Ты думаешь, удовлетворили всех желающих? Посмотри, что творится у меня в кабинете по понедельникам, с четырех. Я принимаю по личному вопросу, а это в основном — квартирный. Люди рождаются, женятся, расходятся, выходят на пенсию, возникают новые ситуации и требуют нового решения.
— Покажите им наш бассейн,— вставил Вася.
— Да, и бассейн,— сказал Кульков.— И свой профилакторий, и грязелечебница... Ну и, конечно, свой клуб, и стадион... Знаешь, сколько все это берет сил?
Ему захотелось пожаловаться ей, вызвать ее сочувствие. Он один знал, как он устал. Он и его лечащий врач, иод неусыпным контролем которого он состоял после той истории с рукой.
Может быть, подсознательно он хотел переключить ее жалость с Гордеева на себя? Если уже ей обязательно надо кого-то жалеть!..
Песочная находилась в другом конце города, и он мимоездом показал ей бассейн и группу добротных домов, которые могли бы украсить любой город, даже столицу. И свои заводские корпуса за сплошным литым забором.
— А что вы изготовляете? — спросила она.
— Соковыжималки.
— Нет, я серьезно,— сказала она.— Что-нибудь секретное?
— И я серьезно. У тебя есть соковыжималка? Если нет, могу подарить. В качестве сувенира.
— Подари,— сказала она обиженно.
— Между прочим, все точно,— сказал Вася.— Как я слышал, самый отсталый цех — ширпотреб...
— Да, пока что он выжал все соки из нас,— сказал, смеясь, Кульков.— С основным изделием куда легче...
— Я уже слышала это слово — «изделие»,— сказала она.— Все, что секретно, принято называть «изделие»...
— Почему все? — возразил он.— Существуют кондитерские изделия. Правда, их тоже секретят. Домохозяйки... Попробуй получить рецепт пирога.
Она не ответила. Может быть, потому, что машина, подпрыгивая на выбоинах, катилась уже по Песочной.
— На том углу остановите,— сказала она. И обернулась к нему всем лицом: — Зайдем?
— Надо зайти,— сказал Кульков.
Ему не очень хотелось выходить из машины. Он здесь не был, но адрес помнил — Песочная, 3. Гордеев взял расчет, когда Кульков был в отпуске, и он сгоряча собирался заехать, выяснить причину Санькиного ухода. Потом раздумал, обвиняя себя в излишней сентиментальности. Ушел и ушел! И нечего тут выяснять.
— Вася, шёметом ко мне домой, возьмешь Вегу и чего-нибудь перекусить,— сказал он.— Мать соберет... Пятнадцать минут на все. Задача ясна?
Гордеев был в доме один. Он был в синем тренировочном костюме, в старых шлепанцах без задников. На узкой кушетке валялась скомканная подушка, и сам он как будто еще не вполне проснулся.
— Отсыпался после ночной? — спросил Кульков.
— Какой там сон,— сказал он.— Так, перекур с дремотой. Не умею днем спать.
— Давненько я тебя не видел,— сказал Кульков.— Живем в одном городе...
— Зашел бы,— сказал Санька.— Адрес знаешь...
Он потянулся к спичкам. За годы, что они не виделись, его лицо как-то осунулось и поблекло. Резко обозначились складки на лбу и вдоль впалых щек. Он чиркнул спичкой и зажег сигарету, зажатую в углу рта.
— Мог бы и ты заскочить,— сказал Кульков.
— К тебе заскочишь! — сказал Гордеев и глянул на Нонну.— К тебе на прием надо записываться. А я этого не люблю. Я к врачам из-за этого не хожу...
— Сань,— сказала Нонна,— Кулёк приглашает нас на охоту... Поедем?..
Кульков, слух которого обострился и нервы напряглись в ожидании выпадов со стороны Саньки, чутко уловил это «нас приглашает»... Не «мы с Кульком приглашаем тебя».
— Что тут решать? — спросил он запальчиво.— В твоем распоряжении десять минут. Мы едем на острова. Постреляем немного и через три часа будем дома... Вальдшнеп высыпал. В прошлое воскресенье один тип двенадцать вальдшнепов добыл!
— Я не охотник,— сказал Гордеев.
— Ну, походишь по лесу, пока я постреляю,— сказал Кульков.— Помогать мне будешь, я тебя научу... Да просто подышать воздухом! Знаешь, какой там воздух, на островах!..
Гордеев смотрел на Нонну.
— Поедем, Сань,— попросила она.— Сегодня последний день, уж пусть будет все по-моему...
— Ладно,— согласился Гордеев. Он оглядел Кулько-ва.— Кухлянку там дашь или брать свою?..
— В Сарбае у меня охотничья база,— сказал Кульков.— Подберем что-нибудь и тебе и этой Диане. А тебя, Нонка, назначаю богиней охоты. И ты за это должна принести нам счастье!
— Постараюсь,— сказала Нонна и глянула на Гор-деева.
«Ну и барбосы,— думал Кульков, сидя в машине рядом с Васей и глядя прямо перед собой на мокрую, грязную после дождей дорогу.— Вот оно, значит, какие дела!.. Интересно. Все это очень интересно...»
Вега, возбужденная предстоящей охотой, ластилась к нему, клала голову ему на колени, а иногда, становясь на задние лапы, поглядывала назад, через его плечо.
— Вега, сидеть! — прикрикивал Кульков строго. Сам он назад не оглядывался, и когда приходилось отвечать на вопрос — спрашивала о чем-нибудь Нонна, которая тоже, как Вега, была возбуждена,— он отвечал ей, не оборачиваясь.
«Любопытно, когда это все началось,— думал он.— Неужели еще в школе?..»
Санька был со странностями, учился неважно. О таких говорят — «может, но не хочет»... Он любил убегать из дома. И тогда о нем говорила вся школа, а учеников вызывали по одному в учительскую и допрашивали: кто и когда видел Гордеева в последний раз? Однажды, с двумя мальчишками постарше, он на крыше поезда добрался до Феодосии, хотел искупаться в море и на другой день вернуться тем же способом. Но в Феодосии его задержали...
«Не тогда ли все началось?» — думал Кульков.
Машина, вырвавшись из городской черты, шла на предельной скорости. Вега, которую слегка укачивало, с видом страдалицы поглядывала на него снизу. Вокруг были уже поля и мягкая зелень озимых, таких свежих рядом с вянущей, усталой листвой придорожных кустов.
Вера Карловна, их классный руководитель, любила Саньку. Она говорила, что из него со временем может получиться великий путешественник или писатель... Хотя по русскому у него была «тройка» и даже имя Нонна он писал с одним «н»... «На память Ноне от Саши Гордеева в день рождения»...
Все это вдруг всплыло отчетливо. Книжка «Маленькие дикари» Сетона-Томпсона, которую он взял у Нонки почитать, и эта надпись. Кульков никогда не бывал у нее на дне рождения...
Домишки Сарбая показались вдали. Вася брезгливо морщился — не любил ездить по грязи. Грязь же вокруг была невообразимая.
— ...приходилось бывать,— говорила Нонна.— Я люблю старые города. У них есть свое лицо. Не только у города — у каждого дома... Какие-нибудь купидончики под карнизом или забавный флюгер...
«А может, все началось здесь? — думал Кульков.— Он пришел на ее концерт. Я не пришел, а он пришел. А потом она пришла к нему...»
Кульков вспомнил голую комнату, лыжи в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25