Она и сама справится с Бичом и уже имеет свой план.
Волнение в другом конце приемной отвлекло внимание Екатерины от зрелища за окном. Двойные двери с размаху распахнулись настежь, возвестив о появлении ее сына. Его Величество король Франции. Екатерина посмотрела на сына и скривила губы в полупрезрительной усмешке, отметив, что Генрих совсем не напоминал своего рослого, пышущего здоровьем отца, хотя она и назвала мальчика в честь мужа.
Его обшитый тесьмой, украшенный фестонами камзол выгодно подчеркивал стройную талию, но придавал ему несколько женоподобный вид. Так же, как и жемчужные серьги, висевшие на его раковинообразных ушах, и его длинные черные волосы, убранные назад и открывавшие лоб. И все же Екатерина не могла не любоваться своим сыном. Его смуглая породистая итальянская красота рождала мысль, что в нем больше ее крови, чем в остальных ее детях.
Генрих вручил собачку кому-то из свиты и, жестом показав остальным, что все свободны, направился к окну, где его поджидала Екатерина. Она поклонилась ему, потом подставила щеку для поцелуя. Жест этот Генрих многозначительно проигнорировал. Он с капризным выражением наблюдал за приготовлениями к турниру, опираясь рукой на подоконник. На каждом пальце поблескивали массивные кольца. Екатерина незаметно приблизилась к сыну, чтобы их не услышали придворные в другом конце приемной.
– Все еще дуетесь, Ваше Величество?
– Если и так, у меня есть на то причины, мадам. – Генрих стрельнул в нее колким взглядом. – Похоже, все при дворе, включая самого младшего пажа, раньше меня узнали о возвращении Бича. И все из-за моей матери, которая не сочла нужным сообщить мне, хотя и все знала.
– Я не видела причины смущать вас этой новостью.
– Смущать меня? Но я же король. Меня следовало предупредить, что один из моих злейших врагов прокрался в Париж и бродит тут безнаказанно. Боже мой, мадам! Вы, возможно, забыли, как Николя Реми с отрядом своих бунтовщиков гугенотов однажды уже одолел мои войска на поле битвы. Но я-то ничего не забыл.
– Время от времени все терпят поражение, дорогой мой Генрих. Постарайтесь свыкнуться с этой мыслью.
Щека ее сына задергалась – злополучный лицевой тик, который усиливался, когда он сильно волновался. Екатерина успокаивающе погладила его по руке.
– Я не спешила сообщать вам о появлении капитана Реми из опасения, что вы можете совершить какой-нибудь необдуманный шаг.
– Например, завершить начатое в канун Дня святого Варфоломея?
– Вот именно. Что-то в этом духе. Если не считать некоторых незначительных стычек, мы достигли мира с гугенотами, пусть хрупкого и шаткого, но я намерена этот мир сохранить. С вас хватит и тех мучеников, что вы издали им той ночью.
– По вашей милости, мадам, – проворчал Генрих. – Иногда мне приходит в голову, что я вообще не участвовал бы в той резне, если бы не вдохнул того странного марева из вашей курительницы.
– Не обманывайтесь на этот счет, сынок. Все мужчины по натуре своей вспыльчивы и горячи. И не требуется никаких заклинаний, чтобы они начали убивать. Ничего магического в моей курительнице не было. Кто-то может подумать, будто вы стали сомневаться в полной абсурдности слухов, что ваша матушка – ведьма.
Генрих ничего не произнес в ответ, только приподнял спои выщипанные брови и окинул ее загадочным взглядом. Вытащив руку из-под ее руки, он забарабанил своими тонкими длинными пальцами по подоконнику, и под солнечными лучами от его колец заиграла радуга.
– Отлично. Признаю, что неблагоразумно убивать Бича по политическим соображениям. Но объясните же мне, почему вы сочли необходимым удостоить чести негодяя, приглашая его участвовать в моем турнире.
Генрих напоминал разобиженного ребенка, которого вставляют делиться своими игрушками, и Екатерина с удовольствием отшлепала бы его. Но ее сын все-таки был королем Франции. Неудобный факт, но Екатерине следовало это помнить.
– После смерти вашего дорогого отца со всеми введенными ограничениями поединки стали скучными и вялыми. – Обуздывая раздражение, Темная Королева осторожно подбирала слова, словно внушала неразумному ребенку прописные истины. – Но турнир есть турнир, и все-таки он чреват неожиданностями, Ваше Величество. Рыцари всегда рискуют жизнью.
– Так вот какую игру вы затеяли, – прищурившись, Генрих посмотрел на мать. – Ладно, хоть я с большим удовольствием сам снес голову этому мерзавцу Бичу, полагаю, с него хватит и несчастного случая, о котором вы позаботитесь.
Генрих оттолкнулся от подоконника. Его черные глаза Медичи, так похожие на материнские, вспыхнули.
– Однако я хочу, чтобы вы кое-что твердо усвоили, мадам. У вас уже было два сына на троне, но теперь король – я. Мой брат Франциск был болезнен и слаб. Карл просто помешан. Я ни то ни другое. Я сам намерен править страной и не хочу, чтобы моя мать постоянно что-то тайно замышляла за моей спиной. А что касается турнира, у меня самого припасен некий сюрприз.
С хитрой ухмылкой и насмешливым поклоном Генрих покинул мать и вернулся к своей свите. Озабоченно нахмурившись, Екатерина смотрела ему вслед. Она всегда легко читала своих детей по глазам. Впервые кто-то из них оказал ей сопротивление, и она явно почувствовала себя не в своей тарелке.
Сюрприз? На турнире? Он намерен править без тайных происков своей матери? Что же все-таки Генрих подразумевал под этими словами? Если бы Екатерина не знала его слишком хорошо, она предположила бы, что ее сын имел наглость только что угрожать ей.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Под окнами Лувра все напоминало о временах из легенд о Камелоте. Красочным разноцветьем пестрели натянутые палатки и флаги, трепещущие на ветру. Рыцари, рослые молодые люди, упаковывали себя в доспехи и, пока их оруженосцы тщательно драили оружие, обменивались друг с другом приветствиями, пожеланиями или колкостями. Солнце уже начинало припекать далее сквозь натянутый тент, и день обещал быть жарким. Реми прервал свое занятие, чтобы вытереть пот со лба. Согнувшись над своим королем, он закреплял ремни на латах, прикрывавших руки Наварры выше локтей. Вовсе не легкая задача, если учесть, что король не был расположен стоять смирно, и Реми чувствовал, как в нем нарастает раздражение. Зрители продолжали стекаться через ворота дворца, те, кто приезжал верхом, смешивались с пешей гурьбой обычного люда. Подъезжали кареты, чтобы извергнуть из своих глубин разодетых в шелка знатных кавалеров и их дам. При появлении очередного платья или юбки с турнюрами, каждой шляпы с вуалью Наварра резко подавался вперед, чтобы тут же разочарованно откинуться назад.
Реми боялся, что он ведет себя не лучше своего король. Больше всего его угнетало, что они оба нетерпеливо ожидают появления одной и той же женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Волнение в другом конце приемной отвлекло внимание Екатерины от зрелища за окном. Двойные двери с размаху распахнулись настежь, возвестив о появлении ее сына. Его Величество король Франции. Екатерина посмотрела на сына и скривила губы в полупрезрительной усмешке, отметив, что Генрих совсем не напоминал своего рослого, пышущего здоровьем отца, хотя она и назвала мальчика в честь мужа.
Его обшитый тесьмой, украшенный фестонами камзол выгодно подчеркивал стройную талию, но придавал ему несколько женоподобный вид. Так же, как и жемчужные серьги, висевшие на его раковинообразных ушах, и его длинные черные волосы, убранные назад и открывавшие лоб. И все же Екатерина не могла не любоваться своим сыном. Его смуглая породистая итальянская красота рождала мысль, что в нем больше ее крови, чем в остальных ее детях.
Генрих вручил собачку кому-то из свиты и, жестом показав остальным, что все свободны, направился к окну, где его поджидала Екатерина. Она поклонилась ему, потом подставила щеку для поцелуя. Жест этот Генрих многозначительно проигнорировал. Он с капризным выражением наблюдал за приготовлениями к турниру, опираясь рукой на подоконник. На каждом пальце поблескивали массивные кольца. Екатерина незаметно приблизилась к сыну, чтобы их не услышали придворные в другом конце приемной.
– Все еще дуетесь, Ваше Величество?
– Если и так, у меня есть на то причины, мадам. – Генрих стрельнул в нее колким взглядом. – Похоже, все при дворе, включая самого младшего пажа, раньше меня узнали о возвращении Бича. И все из-за моей матери, которая не сочла нужным сообщить мне, хотя и все знала.
– Я не видела причины смущать вас этой новостью.
– Смущать меня? Но я же король. Меня следовало предупредить, что один из моих злейших врагов прокрался в Париж и бродит тут безнаказанно. Боже мой, мадам! Вы, возможно, забыли, как Николя Реми с отрядом своих бунтовщиков гугенотов однажды уже одолел мои войска на поле битвы. Но я-то ничего не забыл.
– Время от времени все терпят поражение, дорогой мой Генрих. Постарайтесь свыкнуться с этой мыслью.
Щека ее сына задергалась – злополучный лицевой тик, который усиливался, когда он сильно волновался. Екатерина успокаивающе погладила его по руке.
– Я не спешила сообщать вам о появлении капитана Реми из опасения, что вы можете совершить какой-нибудь необдуманный шаг.
– Например, завершить начатое в канун Дня святого Варфоломея?
– Вот именно. Что-то в этом духе. Если не считать некоторых незначительных стычек, мы достигли мира с гугенотами, пусть хрупкого и шаткого, но я намерена этот мир сохранить. С вас хватит и тех мучеников, что вы издали им той ночью.
– По вашей милости, мадам, – проворчал Генрих. – Иногда мне приходит в голову, что я вообще не участвовал бы в той резне, если бы не вдохнул того странного марева из вашей курительницы.
– Не обманывайтесь на этот счет, сынок. Все мужчины по натуре своей вспыльчивы и горячи. И не требуется никаких заклинаний, чтобы они начали убивать. Ничего магического в моей курительнице не было. Кто-то может подумать, будто вы стали сомневаться в полной абсурдности слухов, что ваша матушка – ведьма.
Генрих ничего не произнес в ответ, только приподнял спои выщипанные брови и окинул ее загадочным взглядом. Вытащив руку из-под ее руки, он забарабанил своими тонкими длинными пальцами по подоконнику, и под солнечными лучами от его колец заиграла радуга.
– Отлично. Признаю, что неблагоразумно убивать Бича по политическим соображениям. Но объясните же мне, почему вы сочли необходимым удостоить чести негодяя, приглашая его участвовать в моем турнире.
Генрих напоминал разобиженного ребенка, которого вставляют делиться своими игрушками, и Екатерина с удовольствием отшлепала бы его. Но ее сын все-таки был королем Франции. Неудобный факт, но Екатерине следовало это помнить.
– После смерти вашего дорогого отца со всеми введенными ограничениями поединки стали скучными и вялыми. – Обуздывая раздражение, Темная Королева осторожно подбирала слова, словно внушала неразумному ребенку прописные истины. – Но турнир есть турнир, и все-таки он чреват неожиданностями, Ваше Величество. Рыцари всегда рискуют жизнью.
– Так вот какую игру вы затеяли, – прищурившись, Генрих посмотрел на мать. – Ладно, хоть я с большим удовольствием сам снес голову этому мерзавцу Бичу, полагаю, с него хватит и несчастного случая, о котором вы позаботитесь.
Генрих оттолкнулся от подоконника. Его черные глаза Медичи, так похожие на материнские, вспыхнули.
– Однако я хочу, чтобы вы кое-что твердо усвоили, мадам. У вас уже было два сына на троне, но теперь король – я. Мой брат Франциск был болезнен и слаб. Карл просто помешан. Я ни то ни другое. Я сам намерен править страной и не хочу, чтобы моя мать постоянно что-то тайно замышляла за моей спиной. А что касается турнира, у меня самого припасен некий сюрприз.
С хитрой ухмылкой и насмешливым поклоном Генрих покинул мать и вернулся к своей свите. Озабоченно нахмурившись, Екатерина смотрела ему вслед. Она всегда легко читала своих детей по глазам. Впервые кто-то из них оказал ей сопротивление, и она явно почувствовала себя не в своей тарелке.
Сюрприз? На турнире? Он намерен править без тайных происков своей матери? Что же все-таки Генрих подразумевал под этими словами? Если бы Екатерина не знала его слишком хорошо, она предположила бы, что ее сын имел наглость только что угрожать ей.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Под окнами Лувра все напоминало о временах из легенд о Камелоте. Красочным разноцветьем пестрели натянутые палатки и флаги, трепещущие на ветру. Рыцари, рослые молодые люди, упаковывали себя в доспехи и, пока их оруженосцы тщательно драили оружие, обменивались друг с другом приветствиями, пожеланиями или колкостями. Солнце уже начинало припекать далее сквозь натянутый тент, и день обещал быть жарким. Реми прервал свое занятие, чтобы вытереть пот со лба. Согнувшись над своим королем, он закреплял ремни на латах, прикрывавших руки Наварры выше локтей. Вовсе не легкая задача, если учесть, что король не был расположен стоять смирно, и Реми чувствовал, как в нем нарастает раздражение. Зрители продолжали стекаться через ворота дворца, те, кто приезжал верхом, смешивались с пешей гурьбой обычного люда. Подъезжали кареты, чтобы извергнуть из своих глубин разодетых в шелка знатных кавалеров и их дам. При появлении очередного платья или юбки с турнюрами, каждой шляпы с вуалью Наварра резко подавался вперед, чтобы тут же разочарованно откинуться назад.
Реми боялся, что он ведет себя не лучше своего король. Больше всего его угнетало, что они оба нетерпеливо ожидают появления одной и той же женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130