– Имя?
– Эммелина Мошер.
– Вот как! Ну, это товар для витрины. А, Баркер? – И миссис Басс подмигнула.
«Как странно! Ведь женщине неприлично подмигивать», – пронеслось в голове Эммелины.
– Родственники хотели устроить ее у миссис Торнтон. Но у Эпплтона как раз нет вакансий.
– И это счастье для тебя, малышка, – провозгласила миссис Басс. – Обеды, которые ставит на стол старушенция Бидди Торнтон, – это – ха! – что-то неописуемое! Сдается мне, она силком держит девушек у себя в пансионе. По доброй воле у нее бы никто не остался.
Эммелина так напрягалась, пытаясь понять миссис Басс, так изумлялась звучанию слов, которые ей с трудом удавалось узнать, так долго осознавала, что значит «обьеды», «дьержит» и «волье», так отвлекалась на раскатистые лающие «р-р-р», что не смогла уловить саркастический смысл высказывания миссис Басс. В надежде на помощь она посмотрела на мистера Баркера, но тот уже занят был представлением Мейми Уоррен и Элизы Прескотт, двух девушек, державшихся в фургоне парой и разговаривавших только между собой.
Оупел тихонько кашлянула.
– Это еще что? – громко осведомилась миссис Басс. И тон был таким грозным, как если бы она напала на след преступления.
Повисла пауза, и, когда стало понятно, что Оупел не отзовется, Элиза и Мейми взглянули на нее. Опустив голову, Оупел молча шагнула вперед.
– И давно ли ты кашляешь, деточка? – спросила ее миссис Басс.
– Я, верно, простудилась в фургоне, – ответила Оупел так тихо, что миссис Басс не расслышала и заставила повторить еще раз.
– О! Уж не хочешь ли ты мне сказать, что до поездки в фургоне ты вовсе не кашляла?
Вопрос задан был так, что Оупел не нашлась, что ответить, и тут же сильно раскашлялась.
– Езжай-ка домой, детка, и пусть тебя там хорошенько подлечат, – сказала ей миссис Басс. – У меня для больных мест нет.
Оупел пыталась слабо протестовать, объясняя, что она в общем здорова. Мистер Баркер обещал все уладить, устроив ее в другом пансионе. Слушая это, миссис Басс что-то пробормотала себе под нос по-гэльски и затем громко велела девушкам следовать за ней в дом. Плетясь в хвосте, Эммелина опять и опять оборачивалась. Оупел и мистер Баркер уже возвращались к фургону, а у нее просто ноги подкашивались. Ей было очень жаль Оупел и отчаянно страшно: как же она сама теперь, без Оупел, совсем одна.
Сначала беда Флорины, теперь – Оупел. Она поняла вдруг, уже поднявшись на крыльцо миссис Басс, – город только что дал ей свой первый урок и смысл его: если с ней что-то случится, а люди узнают об этом несчастье, они немедленно, без сожаления вышвырнут ее прочь.
Следом за миссис Басс они прошли по коридору. Две газовые лампы в красивых консолях освещали его. В доме стояла тишина, но это никак не мешало хозяйке говорить так же громко, как и на улице.
– Девочки! Вас ждет сытный ужин, – провозгласила торжественно миссис Басс, но так как в ее устах прозвучало «сьитнай ужун», Эммелина не знала, что же их ждет, пока они не вошли в комнату с тремя длиннющими столами, один из которых был с краю уставлен тарелками, полными разнообразной еды.
– Вот. Ешьте. Не время уже, конечно. Наш фургон с каждым разом приходит все поздней и поздней. Но не могу я отправлять вас спать голодными; знаю, каково это, когда сосет под ложечкой.
По правде сказать, за последние дни Эммелина, наверное, съела больше, чем за несколько месяцев перед тем, и все-таки она вместе со всеми набросилась на еду. Оладьи были уже едва теплые, но она с удовольствием ела их с джемом, потом перешла к фруктовому кексу, пила чай с медом и с молоком и вдруг почувствовала, что вот-вот лопнет. Но так как другие девушки все еще энергично работали челюстями, взяла кусок хлеба, густо намазанный маслом.
Глядя на это, миссис Басс просто цвела улыбкой.
– Такого, как у меня, стола вы нигде не найдете. Спросите кого угодно. Я кормлю девушек лучше, чем дома родная мать.
Эммелина почувствовала, как в ней шевельнулась обида: что эта женщина знала о ее маме? Возражать было, конечно, нельзя, но слова прочно запали в душу. Своим поведением с Оупел миссис Басс вызвала у нее настороженность и испуг, а теперь недоверие и страх сделались еще глубже.
– Пошли, – сказала наконец миссис Басс. – Берите свои сундучки, и я отведу вас наверх, в длинную спальню.
Они снова пошли коридором и начали подниматься по лестнице. Но после первого же марша миссис Басс остановилась, чтобы отдышаться, и повернулась к Эммелине.
– Сколько же тебе лет? – спросила она неожиданно, даже и не подумав, несмотря на поздний час, понизить голос.
– Четырнадцать, – сказала Эммелина. – Вот-вот исполнится.
Миссис Басс рассмеялась:
– Ты почти спишь, детка. Дай-ка я помогу тебе с сундучком.
– Спасибо, я справлюсь.
Доброта миссис Басс больше смутила, чем порадовала Эммелину. Элиза и Мейми стояли прямо у них за спиной, и теперь они и все остальные будут знать, сколько ей лет. А ведь возраст – то, к чему можно придраться, то, что может не дать ей быть вместе со всеми. Принять помощь тоже казалось немыслимым, хотя она никогда прежде не поднималась по такой лестнице, и тащить сундучок, придерживая одновременно подол, чтобы нечаянно не наступить на юбку, было совсем не просто.
Наконец они добрались до третьего этажа и очутились в узкой и длинной комнате, которая казалась бы огромной, если бы крутой скат крыши не срезал большей части пространства, лишая вошедшего возможности выпрямиться во весь рост. У противоположной (высокой) стены стояли три широкие кровати. И когда миссис Басс подняла лампу выше, Эммелина увидела, что на ближайшей из них спят две девушки, на следующей виднеется только одна фигура, а в дальнем конце, у окна, кровать вовсе пуста. Миссис Басс объявила, что раз Элиза и Мейми подружки, то пусть лягут вместе, а Эммелине велела устроиться на кровати, где спала одна девушка.
Не спрашивая больше ни о чем, весело перешептываясь, Мейми с Элизой прошли в конец комнаты и принялись рыться в своих сундучках, чтобы вынуть ночные рубашки. У Эммелины ночная рубашка тоже была. Ее дала Ханна и, хоть она была необъятной и Эммелина в ней просто тонула, велела носить непременно.
– Хильда – хорошая девушка, – сказала миссис Басс. Она понизила голос и теперь говорила только чуть громче, чем это обычно делают в дневное время. – Будь спокойна. Она тебя не обидит. – И, сказав это, она повернулась и пошла вниз по лестнице, унося с собой лампу.
Эммелина следила за удаляющимся светлым пятном, пока оно окончательно не исчезло. Вскоре глаза привыкли к темноте, к тому же неполной: через три чердачных окошка в комнату тускло светила луна. Не было сил раздеться. Хотелось накинуть ночную рубашку прямо на платье. Но вдруг увидят? Ведь засмеют! Какое-то время она сидела, не шевелясь, на кровати, потом, так и оставив рубашку лежать в сундучке, скинула башмаки и влезла под одеяло, стараясь улечься так аккуратно, чтобы не потревожить спящую рядом девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Эммелина Мошер.
– Вот как! Ну, это товар для витрины. А, Баркер? – И миссис Басс подмигнула.
«Как странно! Ведь женщине неприлично подмигивать», – пронеслось в голове Эммелины.
– Родственники хотели устроить ее у миссис Торнтон. Но у Эпплтона как раз нет вакансий.
– И это счастье для тебя, малышка, – провозгласила миссис Басс. – Обеды, которые ставит на стол старушенция Бидди Торнтон, – это – ха! – что-то неописуемое! Сдается мне, она силком держит девушек у себя в пансионе. По доброй воле у нее бы никто не остался.
Эммелина так напрягалась, пытаясь понять миссис Басс, так изумлялась звучанию слов, которые ей с трудом удавалось узнать, так долго осознавала, что значит «обьеды», «дьержит» и «волье», так отвлекалась на раскатистые лающие «р-р-р», что не смогла уловить саркастический смысл высказывания миссис Басс. В надежде на помощь она посмотрела на мистера Баркера, но тот уже занят был представлением Мейми Уоррен и Элизы Прескотт, двух девушек, державшихся в фургоне парой и разговаривавших только между собой.
Оупел тихонько кашлянула.
– Это еще что? – громко осведомилась миссис Басс. И тон был таким грозным, как если бы она напала на след преступления.
Повисла пауза, и, когда стало понятно, что Оупел не отзовется, Элиза и Мейми взглянули на нее. Опустив голову, Оупел молча шагнула вперед.
– И давно ли ты кашляешь, деточка? – спросила ее миссис Басс.
– Я, верно, простудилась в фургоне, – ответила Оупел так тихо, что миссис Басс не расслышала и заставила повторить еще раз.
– О! Уж не хочешь ли ты мне сказать, что до поездки в фургоне ты вовсе не кашляла?
Вопрос задан был так, что Оупел не нашлась, что ответить, и тут же сильно раскашлялась.
– Езжай-ка домой, детка, и пусть тебя там хорошенько подлечат, – сказала ей миссис Басс. – У меня для больных мест нет.
Оупел пыталась слабо протестовать, объясняя, что она в общем здорова. Мистер Баркер обещал все уладить, устроив ее в другом пансионе. Слушая это, миссис Басс что-то пробормотала себе под нос по-гэльски и затем громко велела девушкам следовать за ней в дом. Плетясь в хвосте, Эммелина опять и опять оборачивалась. Оупел и мистер Баркер уже возвращались к фургону, а у нее просто ноги подкашивались. Ей было очень жаль Оупел и отчаянно страшно: как же она сама теперь, без Оупел, совсем одна.
Сначала беда Флорины, теперь – Оупел. Она поняла вдруг, уже поднявшись на крыльцо миссис Басс, – город только что дал ей свой первый урок и смысл его: если с ней что-то случится, а люди узнают об этом несчастье, они немедленно, без сожаления вышвырнут ее прочь.
Следом за миссис Басс они прошли по коридору. Две газовые лампы в красивых консолях освещали его. В доме стояла тишина, но это никак не мешало хозяйке говорить так же громко, как и на улице.
– Девочки! Вас ждет сытный ужин, – провозгласила торжественно миссис Басс, но так как в ее устах прозвучало «сьитнай ужун», Эммелина не знала, что же их ждет, пока они не вошли в комнату с тремя длиннющими столами, один из которых был с краю уставлен тарелками, полными разнообразной еды.
– Вот. Ешьте. Не время уже, конечно. Наш фургон с каждым разом приходит все поздней и поздней. Но не могу я отправлять вас спать голодными; знаю, каково это, когда сосет под ложечкой.
По правде сказать, за последние дни Эммелина, наверное, съела больше, чем за несколько месяцев перед тем, и все-таки она вместе со всеми набросилась на еду. Оладьи были уже едва теплые, но она с удовольствием ела их с джемом, потом перешла к фруктовому кексу, пила чай с медом и с молоком и вдруг почувствовала, что вот-вот лопнет. Но так как другие девушки все еще энергично работали челюстями, взяла кусок хлеба, густо намазанный маслом.
Глядя на это, миссис Басс просто цвела улыбкой.
– Такого, как у меня, стола вы нигде не найдете. Спросите кого угодно. Я кормлю девушек лучше, чем дома родная мать.
Эммелина почувствовала, как в ней шевельнулась обида: что эта женщина знала о ее маме? Возражать было, конечно, нельзя, но слова прочно запали в душу. Своим поведением с Оупел миссис Басс вызвала у нее настороженность и испуг, а теперь недоверие и страх сделались еще глубже.
– Пошли, – сказала наконец миссис Басс. – Берите свои сундучки, и я отведу вас наверх, в длинную спальню.
Они снова пошли коридором и начали подниматься по лестнице. Но после первого же марша миссис Басс остановилась, чтобы отдышаться, и повернулась к Эммелине.
– Сколько же тебе лет? – спросила она неожиданно, даже и не подумав, несмотря на поздний час, понизить голос.
– Четырнадцать, – сказала Эммелина. – Вот-вот исполнится.
Миссис Басс рассмеялась:
– Ты почти спишь, детка. Дай-ка я помогу тебе с сундучком.
– Спасибо, я справлюсь.
Доброта миссис Басс больше смутила, чем порадовала Эммелину. Элиза и Мейми стояли прямо у них за спиной, и теперь они и все остальные будут знать, сколько ей лет. А ведь возраст – то, к чему можно придраться, то, что может не дать ей быть вместе со всеми. Принять помощь тоже казалось немыслимым, хотя она никогда прежде не поднималась по такой лестнице, и тащить сундучок, придерживая одновременно подол, чтобы нечаянно не наступить на юбку, было совсем не просто.
Наконец они добрались до третьего этажа и очутились в узкой и длинной комнате, которая казалась бы огромной, если бы крутой скат крыши не срезал большей части пространства, лишая вошедшего возможности выпрямиться во весь рост. У противоположной (высокой) стены стояли три широкие кровати. И когда миссис Басс подняла лампу выше, Эммелина увидела, что на ближайшей из них спят две девушки, на следующей виднеется только одна фигура, а в дальнем конце, у окна, кровать вовсе пуста. Миссис Басс объявила, что раз Элиза и Мейми подружки, то пусть лягут вместе, а Эммелине велела устроиться на кровати, где спала одна девушка.
Не спрашивая больше ни о чем, весело перешептываясь, Мейми с Элизой прошли в конец комнаты и принялись рыться в своих сундучках, чтобы вынуть ночные рубашки. У Эммелины ночная рубашка тоже была. Ее дала Ханна и, хоть она была необъятной и Эммелина в ней просто тонула, велела носить непременно.
– Хильда – хорошая девушка, – сказала миссис Басс. Она понизила голос и теперь говорила только чуть громче, чем это обычно делают в дневное время. – Будь спокойна. Она тебя не обидит. – И, сказав это, она повернулась и пошла вниз по лестнице, унося с собой лампу.
Эммелина следила за удаляющимся светлым пятном, пока оно окончательно не исчезло. Вскоре глаза привыкли к темноте, к тому же неполной: через три чердачных окошка в комнату тускло светила луна. Не было сил раздеться. Хотелось накинуть ночную рубашку прямо на платье. Но вдруг увидят? Ведь засмеют! Какое-то время она сидела, не шевелясь, на кровати, потом, так и оставив рубашку лежать в сундучке, скинула башмаки и влезла под одеяло, стараясь улечься так аккуратно, чтобы не потревожить спящую рядом девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89