— Мелина! — Бидж втащила ее в комнату. — С тобой все в порядке? — На нее как ужасная тяжесть навалилась мысль: — Боже мой, с Кружкой ничего не случилось?
Стефан кинулся к девушке-фавну и подхватил ее. Как когда-то Мелина сказала Бидж, они со Стефаном выросли вместе; Стефан относился к ней, как к сестре. Он что-то тихо сказал ей по-гречески и потом спросил:
— Филдс?
Мелина замотала головой и сжала губы.
— Хрис. — Только теперь она начала плакать.
Снаружи было мокро и холодно: в такой день Бидж постаралась бы заниматься своими записями, устроившись поближе к печке в своем доме на Перекрестке, а Дафни грелась бы у огня, прижавшись к ее ногам.
Вместо этого Бидж вместе с Кружкой находилась там, где обычно бывала Мелина. Кружка кутался в теплое пальто, он отказался снять шапку даже во время молитвы. Трактирщик выглядел усталым и ужасно старым. Стефан, запахнув куртку и натянув шарф до ушей, шляпу держал в руке; другая его рука сжимала плечо Бидж.
Мелина стояла с другой стороны могилы и не переставая плакала. Худой серьезный темноволосый молодой человек лет двадцати пяти, в очках и поношенном пальто, держал над ней зонт. Это был проповедник из сельской церкви, в которую Мелина ходила молиться. Время от времени он обнимал ее за плечи.
Заупокойная служба казалась долгой, потому что язык был непонятен, а погода ужасна; на самом деле она заняла меньше получаса.
Никто из членов семьи, кроме Стана, не присутствовал. Православный священник из Роанока вел службу по-гречески.
Дождь шумел в деревьях и делал слова священника неясными и далекими. Евангельский текст, который священник прочел по-гречески, а Мелинин проповедник — по-английски, смутно помнился Бидж с детских лет, когда ее водила в церковь ласковая, но непреклонная мать.» Ныне же будешь со Мной в раю»note 30… У Бидж это вызвало представление о Перекрестке — весеннем, с прилетевшими птицами и распускающейся листвой.
Б'ку, одетый в позаимствованный у кого-то плащ и шляпу, которая на несколько размеров была ему велика, выглядел трогательно маленьким и печальным. Он стоял немного в стороне от остальных: пигмей всегда чувствовал себя неуютно в толпе.
Даже если бы служба шла на английском, Бидж все равно ничего не поняла бы. Она пристально смотрела на кучу мокрой земли, вспоминая, как меньше полугода назад стояла у могилы своей матери. Она вспоминала Питера; тот сжимал и разжимал кулаки, глядя, как шестеро их друзей несут гроб. Дядя Роджер из Вяльямсбурга, переживавший, что это ему не по силам, был в числе почетных носильщиков. Теперь, вспоминая все это, Бидж думала о том, как мало было у нее родственников старше пятидесяти с материнской стороны.
Давние похороны отца были для Бидж смутным воспоминанием. Вообще единственным, что она помнила отчетливо, был момент у могилы матери, когда она осознала, что теперь стала круглой сиротой.
Бидж с жалостью посмотрела на Стана; его мать умерла давно, а сестру он потерял еще в детстве. У Бидж по крайней мере был Питер.
На глаза Бидж попался большой венок; как и положено для похорон, в нем было больше зелени, чем цветов. Она сначала посмотрела на него рассеянно, потом более внимательно и невольно улыбнулась. Венок был сплетен из розмарина, шалфея, петрушки и стеблей чеснока вместе с головками; Бидж потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что фиолетовые цветы — это цветы лука-резанца. Девушка наклонилась и прочла лаконичную надпись на венке: «Незабвенному. А. Грифон».
Служба закончилась. Мелина подошла пожать руку Стану:
— Я сочувствую твоему горю… — Она снова начала всхлипывать. Стан обнял ее, и Мелина прижалась лицом к его пальто. Стан погладил ее по голове, разделяя скорбь, но не глядя на девушку. Если он и нащупал ее рожки, то не подал виду.
В конце концов Мелина выпрямилась, поцеловала Стана и отошла под зонт, который по-прежнему держал проповедник. Бидж приблизилась к греку:
— Я так тебе сочувствую…
Стан сделал такое движение, как будто выжимал полотенце.
— Знаешь, я всегда думал, что традиции — это мелочь. Но я приехал сюда, в семейный склеп, и я посыпал кости матери и маленькой сестренки розмарином — как меня много лет назад учил папа. Не знаю, делают ли так в других семьях или это только наш обычай, но я почувствовал, что делаю правильно. Мне показалось, что я говорю им: «К вам присоединяется папа», и они будут ждать его… — Его голос осекся. Стан смотрел на Бидж грустно и не вытирал слез. — Теперь я взрослый.
Бидж часто задумывалась о том, когда же она почувствует себя взрослой. Она не сказала Стану, к какому выводу пришла: никто никогда не чувствует себя взрослым. Люди подписывают чеки, кричат на подчиненных, боятся не уложиться в срок и переживают стрессы — и при этом гадают, вырастут ли они когда-нибудь.
Б'ку стеснительно потянул Стана за рукав и сунул ему в руку несколько золотых монет. Стан ошарашенно вытаращил на него глаза.
— Мафунду, — просто сказал Б'ку.
— Похоронные расходы, — перевел Кружка, — по-конголезски. Так он выражает уважение и показывает, как близок был с твоим отцом. Пожалуйста, возьми монеты: иначе он будет ужасно огорчен.
Стан неуверенно сунул монеты в карман.
— Большое спасибо, — сказал он громко. — Благодарю тебя от имени отца. Б'ку кивнул:
— Спасббо. — В середине слова у него получился звонкий щелчок. Старый пигмей был невыразимо печален, он пожал руку Стана и тихо прошептал: — Гхрис…
Он повернулся и отошел, отмахнувшись от Кружки: Б'ку хотел остаться в одиночестве.
Стан повернулся к Бидж и сказал почти нормальным голосом:
— Я помню, когда я был совсем маленьким, мама говорила мне: «Когда-нибудь ты увидишь своего папу, если только Гитлер не доберется до него раньше». — Стан рассмеялся, и его глаза снова наполнились слезами. — Я был сопляком тогда; что я знал о Гитлере? Я решил, что это сказочное чудовище. Мне снились кошмары: огромный покрытый чешуей Гитлер хватает человека, которого все называют моим папой, а я не могу ему помешать. После того, как я увидел отца, человек в моих снах обрел его лицо. Последний раз этот кошмар приснился мне прошлой ночью.
Кружка сжал руку Стана обеими руками:
— Чудовище до него не добралось. Твой отец любил тебя так, что не побоялся вернуться за тобой: ты был ему дороже жизни. Поверь мне, Хрис был самым смелым и самым счастливым человеком из всех, кого я только знаю.
Стан кивнул и отошел, вытирая глаза. Кружка, глядя ему вслед, пробормотал:
— Нас тревожит Моргана; ему все еще снится Гитлер. Бидж взяла его под руку.
— А тебе разве нет?
— Все время. — Кружка шагал по мокрой земле очень осторожно; Бидж поняла, какие усилия он прилагает, чтобы не выглядеть дряхлым. — Поэтому я и стараюсь видеть, во сне Моргану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117