Альберт Степанович поднял затуманенные грезами глаза. Прямо перед ним оказалось разъяренное лицо типичного владельца «мерседеса».
— Ты что, ослеп, чмо парагвайское?!! — невежливо заорал обладатель лица.
Несомненно, это было устное оскорбление. За ним последовало и оскорбление действием. Оппонент сдернул с Алика очки и с размаху шваркнул их об капот. После этого негодяй прыгнул обратно в «мерседес» и уехал.
Потрошилов обиженно засопел. Разбитые очки были третьими за последнюю неделю. Он снова пожалел, что не настоял на выдаче ему голубых «милицейских» номеров. Алик достал из бардачка запасные очки и вспомнил поездку в ГИБДД.
При регистрации «Запорожца» пожилой инспектор долго кряхтел, разглядывая удостоверение Альберта Степановича и темно-серую иномарку, потом сунул два обычных номерных знака и исчез. Тогда Алик немного потоптался и утешил себя необходимостыо маскировки в оперативных целях. А теперь жалел.
Дальнейший путь протекал без приключений. К вечеру «Запорожец» подкрался к стоянке бассейна, припарковавшись у самого края. Согласно записям Алика, до выхода Люды оставалось двенадцать минут. Он занял позицию у ворот. Текст, заученный наизусть, был готов к употреблению. Логически выверенные фразы сами ложились на язык.
— … Помимо искренней благодарности за лечение, разрешите преподнести скромный букет. В знак признательности и восхищения… — потренировался Алик перед волнующей встречей.
На крыльце показались два излишне крепких молодых человека. Очевидно, проникновенная речь Потрошилова донеслась и до них. Беседующий сам с собой человек в очках здесь был неуместен, как рояль на ринге. Со стороны бассейна раздался неприлично вульгарный гогот. И тут на улицу вышла Люда. Она была прекрасна в своем бирюзовом спортивном костюме. Влажные волосы в живописном беспорядке торчали в разные стороны.
Альберт Степанович сделал шаг вперед. Молодые люди на крыльце что-то сказали, продолжая смеяться. Один из них игриво хлопнул любимую женщину капитана Потрошилова чуть ниже крепкой спины. Второй приобнял ее за талию. Люда холодно улыбнулась в ответ. Алик не успел подумать, что такие грубые попытки ухаживания интеллигентной девушке нравиться не могут, как оба наглеца поднялись в воздух.
Люда резко выдохнула, взяв в рывке два живых снаряда. Гогот перешел в панический вопль. Молодые люди обрушились на клумбу, перелетев через перила. Кусты шиповника цепко хрустнули, принимая жертвы собственной невоспитанности. Крик оборвался.
Альберт Степанович по инерции сделал еще один шаг по направлению к любимой. Та иронично прищурилась:
— Тоже хочешь нежности?
От ее глубокого грудного голоса у Алика закружилась голова. Заготовленные слова моментально выветрились из памяти. В глазах потемнело. Он с трудом сглотнул слюну и молча кивнул. Люда придирчиво оценила комплекцию и стать Потрошилова. Видимо, результат ее не воодушевил. Она легко приподняла его за прижатые локти и переставила с дороги в сторону.
— Не время для нежностей, дорогой, — ее грудь мимолетно коснулась плеча Альберта Степановича, — слишком много свидетелей.
Из недр разрушенной клумбы донеслись стоны, мат и треск шиповника. Молодые люди явно собирались взять реванш. Хлопнула дверца, тихо рыкнул мотор джипа, взвизгнули шины. Мимо покачивающегося Потрошилова промчались разъяренные мстители. Погоня стремительно удалялась от бассейна. Все стихло.
Оставшись один, Алик очнулся. Он обвел блаженными глазами внезапно опустевший мир. Она ушла. Исчезла в вечерней дымке волшебного лета, лучшего лета в жизни капитана Потрошилова. А на у прощание так тонко намекнула о своих чувствах! Легкий укол сожаления побудил его к действиям. Альберт Степанович элегантно забрался в скрипящий «Запорожец», положив не пригодившийся букет на переднюю панель. Его душа млела и томилась.
На обратном пути он едва разминулся с разочарованно возвращавшимися мстителями. Нерастраченная агрессия невоспитанных молодых людей требовала выхода. Похоже, Алик как невольный свидетель позора вызвал у них негативную реакцию. Мощный пинок по заднему бамперу подбросил машину вверх. Но даже это не смогло вывести Потрошилова из состояния клинического блаженства. Он снисходительно усмехнулся и не стал реагировать, простив ребятам их маленькие шалости.
Глава 17
ГУСЬ СВИНЬЕ НЕ ПЕТУХ
Петроградская сторона плавилась от жары, изнемогая всем своим хваленым «старым фондом». Она вдыхала горячий воздух переулками и подворотнями, помойками и колодцами, а затем выдыхала его в небо, умножий температуру втрое. Пролетариат смекалисто просушивал белье, используя халявную энергию солнца. Фасады домов преобразились. Декоративные извраты скульпторов золотого века дополнили разноцветные стеганые одеяла и подушки без наволочек. Желтые разводы на них, как годовые кольца деревьев, напоминали о прошедших праздниках и шумных застольях со всеми «вытекающими»… Грустные лица каменных изваяний с веревками на шеях тоскливо провожали глазами потных прохожих.
В тихом дворике затаился «Ленфильм». Здание киностудии, отделенное от тротуара и проезжей части клумбой, загаженной местными собаками, тоже притихло. Как все. В жарком мареве казалось, что буквы на фасаде висят криво, шевелятся и вот-вот рухнут, символизируя падение престижа отечественного кинематографа. Рассадник творческой мысли и культурного беспредела «косил» под «своего» в спально-архитектурном великолепии рабочего района.
Гром грянул внезапно. На фоне полного благополучия. Как обычно, гроза пришла с запада. Ухнуло так, что из окон кое-где повыпадали подушки. Затем резко потемнело, и все стихло. В этой зловещей тишине у киностудии началось движение…
Двери хлопнули всеми своими створками, вторя грозовым раскатам грома. На улицу выскочил суетливый мужичок с бородкой и крикнул в огромный никелированный рупор: «Выносите гада!» Затем, энергично прихрамывая, рванул в сторону клумбы.
Снова грянул гром, и снова хлопнули двери. Съемочная группа выносила человека на руках. В предгрозовую тишину ворвался слабый крик виновника торжества и тут же погрузился в многоголосый гомон кинематографистов. Крепкие руки каскадеров с трудом удерживали стремящееся к свободе большое тело.
Клим Распутин вращал головой из стороны в сторону, активно выкрикивая патетические лозунги.
— Эх вы-ы!!! — выл он, закатывая глаза. — Люди-и-и!!!
— Сволочь! — истерично завопила в ответ очкастая девушка с жидкими волосами и ударила Распутина по колену деревянной «хлопушкой», отмеряющей дубли.
Ошалелые от жары и раскатов грома прохожие остановились, с интересом наблюдая закулисную изнанку кинешной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
— Ты что, ослеп, чмо парагвайское?!! — невежливо заорал обладатель лица.
Несомненно, это было устное оскорбление. За ним последовало и оскорбление действием. Оппонент сдернул с Алика очки и с размаху шваркнул их об капот. После этого негодяй прыгнул обратно в «мерседес» и уехал.
Потрошилов обиженно засопел. Разбитые очки были третьими за последнюю неделю. Он снова пожалел, что не настоял на выдаче ему голубых «милицейских» номеров. Алик достал из бардачка запасные очки и вспомнил поездку в ГИБДД.
При регистрации «Запорожца» пожилой инспектор долго кряхтел, разглядывая удостоверение Альберта Степановича и темно-серую иномарку, потом сунул два обычных номерных знака и исчез. Тогда Алик немного потоптался и утешил себя необходимостыо маскировки в оперативных целях. А теперь жалел.
Дальнейший путь протекал без приключений. К вечеру «Запорожец» подкрался к стоянке бассейна, припарковавшись у самого края. Согласно записям Алика, до выхода Люды оставалось двенадцать минут. Он занял позицию у ворот. Текст, заученный наизусть, был готов к употреблению. Логически выверенные фразы сами ложились на язык.
— … Помимо искренней благодарности за лечение, разрешите преподнести скромный букет. В знак признательности и восхищения… — потренировался Алик перед волнующей встречей.
На крыльце показались два излишне крепких молодых человека. Очевидно, проникновенная речь Потрошилова донеслась и до них. Беседующий сам с собой человек в очках здесь был неуместен, как рояль на ринге. Со стороны бассейна раздался неприлично вульгарный гогот. И тут на улицу вышла Люда. Она была прекрасна в своем бирюзовом спортивном костюме. Влажные волосы в живописном беспорядке торчали в разные стороны.
Альберт Степанович сделал шаг вперед. Молодые люди на крыльце что-то сказали, продолжая смеяться. Один из них игриво хлопнул любимую женщину капитана Потрошилова чуть ниже крепкой спины. Второй приобнял ее за талию. Люда холодно улыбнулась в ответ. Алик не успел подумать, что такие грубые попытки ухаживания интеллигентной девушке нравиться не могут, как оба наглеца поднялись в воздух.
Люда резко выдохнула, взяв в рывке два живых снаряда. Гогот перешел в панический вопль. Молодые люди обрушились на клумбу, перелетев через перила. Кусты шиповника цепко хрустнули, принимая жертвы собственной невоспитанности. Крик оборвался.
Альберт Степанович по инерции сделал еще один шаг по направлению к любимой. Та иронично прищурилась:
— Тоже хочешь нежности?
От ее глубокого грудного голоса у Алика закружилась голова. Заготовленные слова моментально выветрились из памяти. В глазах потемнело. Он с трудом сглотнул слюну и молча кивнул. Люда придирчиво оценила комплекцию и стать Потрошилова. Видимо, результат ее не воодушевил. Она легко приподняла его за прижатые локти и переставила с дороги в сторону.
— Не время для нежностей, дорогой, — ее грудь мимолетно коснулась плеча Альберта Степановича, — слишком много свидетелей.
Из недр разрушенной клумбы донеслись стоны, мат и треск шиповника. Молодые люди явно собирались взять реванш. Хлопнула дверца, тихо рыкнул мотор джипа, взвизгнули шины. Мимо покачивающегося Потрошилова промчались разъяренные мстители. Погоня стремительно удалялась от бассейна. Все стихло.
Оставшись один, Алик очнулся. Он обвел блаженными глазами внезапно опустевший мир. Она ушла. Исчезла в вечерней дымке волшебного лета, лучшего лета в жизни капитана Потрошилова. А на у прощание так тонко намекнула о своих чувствах! Легкий укол сожаления побудил его к действиям. Альберт Степанович элегантно забрался в скрипящий «Запорожец», положив не пригодившийся букет на переднюю панель. Его душа млела и томилась.
На обратном пути он едва разминулся с разочарованно возвращавшимися мстителями. Нерастраченная агрессия невоспитанных молодых людей требовала выхода. Похоже, Алик как невольный свидетель позора вызвал у них негативную реакцию. Мощный пинок по заднему бамперу подбросил машину вверх. Но даже это не смогло вывести Потрошилова из состояния клинического блаженства. Он снисходительно усмехнулся и не стал реагировать, простив ребятам их маленькие шалости.
Глава 17
ГУСЬ СВИНЬЕ НЕ ПЕТУХ
Петроградская сторона плавилась от жары, изнемогая всем своим хваленым «старым фондом». Она вдыхала горячий воздух переулками и подворотнями, помойками и колодцами, а затем выдыхала его в небо, умножий температуру втрое. Пролетариат смекалисто просушивал белье, используя халявную энергию солнца. Фасады домов преобразились. Декоративные извраты скульпторов золотого века дополнили разноцветные стеганые одеяла и подушки без наволочек. Желтые разводы на них, как годовые кольца деревьев, напоминали о прошедших праздниках и шумных застольях со всеми «вытекающими»… Грустные лица каменных изваяний с веревками на шеях тоскливо провожали глазами потных прохожих.
В тихом дворике затаился «Ленфильм». Здание киностудии, отделенное от тротуара и проезжей части клумбой, загаженной местными собаками, тоже притихло. Как все. В жарком мареве казалось, что буквы на фасаде висят криво, шевелятся и вот-вот рухнут, символизируя падение престижа отечественного кинематографа. Рассадник творческой мысли и культурного беспредела «косил» под «своего» в спально-архитектурном великолепии рабочего района.
Гром грянул внезапно. На фоне полного благополучия. Как обычно, гроза пришла с запада. Ухнуло так, что из окон кое-где повыпадали подушки. Затем резко потемнело, и все стихло. В этой зловещей тишине у киностудии началось движение…
Двери хлопнули всеми своими створками, вторя грозовым раскатам грома. На улицу выскочил суетливый мужичок с бородкой и крикнул в огромный никелированный рупор: «Выносите гада!» Затем, энергично прихрамывая, рванул в сторону клумбы.
Снова грянул гром, и снова хлопнули двери. Съемочная группа выносила человека на руках. В предгрозовую тишину ворвался слабый крик виновника торжества и тут же погрузился в многоголосый гомон кинематографистов. Крепкие руки каскадеров с трудом удерживали стремящееся к свободе большое тело.
Клим Распутин вращал головой из стороны в сторону, активно выкрикивая патетические лозунги.
— Эх вы-ы!!! — выл он, закатывая глаза. — Люди-и-и!!!
— Сволочь! — истерично завопила в ответ очкастая девушка с жидкими волосами и ударила Распутина по колену деревянной «хлопушкой», отмеряющей дубли.
Ошалелые от жары и раскатов грома прохожие остановились, с интересом наблюдая закулисную изнанку кинешной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104