическое влияние, направила британскому послу в Каире резкую ноту, требовавшую эвакуации английских войск из Египта и объединения Египта и Судана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
роман
(араб.)
ОЖОГИ ПАМЯТИ (Предисловие)
В литературу Шериф Хетата пришел поздно, в возрасте 50 лет. К тому времени за его плечами уже была бурная, полная драматических поворотов жизнь —литературный дебют совпал с порой подведения итогов, мучительных раздумий о пройденном пути. Свой первый роман с несколько необычным названием "Железное око" Шериф Хетата писал в первой половине 70-х годов. Каждый день, возвращаясь с работы, он садился за письменный стол и с головой погружался в прошлое, а за окном происходили события, которым суждено было определить пути развития Египта на много лет вперед.
Со смертью Гамаля Абдель Насера в 1970 году в истории Египта и всего арабского мира завершилась целая эпоха. Боль утраты еще не остыла в сердцах простых египтян, антиимпериалистические лозунги и обещания следовать прогрессивным курсом еще звучали в официальных речах, а между тем в кабинетах сановников и в государственных присутствиях уже проглядывались приметы грядущих перемен: один за другим исчезали со стен портреты покойного президента и в его адрес все назойливей и чаще звучали ядовитые шепотки. Реакция, долгие годы терпеливо дожидавшаяся своего часа, еще не осмеливалась заговорить в полный голос, но в газетных полемиках уже появились зловещие обертоны, а на улице Шаварби, в самом центре Каира, короли черного рынка стали открывать фешенебельные магазины, где подпольные миллионеры могли открыто приобретать то, что еще вчера им приходилось покупать из-под полы.
Путь президента Садата от клятвенных заверений в верности заветам Насера до открытого и полного отступничества от принципов и идеалов июльской революции 1952 года был на удивление стремительным и коротким. В считанные годы Египет, традиционный лидер арабского национально-освободительного движения, был переведен в фарватер империалистической политики; перечеркивая революционные завоевания египетского народа, власти предержащие официально провозгласили "политику открытых дверей", фактически открывшую все шлюзы перед наплывом иностранных предпринимателей, местных компрадоров, перекупщиков и спекулянтов всех мастей, готовых продавать оптом и в розницу собственную страну.
В середине 70-х годов "жирные коты" уже вовсю правили свой пир. Экономика страны буксовала, дороговизна росла не по дням, а по часам, все ниже придавливая к земле тех, кто трудились в поте лица, чтобы прокормить своих детей, а между тем предприимчивые дельцы наживали миллионные состояния, лихоимство и коррупция липкой паутиной опутывали страну, и кричащее богатство кучки нуворишей становилось тем отвратительней и бесстыдней, чем обнаженнее и безнадежней выглядела увеличивающаяся нищета большинства.
В январе 1977 года по всему Египту прокатилась волна "голодных бунтов". Напуганные масштабом недовольства, власти пошли на попятный, но, отказавшись от очередного увеличения цен на продукты питания, садатовский режим использовал стихийные уличные беспорядки в качестве предлога для репрессий против прогрессивных левых сил. В бесконечных публичных выступлениях Садат демагогически разглагольствовал о своей приверженности принципам "демократии и либерализма", а тем временем в стране неуклонно нарастал полицейский террор, и бдительные цензоры, вооружившись ножницами, тщательно выискивали в печатных изданиях крамолу, под которой, конечно же, разумелась любая расходившаяся с официальными толкованиями мысль.
В удушливой атмосфере садатовского Египта легко и вольготно чувствовали себя лишь наемные перья, скрипевшие вовсю, переписывая историю. Дирижером этого хора выступал сам Садат, выпустивший в свет книгу мемуаров с претенциозным названием "В поисках себя" — образчик политической графомании, сопоставимой разве что с манией к историческим фальсификациям. Честные писатели Египта, не желавшие подставлять конъюнктурным ветрам свои паруса, переживали нелегкие времена. Одни, как, например, крупнейший поэт Абдуррахман аль-Хамиси, публично выразили свое презрение к режиму и покинули страну; другие, как талантливый прозаик Гамаль аль-Гитани, обратились к сюжетам из средневековой истории, пытаясь языком символов и иносказаний донести до читателя правду о несправедливости "султана" и бесчинствах его соглядатаев, рыскавших в поисках своих жертв. Третьи, впадая в отчаяние, отдавались упадническим настроениям: их поэзия и проза окрасились в черные тона и живая мысль отправилась в бессмысленные блуждания по лабиринтам абсурдизма, экзистенциалистских построений, мистической символики, повторяющей уже когда-то пройденный круг.
Вряд ли можно считать случайным, что Шериф Хетата, занявшийся литературным творчеством именно в эти тяжелые годы, в первом своем романе обратился к истории. Не станем гадать относительно того, что явилось определяющим в его решении взяться за перо — дремавшее до поры и подавлявшееся силою обстоятельств призвание к словотворчеству или нежданно и неодолимо явившаяся потребность поделиться с миром горькими приобретениями памяти, скорбным опытом души, не привыкшей гнуться долу, какая бы ни стряслась беда. Так или иначе, но первый роман немолодого уже дебютанта обращен в недавнюю историю, и его можно назвать "исповедью сына века", ибо в нем в одном неразъемном сплаве запечатлелась судьба целого поколения, брошенного в водоворот эпохи, и эпоха —в светлых и трагических судьбах его сыновей.
Поколение Шерифа Хетаты делало свои первые шаги по земле в середине 20-х гг.'и вступало в самостоятельную жизнь в годы второй мировой войны, когда человечество жило ожиданием грядущих неотвратимых перемен. Шериф Хетата родился в Каире в 1923 году в преуспевающей семье. По окончании школы он, как и многие его сверстники из богатых домов, избрал для себя престижную и прибыльную в то время профессию врача и, поступив на медицинский факультет университета, с головой погрузился в учебу. Природные способности, помноженные, на добросовестность и трудолюбие, сулили быструю и блестящую карьеру, но неожиданно для родителей и друзей талантливый юноша пошел другим путем. Сблизившись с патриотически настроенными студентами, он стал членом одного из марксистских кружков и с увлечением отдался изучению политической литературы, В первые послевоенные месяцы в Египте происходила стремительная консолидация всех прогрессивных демократических сил, мощный подъем антиколониальной и антиимпериалистической борьбы, В июне 1945 года находившаяся в оппозиции партия Вафд, стремясь упрочить свое политическое влияние, направила британскому послу в Каире резкую ноту, требовавшую эвакуации английских войск из Египта и объединения Египта и Судана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107