Какой-то голос доминировал над всеми прочими. Открыв глаза, она увидела, что человек, принятый ею накануне за мистера Элайю Стоуна, по-прежнему сидит в своем на трон похожем кресле, почтительно окруженный наиболее многочисленной группой гостей. Седина едва тронула его прямые темные волосы, грубоватое лицо было румяным, держался он самоуверенно, хотя и как-то нервно. Мисс Стоун представляла ее и Хильду пришедшим ранее гостям, а слух Эммелины улавливал совершенно невероятные обрывки фраз типа: «И тогда мистер Лоуэлл и я… И потом мы с мистером Буттом и мистером Лоуэллом отправились в Лондон…» Хильда была кое с кем знакома, обменивалась непринужденно короткими репликами.
Около пианино, как и вчера, сидела все та же женщина, но сейчас она не играла, а, повернувшись спиной к клавиатуре, разговаривала. Простое черное платье, никаких драгоценностей; белокурые волосы туго стянуты в узел. Лицо ее удивляло какой-то не городской грубоватостью, было сильным, строгим и твердым. Покрытое сетью морщинок, оно совершенно не походило на лицо женщины, живущей в роскоши и холящей себя. От нее трудно было отвести взгляд, но они уже подходили к окну, возле которого стоял мистер Магвайр.
– А, вот и Эммелина, – тотчас сказал он. – Пойдем, я представлю тебя миссис Магвайр.
– Вы знаете, я больше не могу ходить на фабрику, – говорила между тем Айвори Магвайр, обращаясь к сидевшей рядом с ней на диванчике супружеской паре. У нее был высокий и тонкий голос, который хорошо подошел бы маленькой девочке, а в данном случае поразил Эммелину несоответствием облику.
– Глядя, как выгружают хлопок, я сразу же начинаю думать о несчастных рабах, которые собирали его. – И она принялась подробно делиться с собеседниками впечатлениями о поездке с отцом на хлопковые плантации, где ее потрясли чудовищные условия жизни рабов.
У ног матери две прелестно одетые маленькие девочки играли с красивыми, привезенными из Европы куклами (кроме девочек, у Магвайров были еще два сына, которые находились сейчас наверху с нянькой), а непрерывно ухающий голос Элайи Стоуна все время как бы оттенял звучащую в высоком регистре речь дочери.
– Айвори, – обратился к жене мистер Магвайр (в его устах имя звучало как «Ойвори», и несколько недель спустя он сказал Эммелине, что тесть вздрагивал каждый раз, когда слышал это), – Айвори, вот Эммелина Мошер, о которой я тебе рассказывал.
– Рада вас видеть, Эммелина, – проговорила миссис Магвайр приветливо, но без улыбки. – Мистер Магвайр вас очень хвалит.
Эммелина зарделась от смущения и удовольствия, но совершенно не знала, как ей держаться: мешало ее неуклюжее платье, мешали руки, норовившие все как-то дергаться, что-то ощупывать, тереть глаза. К тому же она ощущала, что мистер Магвайр забавляется ее смущением, и от этого, конечно, смущалась еще более. Раньше ей приходилось видеть, как его добродушная ирония улаживала разгоравшиеся ссоры. Например, только на прошлой неделе он сумел ловко уладить спор между двумя работницами, каждая из которых обвиняла другую в том, что нити основы чересчур часто рвутся. Выслушав их с суровым выражением лица, он объявил: «Да, дело серьезное, и, хоть вы были всегда подругами, а нити можно связать в два счета, я не советую вам мириться, а предлагаю немедленно растоптать вашу дружбу ногами». Расхохотавшись от этого предложения, девушки в превосходнейшем настроении, обнявшись, вернулись к станку.
Теперь он с той же ласковой иронией смотрел на Эммелину. А вот не смеялась ли над ней миссис Магвайр? Пожалуй, нет. Потому что вообще не похоже, что миссис Магвайр может над кем-либо смеяться. Неожиданно Эммелина поймала себя на том, что гадает, а сколько ей лет. Несмотря на морщины, миссис Магвайр выглядела моложе, чем мама, но, с другой стороны, у нее уже четверо детей.
Ах, если бы мама сейчас была здесь, сидела у пианино, говорила с ней! Но ее мать – в Файетте, изголодавшаяся, мерзнущая, усталая. Айвори Магвайр может быть счастлива или несчастлива в своем доме, а ее мать даже представить себе не может такого дома.
Чай был сервирован роскошней, чем у миссис Басс, хотя еда была и не такой обильной, и не такой вкусной. Сидя во главе стола, мистер Стоун с легкостью вел беседу, в которой участвовало человек тридцать. Эммелина смотрела на него со страхом, какого прежде не вызывал у нее ни один человек. Причиной тому скорее всего была грозная репутация мистера Стоуна. Его речь и манеры отличались изысканностью (как и убранство его дома), но, кроме того, в них сквозила и грубоватость, своего рода напористость, бурление жизни, питающейся окружающими и изливающейся на них. Рассуждал он как филантроп. Рассказывая об организации фабрик, о своей деятельности, о Лоуэлле, Эпплтоне и других, он так или иначе подчеркивал, что они начали свое предприятие, для того чтобы разумно использовать приносившие ничтожный доход фермерские земли и дать возможность девушкам из бедных семей достойно заработать себе на кусок хлеба. И все-таки именно он, говорили, был первым, кто снизил жалованье три года назад, когда исчезла нехватка рабочей силы. И именно у него, в корпорации «Саммер», работалось тяжелее, чем где бы то ни было. Даже и как хозяин дома он имел небольшие странности, заставлявшие опасаться, не кроется ли за ними что-то еще.
Кроме него и мистера Магвайра, в гостиной был еще только один мужчина, инженер Купер, пришедший со своей женой, – та самая супружеская пара, с которой беседовала миссис Магвайр. Так вот, мистер Стоун, внимательный к любой из присутствующих женщин, умудрялся, однако, как-то не замечать тех редких случаев, когда и мистер Купер хотел вставить словечко. Но еще больше резало глаз то, что, лишь только Стивен Магвайр заговаривал с кем-либо, кроме ближайших соседок по столу, мистер Стоун немедленно и во всеуслышание прерывал его какой-нибудь историей или же громко осведомлялся о чем-нибудь. В конце концов Эммелине стало понятно, что других девушек тоже смущала такая грубость; пытаясь скрыть свои чувства, они опускали глаза. Однако никто из дам-хозяек ничего этого не замечал. В торце стола, через три человека от Эммелины, миссис Магвайр рассказывала миссис Купер, что она просто сон потеряла после своей поездки на Юг.
Когда все встали из-за стола, Эммелина гадала, что еще предстоит, и точно хотела лишь одного: пусть этот день никогда не кончается. Все собрались вокруг пианино и под аккомпанемент миссис Магвайр запели рождественские хоралы, но Эммелине это уже не доставило удовольствия, она понимала, что скоро все кончится, и ее радость окрашивалась грустью.
И мистер Стоун, и мистер Магвайр исчезли, но – если Эммелина правильно заметила – в разное время и через разные двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89