Якут ввинтился в сопящую жаркую кучу и мгновенно захрапел.
* * *
Альберт Степанович проснулся вечером. Душа, палимая любовью, не давала сыщику покоя. Мамы дома не было, а страдать в одиночку не хотелось. Он немного поколебался и разбудил Доктора Ватсона. Хомяк недовольно зажмурился, предчувствуя долгую беседу. Разговоры с Аликом ему не нравились. Хозяин рассуждал громко и о своем, мешая спать. Кроме того, он много курил, отбивая Ватсону аппетит.
— Итак, Доктор, — объявил Потрошилов, раскуривая трубку, — вас, безусловно, интересует мое мнение…
Ватсон в ужасе закрыл нос лапками. Его интересовала только свежая морковка. А никак не болтовня. И вдруг произошло чудо — громкий голос смолк. Клубы дыма уплыли в сторону. Ватсон в изумлении уставился на Алика. Тот стоял у окна. Трубка тлела в безвольно опущенной руке. Отпавшая челюсть лежала на груди и мелко подрагивала. Гениальный сыщик постигал невероятный факт — утренний мираж был реальностью!
Прямо напротив фамильного балкона семьи Потрошиловых возвышалась яранга из линолеума с дверцей от холодильника. Рядом сидел знакомый чукча в очках и таращил на Алика свои узкие глаза. Альберт Степанович застыл в удивлении. Интуиция злорадно подсказала, что им интересуются народы Севера. Логического объяснения этому не было.
Потрошилов встрепенулся и задернул шторы. Ватсон добрался до морковки и удовлетворенно захрустел, наслаждаясь покоем. Он уважал тишину.
* * *
Люда манила Альберта Степановича. Рабочий день в больнице Всех Святых подходил к концу, следовательно, пора было приступать к наблюдению. Потрошилов выскользнул из родного подъезда, маскируясь маминым зонтиком, расписанным большими ромашками. Ему не хотелось встречаться с чукчами. И любой другой народностью Заполярья тоже.
«Запорожец» взревел мотором, унося Алика навстречу любви. Внезапно в зеркале заднего вида показались двое в унтах, очках и полушубках. Они неторопливо бежали за украинской иномаркой, вежливо стараясь не обгонять. Так же неумолимо и монотонно бегал в кино американский терминатор. Альберту Степановичу сделалось не по себе. Он прибавил газу и начал петлять. Преследователи не отставали.
Потрошилой уходил дворами. За ним по пятам шел «отмороженный» криминал. Такого с Аликом еще не случалось. В роли дичи он чувствовал себя неуютно. «Запорожец» ревел, здорово обижаясь на изнасилование моторесурса. На двадцатой минуте погони нервы капитана милиции не выдержали. Он резко затормозил, высовывая голову в приоткрытое окно. Тишину переулка прорезал гневный вопль:
— Прекратите безобразничать! Что вам от меня лужно?!
Якуты застыли на месте, ища, куда бы спрятаться. Как старший брат их заметил, было непонятно. Ни один олень, не оборачиваясь, не мог обнаружить погоню. Они переглянулись и быстро юркнули в ближайшие кусты.
Потрошилов с облегчением выдохнул. И даже торжествующе улыбнулся. Все-таки, он внушал ужас преступному элементу. Несмотря на национальность.
«Запорожец» уехал, потрескивая мотором. Сократ вылез из кустов, потрясенно глядя вслед:
— Однако, великий охотник! Ни разу не обернулся!
— Тойон, — с уважением отозвался Диоген. — Сердцем чувствует!
Тем не менее упускать брата из виду им не позволял наказ отца. Сократ вышел на проезжую часть. Он дотронулся до асфальта, поднес пальцы к носу и втянул воздух. След железного оленя был вонючим, но отчетливым.
— Найдем? — спросил Диоген.
— Найдем! — уверенно заявил Сократ. — Я запомнил номер.
Якуты сурово нахмурились и потрусили по чужой каменной тундре. От них было трудно уйти, не оставив следа.
* * *
Мама всегда права. Как трамвай. А в том что трамвай обычно прав, Альберт Степанович убедился на личном опыте. Впрочем, стоило только сесть за руль, как выяснилось, что правы не только мама и трамвай, но и все остальные. За исключением его самого. Ну да речь не об этом. Как и предсказывала Валентина Петровна, с приобретением «Запорожца» Люда стала ближе и доступнее. Для наблюдения. Тут Потрошилов был асом.
Через неделю он знал о любимой женщине все. Она действительно была челюстно-лицевым хирургом. И еще профессионально занималась тяжелой атлетикой. После чего плавала в бассейне. Мужа у Люды не было. Узнав о ее трагическом семейном положении, Алик усмехнулся:
— Пока!
Он постоянно следовал за Людиным джипом. Отставал (часто). Догонял (редко). И старался быть незаметным. Альберт Степанович с наслаждением совершал все подряд глупости, свойственные влюбленным. Он подолгу смотрел на ее окна, постоянно говорил о ней с единственным другом — хомяком Ватсоном и иногда звонил ей домой, чтобы затаенно помолчать в трубку. А когда любимая мирно спала в своей уютной однокомнатной квартире на улице Есенина (дом одиннадцать, общая площадь тридцать два квадратных метра, санузел раздельный, лоджия не застеклена), Алик писал сонеты.
Пульсация пыли среди безнадежности
Распишет Вселенную ультрамарином.
На грани блестящей волны протекающей
Я выгрызу сердцем имя Людмила…
Валентина Петровна следила за интенсивными движениями души Алика с кухни. Отчеты о проделанной работе она анализировала вечерами. Под чашку настоящего английского чая с молоком. Наконец настал момент, когда сбор информации превратился в бесплодное подглядывание.
— Сын, — сказала Валентина Петровна, — пора вступать в контакт!
Альберт Степанович замер. Его мужественное сердце бешено забилось в груди. Из всех вариантов вступления в контакт он логическим путем выбрал самый экстремальный и прошептал:
—Пора нанести решающий удар?
— Для начала хотя бы познакомься, — остудила мама его пыл, — например, в бассейне.
Потрошилов попытался вспомнить, есть ли у него плавки и когда он вообще бороздил водную гладь очень вольным стилем. Вместо этого на память пришел последний выезд на трехдневного утопленника. Героического капитана передернуло.
— Возле бассейна, — проницательно поправилась Валентина Петровна, — и не забудь цветы. Розы или гвоздики не бери. Это банально. Лучше что-нибудь оригинальное, простенькое, но со вкусом. Заодно поблагодаришь за лечение.
Решение семейного совета подлежало претворению на следующий день. Темно-серый «Запорожец» цвета «не металик» выехал заранее. Альберт Степанович был сосредоточен и собран. Мамой. На выполнение отчаянной миссии знакомства. В его кармане лежали расческа, носовой платок и удостоверение. Пистолет он решил не брать, чтобы не напугать любимую. На заднем сиденье перекатывался элегантный букет полевых колокольчиков.
По пути Потрошилов мечтал о Люде. Нечаянно пропустив четыре переключения светофора. На одном из самых оживленных перекрестков города. В час пик. Загородив поворот колонне из таких же, как и его «Запорожец», иномарок… Очнулся он от оглушительного стука по крыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
* * *
Альберт Степанович проснулся вечером. Душа, палимая любовью, не давала сыщику покоя. Мамы дома не было, а страдать в одиночку не хотелось. Он немного поколебался и разбудил Доктора Ватсона. Хомяк недовольно зажмурился, предчувствуя долгую беседу. Разговоры с Аликом ему не нравились. Хозяин рассуждал громко и о своем, мешая спать. Кроме того, он много курил, отбивая Ватсону аппетит.
— Итак, Доктор, — объявил Потрошилов, раскуривая трубку, — вас, безусловно, интересует мое мнение…
Ватсон в ужасе закрыл нос лапками. Его интересовала только свежая морковка. А никак не болтовня. И вдруг произошло чудо — громкий голос смолк. Клубы дыма уплыли в сторону. Ватсон в изумлении уставился на Алика. Тот стоял у окна. Трубка тлела в безвольно опущенной руке. Отпавшая челюсть лежала на груди и мелко подрагивала. Гениальный сыщик постигал невероятный факт — утренний мираж был реальностью!
Прямо напротив фамильного балкона семьи Потрошиловых возвышалась яранга из линолеума с дверцей от холодильника. Рядом сидел знакомый чукча в очках и таращил на Алика свои узкие глаза. Альберт Степанович застыл в удивлении. Интуиция злорадно подсказала, что им интересуются народы Севера. Логического объяснения этому не было.
Потрошилов встрепенулся и задернул шторы. Ватсон добрался до морковки и удовлетворенно захрустел, наслаждаясь покоем. Он уважал тишину.
* * *
Люда манила Альберта Степановича. Рабочий день в больнице Всех Святых подходил к концу, следовательно, пора было приступать к наблюдению. Потрошилов выскользнул из родного подъезда, маскируясь маминым зонтиком, расписанным большими ромашками. Ему не хотелось встречаться с чукчами. И любой другой народностью Заполярья тоже.
«Запорожец» взревел мотором, унося Алика навстречу любви. Внезапно в зеркале заднего вида показались двое в унтах, очках и полушубках. Они неторопливо бежали за украинской иномаркой, вежливо стараясь не обгонять. Так же неумолимо и монотонно бегал в кино американский терминатор. Альберту Степановичу сделалось не по себе. Он прибавил газу и начал петлять. Преследователи не отставали.
Потрошилой уходил дворами. За ним по пятам шел «отмороженный» криминал. Такого с Аликом еще не случалось. В роли дичи он чувствовал себя неуютно. «Запорожец» ревел, здорово обижаясь на изнасилование моторесурса. На двадцатой минуте погони нервы капитана милиции не выдержали. Он резко затормозил, высовывая голову в приоткрытое окно. Тишину переулка прорезал гневный вопль:
— Прекратите безобразничать! Что вам от меня лужно?!
Якуты застыли на месте, ища, куда бы спрятаться. Как старший брат их заметил, было непонятно. Ни один олень, не оборачиваясь, не мог обнаружить погоню. Они переглянулись и быстро юркнули в ближайшие кусты.
Потрошилов с облегчением выдохнул. И даже торжествующе улыбнулся. Все-таки, он внушал ужас преступному элементу. Несмотря на национальность.
«Запорожец» уехал, потрескивая мотором. Сократ вылез из кустов, потрясенно глядя вслед:
— Однако, великий охотник! Ни разу не обернулся!
— Тойон, — с уважением отозвался Диоген. — Сердцем чувствует!
Тем не менее упускать брата из виду им не позволял наказ отца. Сократ вышел на проезжую часть. Он дотронулся до асфальта, поднес пальцы к носу и втянул воздух. След железного оленя был вонючим, но отчетливым.
— Найдем? — спросил Диоген.
— Найдем! — уверенно заявил Сократ. — Я запомнил номер.
Якуты сурово нахмурились и потрусили по чужой каменной тундре. От них было трудно уйти, не оставив следа.
* * *
Мама всегда права. Как трамвай. А в том что трамвай обычно прав, Альберт Степанович убедился на личном опыте. Впрочем, стоило только сесть за руль, как выяснилось, что правы не только мама и трамвай, но и все остальные. За исключением его самого. Ну да речь не об этом. Как и предсказывала Валентина Петровна, с приобретением «Запорожца» Люда стала ближе и доступнее. Для наблюдения. Тут Потрошилов был асом.
Через неделю он знал о любимой женщине все. Она действительно была челюстно-лицевым хирургом. И еще профессионально занималась тяжелой атлетикой. После чего плавала в бассейне. Мужа у Люды не было. Узнав о ее трагическом семейном положении, Алик усмехнулся:
— Пока!
Он постоянно следовал за Людиным джипом. Отставал (часто). Догонял (редко). И старался быть незаметным. Альберт Степанович с наслаждением совершал все подряд глупости, свойственные влюбленным. Он подолгу смотрел на ее окна, постоянно говорил о ней с единственным другом — хомяком Ватсоном и иногда звонил ей домой, чтобы затаенно помолчать в трубку. А когда любимая мирно спала в своей уютной однокомнатной квартире на улице Есенина (дом одиннадцать, общая площадь тридцать два квадратных метра, санузел раздельный, лоджия не застеклена), Алик писал сонеты.
Пульсация пыли среди безнадежности
Распишет Вселенную ультрамарином.
На грани блестящей волны протекающей
Я выгрызу сердцем имя Людмила…
Валентина Петровна следила за интенсивными движениями души Алика с кухни. Отчеты о проделанной работе она анализировала вечерами. Под чашку настоящего английского чая с молоком. Наконец настал момент, когда сбор информации превратился в бесплодное подглядывание.
— Сын, — сказала Валентина Петровна, — пора вступать в контакт!
Альберт Степанович замер. Его мужественное сердце бешено забилось в груди. Из всех вариантов вступления в контакт он логическим путем выбрал самый экстремальный и прошептал:
—Пора нанести решающий удар?
— Для начала хотя бы познакомься, — остудила мама его пыл, — например, в бассейне.
Потрошилов попытался вспомнить, есть ли у него плавки и когда он вообще бороздил водную гладь очень вольным стилем. Вместо этого на память пришел последний выезд на трехдневного утопленника. Героического капитана передернуло.
— Возле бассейна, — проницательно поправилась Валентина Петровна, — и не забудь цветы. Розы или гвоздики не бери. Это банально. Лучше что-нибудь оригинальное, простенькое, но со вкусом. Заодно поблагодаришь за лечение.
Решение семейного совета подлежало претворению на следующий день. Темно-серый «Запорожец» цвета «не металик» выехал заранее. Альберт Степанович был сосредоточен и собран. Мамой. На выполнение отчаянной миссии знакомства. В его кармане лежали расческа, носовой платок и удостоверение. Пистолет он решил не брать, чтобы не напугать любимую. На заднем сиденье перекатывался элегантный букет полевых колокольчиков.
По пути Потрошилов мечтал о Люде. Нечаянно пропустив четыре переключения светофора. На одном из самых оживленных перекрестков города. В час пик. Загородив поворот колонне из таких же, как и его «Запорожец», иномарок… Очнулся он от оглушительного стука по крыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104