Кровать была (или, может быть, ей так казалось?) выше, чем та, на которой она спала во время ночевки на постоялом дворе. Это пугало. Ведь так легко с нее упасть! Она тихонько придвинулась ближе к соседке. Вспомнила: ту зовут Хильда. В младенчестве Эммелина, как и все дети семейства Мошер, спала в родительской постели, между отцом и матерью. Но память не сохранила давних ощущений. Помнился только матрац на полу чердака.
Вспомнив вдруг, что забыла прочесть молитвы, Эммелина слезла с кровати и опустилась на колени.
Господь – Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
Подкрепляет душу мою…
Она дочитала псалом до конца, но это ее не успокоило: казалось, какие-то самые главные строчки забыты. Повторив текст про себя, она ничего не добилась. Если забытая строчка существовала, ее по-прежнему было не вспомнить. Будь лунный свет ярче, она заглянула бы в Библию. Но сейчас нечего и пытаться. Кроме того, чем больше она раздумывала над своим странным ощущением, тем больше убеждалась, что, пожалуй, дело не в словах.
Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?
Нет, не то. Почему эта строчка пришла вдруг на ум? Глупо. Ведь Он никуда не ушел. Забравшись в постель и закутавшись, она смотрела через окошко в ночное небо. И вдруг поняла. Нет, конечно, Бог не оставил ее. Но трудно поверить, что Он видит ее здесь, в Лоуэлле. Чувство, что Он с ней рядом, дало ей силы уехать из дома, а теперь ей казалось, что Бог остался в Файетте, там же, где вся семья, и понимание, что она не права, потому что Он – всюду, не помогло преодолеть одиночество.
Ее мысли вернулись опять к миссис Басс. В столовой та прочитала им несколько правил из списка, вывешенного на стене. Самое первое гласило: неукоснительно посещать церковь по воскресеньям. Странно, что нужно кому-то об этом напоминать. Сама она побежала бы в церковь даже сейчас, среди ночи (будь та открыта), и каким это было бы облегчением и счастьем. В церкви, перед лицом пастора, она снова почувствовала бы, что Бог рядом.
До нее вдруг дошло, что она потеряла счет времени, и она стала прикидывать, какой день сегодня, чтобы понять, сколько ждать воскресенья. Четверг? Нет? Вероятно, пятница? А в общем, неважно. Если ты точно знаешь, что воскресенье придет, то можно и подождать. А пока… Как жалко, что невозможно поговорить с этой девушкой, спящей рядом. С Хильдой. Если б они подружились, все стало бы по-иному! Если б они подружились, то вечером, забираясь в постель, она была бы все равно что дома, в Файетте, с Льюком и остальными…
Но мысль о Льюке оказалась роковой. Не в силах сдержаться, она тихонько заплакала. При этом страшно было, конечно, разбудить Хильду, но поскольку та даже не шелохнулась, Эммелина в конце концов полностью отдалась слезам, как отдалась бы баюкающей воде пруда. И постепенно горькая, но милосердная влага, согрев, увела ее в страну сна.
* * *
Еще во сне она заткнула уши. Колокола звонили так громко и страшно, как будто кто-то повесил их прямо над ее головой. Потом вдруг закукарекал петух, но его пение тоже было каким-то странным. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Рядом с ней, на кровати, кто-то кричал по-петушиному, размахивая руками, словно крыльями.
Ах да, конечно, она ведь в Лоуэлле. Но все-таки что происходит?
– Чую деревню! – издевался петушиный голос. – Чую деревню!
– Простите!.. – воскликнула Эммелина, подскакивая. Но замолчала, не понимая, за что, собственно, ей извиняться. – Я вчера поздно приехала… и…
– А теперь слышу деревню! – продолжал надрываться голос, и Эммелина наконец поняла, что петух – это та девушка, с которой она спала на одной кровати. – И что это ты говоришь. Деревня? Ни слова понять невозможно!
Последний возглас удивил Эммелину. Сама она понимала все без труда, хотя и чувствовала, конечно, разницу в произношении.
– О Господи, – простонал кто-то с соседней кровати. – Мало того что терпишь эти колокола, так теперь еще кукареканье выносить, так, что ли?
– В самом деле, Хильда, – мягко вступил в разговор еще один голос, – может быть, ты, голубка, угомонишься, зажжешь лампу и дашь нам полежать спокойно?
В ту же секунду Хильда стремительно перескочила через Эммелину и, подойдя к стене, ловко зажгла вставленную в рожок масляную лампу.
– Ладно. Деревня, – сказала она затем, поворачиваясь. – Дай-ка хоть посмотреть на тебя.
– Не принимай Хильду всерьез, – снова прозвучал первый голос с соседней кровати. – Знаешь, говорят: лаять – лает, но не кусает. Это про нашу Хильду, когда, проснувшись, она вдруг обнаруживает рядом новенькую.
Подняв глаза, Эммелина увидела, что Элиза и Мейми тоже проснулись и смотрят на нее.
– Имя? – раздался у нее над ухом голос Хильды.
– Эммелина Мошер.
– Как? Моша-а? Ты сказала: Моша-а? – передразнила Хильда, напирая на акцент, который самой Эммелине был и не слышен. – И отку-у-да-а же ты, Моша-а? Из Мэ-э-на, я думаю. Из самой глубинки Мэ-э-нской глуши.
– Из Файетта.
– И уж конечно, из достойного, хотя и небогатого семейства, которое внезапно оказалось…
– Хватит, – отрезала вдруг Эммелина, удивив себя еще больше, чем остальных, потому что она продолжала дрожать от страха. – Довольно. Не смейте говорить так о моих родителях!
Повисла пауза, но Эммелина кожей чувствовала прикованные к ней взгляды.
– Сколько же тебе лет? – спросила внезапно Хильда.
– Четырнадцать, – сказала Эммелина и, покраснев, добавила: – Почти.
– О Боже мой, я сцепилась с младенцем! – вскричала Хильда, воздевая к потолку руки.
– Я не младенец.
– Конечно, – ответила девушка, убеждавшая Эммелину не принимать Хильду всерьез. – Послушай! Меня зовут Эбби, а это Лидия, – указала она на подругу. – Мы тут все бойко болтаем, но это не страшно. На самом-то деле мы поможем тебе освоиться. В первые дни очень трудно. Я понимаю, я сама этого не забыла.
Не в силах еще унять дрожь, Эммелина ответила благодарной улыбкой.
– Мы с Лидией здесь уже восемь месяцев, – продолжала Эбби, – но застряли на чердаке, потому что хотим быть вместе, а внизу места чаще всего освобождаются по одному.
– А я здесь три года, – перебила ее Хильда, – и никуда отсюда не пойду.
– Но почему? – тихо спросила Эммелина, так как ей показалось – от нее ждут такого вопроса.
– А потому, что мне и здесь хорошо, – ответила Хильда. – Внизу всегда все забито, а здесь – свободное место не редкость. Так что почти все время кровать в моем полном распоряжении. А кроме того, чердак дальше всего от Басс, по кличке Луженая Глотка.
Эбби и Лидия нервно хихикнули.
– Тшш! – начала урезонивать Хильду Эбби. – Она ведь может явиться в любую минуту!
– Мисс Эбби добровольно возложила на себя обязанность защищать всех (и меня в том числе) – от меня, – с шутливой театральностью сказала Хильда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Вспомнив вдруг, что забыла прочесть молитвы, Эммелина слезла с кровати и опустилась на колени.
Господь – Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
Подкрепляет душу мою…
Она дочитала псалом до конца, но это ее не успокоило: казалось, какие-то самые главные строчки забыты. Повторив текст про себя, она ничего не добилась. Если забытая строчка существовала, ее по-прежнему было не вспомнить. Будь лунный свет ярче, она заглянула бы в Библию. Но сейчас нечего и пытаться. Кроме того, чем больше она раздумывала над своим странным ощущением, тем больше убеждалась, что, пожалуй, дело не в словах.
Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?
Нет, не то. Почему эта строчка пришла вдруг на ум? Глупо. Ведь Он никуда не ушел. Забравшись в постель и закутавшись, она смотрела через окошко в ночное небо. И вдруг поняла. Нет, конечно, Бог не оставил ее. Но трудно поверить, что Он видит ее здесь, в Лоуэлле. Чувство, что Он с ней рядом, дало ей силы уехать из дома, а теперь ей казалось, что Бог остался в Файетте, там же, где вся семья, и понимание, что она не права, потому что Он – всюду, не помогло преодолеть одиночество.
Ее мысли вернулись опять к миссис Басс. В столовой та прочитала им несколько правил из списка, вывешенного на стене. Самое первое гласило: неукоснительно посещать церковь по воскресеньям. Странно, что нужно кому-то об этом напоминать. Сама она побежала бы в церковь даже сейчас, среди ночи (будь та открыта), и каким это было бы облегчением и счастьем. В церкви, перед лицом пастора, она снова почувствовала бы, что Бог рядом.
До нее вдруг дошло, что она потеряла счет времени, и она стала прикидывать, какой день сегодня, чтобы понять, сколько ждать воскресенья. Четверг? Нет? Вероятно, пятница? А в общем, неважно. Если ты точно знаешь, что воскресенье придет, то можно и подождать. А пока… Как жалко, что невозможно поговорить с этой девушкой, спящей рядом. С Хильдой. Если б они подружились, все стало бы по-иному! Если б они подружились, то вечером, забираясь в постель, она была бы все равно что дома, в Файетте, с Льюком и остальными…
Но мысль о Льюке оказалась роковой. Не в силах сдержаться, она тихонько заплакала. При этом страшно было, конечно, разбудить Хильду, но поскольку та даже не шелохнулась, Эммелина в конце концов полностью отдалась слезам, как отдалась бы баюкающей воде пруда. И постепенно горькая, но милосердная влага, согрев, увела ее в страну сна.
* * *
Еще во сне она заткнула уши. Колокола звонили так громко и страшно, как будто кто-то повесил их прямо над ее головой. Потом вдруг закукарекал петух, но его пение тоже было каким-то странным. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Рядом с ней, на кровати, кто-то кричал по-петушиному, размахивая руками, словно крыльями.
Ах да, конечно, она ведь в Лоуэлле. Но все-таки что происходит?
– Чую деревню! – издевался петушиный голос. – Чую деревню!
– Простите!.. – воскликнула Эммелина, подскакивая. Но замолчала, не понимая, за что, собственно, ей извиняться. – Я вчера поздно приехала… и…
– А теперь слышу деревню! – продолжал надрываться голос, и Эммелина наконец поняла, что петух – это та девушка, с которой она спала на одной кровати. – И что это ты говоришь. Деревня? Ни слова понять невозможно!
Последний возглас удивил Эммелину. Сама она понимала все без труда, хотя и чувствовала, конечно, разницу в произношении.
– О Господи, – простонал кто-то с соседней кровати. – Мало того что терпишь эти колокола, так теперь еще кукареканье выносить, так, что ли?
– В самом деле, Хильда, – мягко вступил в разговор еще один голос, – может быть, ты, голубка, угомонишься, зажжешь лампу и дашь нам полежать спокойно?
В ту же секунду Хильда стремительно перескочила через Эммелину и, подойдя к стене, ловко зажгла вставленную в рожок масляную лампу.
– Ладно. Деревня, – сказала она затем, поворачиваясь. – Дай-ка хоть посмотреть на тебя.
– Не принимай Хильду всерьез, – снова прозвучал первый голос с соседней кровати. – Знаешь, говорят: лаять – лает, но не кусает. Это про нашу Хильду, когда, проснувшись, она вдруг обнаруживает рядом новенькую.
Подняв глаза, Эммелина увидела, что Элиза и Мейми тоже проснулись и смотрят на нее.
– Имя? – раздался у нее над ухом голос Хильды.
– Эммелина Мошер.
– Как? Моша-а? Ты сказала: Моша-а? – передразнила Хильда, напирая на акцент, который самой Эммелине был и не слышен. – И отку-у-да-а же ты, Моша-а? Из Мэ-э-на, я думаю. Из самой глубинки Мэ-э-нской глуши.
– Из Файетта.
– И уж конечно, из достойного, хотя и небогатого семейства, которое внезапно оказалось…
– Хватит, – отрезала вдруг Эммелина, удивив себя еще больше, чем остальных, потому что она продолжала дрожать от страха. – Довольно. Не смейте говорить так о моих родителях!
Повисла пауза, но Эммелина кожей чувствовала прикованные к ней взгляды.
– Сколько же тебе лет? – спросила внезапно Хильда.
– Четырнадцать, – сказала Эммелина и, покраснев, добавила: – Почти.
– О Боже мой, я сцепилась с младенцем! – вскричала Хильда, воздевая к потолку руки.
– Я не младенец.
– Конечно, – ответила девушка, убеждавшая Эммелину не принимать Хильду всерьез. – Послушай! Меня зовут Эбби, а это Лидия, – указала она на подругу. – Мы тут все бойко болтаем, но это не страшно. На самом-то деле мы поможем тебе освоиться. В первые дни очень трудно. Я понимаю, я сама этого не забыла.
Не в силах еще унять дрожь, Эммелина ответила благодарной улыбкой.
– Мы с Лидией здесь уже восемь месяцев, – продолжала Эбби, – но застряли на чердаке, потому что хотим быть вместе, а внизу места чаще всего освобождаются по одному.
– А я здесь три года, – перебила ее Хильда, – и никуда отсюда не пойду.
– Но почему? – тихо спросила Эммелина, так как ей показалось – от нее ждут такого вопроса.
– А потому, что мне и здесь хорошо, – ответила Хильда. – Внизу всегда все забито, а здесь – свободное место не редкость. Так что почти все время кровать в моем полном распоряжении. А кроме того, чердак дальше всего от Басс, по кличке Луженая Глотка.
Эбби и Лидия нервно хихикнули.
– Тшш! – начала урезонивать Хильду Эбби. – Она ведь может явиться в любую минуту!
– Мисс Эбби добровольно возложила на себя обязанность защищать всех (и меня в том числе) – от меня, – с шутливой театральностью сказала Хильда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89