– В отличие от вас, моего бессердечного Бича, который так никогда и не был влюблен. Клянусь, я никогда не знал ни одного мужчины, столь невосприимчивого к чарам прекрасного пола.
«Невосприимчив к чарам всех, кроме одной», – мрачно отметил про себя Реми.
– Увы и ах, боюсь, я чересчур слаб в этом отношении. – Наварра притворно вздохнул. – Лет так с четырнадцати я слишком остро почувствовал, что женщины – лучшее из созданного Богом на нашей земле. А мадемуазель Габриэль Шене, бесспорно, прекраснейшая из них всех. – Реми постарался остаться безразличным, когда имя Габриэль сорвалось с губ короля. Наварра прошел мимо него и выглянул в окно. Он смотрел в ночь, и на лице застыло мечтательное сладострастие. – Само солнце стыдится сравнения с ее золотыми локонами, очи ее напоминают мне о прозрачных голубых ручьях в родных горах. Ее нежные алые губы обещают мужчине все вообразимые удовольствия. Кожа у нее белая, как свежие сливки, и такая гладкая, что шелкам далеко до нее, а ее крепкие и налитые груди так и напрашиваются на ласку.
Реми затаил дыхание. Если бы любой другой мужчина подобным образом говорил о Габриэль, он бы приказал тому замолчать, если не хочет, чтобы ему заткнули рот силой. Но он не мог себе позволить оборвать короля. Реми оставалось только до боли в суставах сжимать кулаки и слушать дальше, храня мрачное молчание.
Безучастность капитана, видимо, возмутила Наварру. Король прервал перечисление прелестей Габриэль и бросил на Реми нетерпеливый взгляд.
– Да вы и сами видели эту даму, капитан. Не могли же вы не заметить, насколько она изящна.
Реми скрежетал зубами. Да, он заметил. Боже правый, помоги ему.
– Она прехорошенькая, в этом я с вами соглашусь, – глухо и натянуто ответил он. – Но я уверен, что здесь, при дворе, вдоволь красивых женщин. Как и дома, в Наварре.
– Да, конечно, вдоволь, и на протяжении долгого времени я не находил в Габриэль особенной исключительности. Время от времени в ней проявляется нечто такое надменное, что держит мужчин на расстоянии. Но последнее время она позволила мне преодолеть эту ее надменность, и я улавливаю в ней проблески женщины, которая горяча, страстна и ранима. Я заглядываю ей в глаза и вижу там отпечаток какого-то тайного горя, и это еще долго после ее ухода преследует меня. – Наварра прервался, криво усмехнувшись. – Ну, конечно, вам не понять, о чем я говорю, капитан.
В том-то и заключалась беда, что Реми слишком хорошо понимал своего короля.
– Мужчина, который, в конце концов, завоюет сердце Габриэль, в самом деле получит настоящее сокровище, – продолжал Наварра. – Этой женщине удается оставаться неуловимой, и этим она доводит до умопомрачения. Однако за всей ее внешней ледяной холодностью пылает внутренний огонь, страсть, которую мужчина жаждет испытать, опробовать на себе. И я бы испытал, если бы не вы, мой капитан. – Наварра, словно поддразнивая своего собеседника, взглянул на Реми уголком глаз, но в голосе его слышалась некоторая досада. – Ваше неожиданное воскрешение из мертвых оказалось немного несвоевременно. Я думал, что наконец-то убедил чудесницу разделить со мной ложе сегодня ночью.
Выходит, Габриэль еще не успела отдаться Наварре? Но какое это имело для него значение? Разве у нее не было других любовников? Но мысль, что она еще не делила ложе с его королем, наполнила Реми неистовым ликованием, которое он с неимоверным усилием скрыл. Капитан резко опустил голову. Неправильно расценив это движение, Наварра подкрался и игриво ткнул Реми в плечо кулаком.
– Да, не убивайтесь вы так, дружище. Я полностью прощаю вам, – уж весело обратился он к нему. – Ну, не удалась эта ночь любви, наступит еще множество других ночей.
«Да, и непременно». Все ликование Реми исчезло. Он стиснул зубы, да так неистово, что не удивился бы, если бы Наварра услышал, как они скрежещут.
– Как бы вы ни были увлечены мадемуазель Шене, вам не следует оставаться здесь из-за женщины, – сказал он. – Не следует, поскольку ваша страна ждет восстановления вашего правления. Вы должны при первой же возможности бежать и возвратиться домой. И ваша честь, и ваш долг требуют этого.
– А если первейший долг мужчины – быть с женщиной, которую он обожает? – Наварра упрямо скривил губы. – Королевства рушатся, капитан. Войны забываются, благородные дела обращаются в пыль. Что, если в конечном счете в жизни мужчины действительно имеет значение лишь то, как он умел любить?
Реми с тревогой посмотрел на короля. Он видел Генриха в муках безумной страсти и прежде, но никогда тот настолько не таял от чувств. Габриэль и вправду лишила его воли. Неудивительно, что она пожелала рискнуть организовать их встречу.
Реми почувствовал, как в нем вспыхивает и нарастает злость. Против Габриэль, которая околдовала короля, против Генриха, который позволил обманом завладеть собой. И больше всего против себя, сгоравшего от ревности, которую не в силах был подавить.
– Есть обстоятельство, о котором вы забываете, сир. Вы женатый человек. Как же ваша жена? – Еще не договорив, Реми, понял, каким безнадежно наивным педантом он выглядит. И не удивился, когда Наварра громко расхохотался ему прямо в лицо.
– Марго? Ручаюсь вам, капитан, мою королеву не слишком заботит, в чьей я кровати нахожусь, лишь бы я не посягал на ее ложе.
– А как же семья мадемуазель Шене?
– Семья? У нее есть семья?
– Да! Она дочь французского дворянина и наследницы острова Фэр. Ее старшая сестра, Арианн, графиня Ринap, женщина превосходной репутации. Она не одобрила бы ваши планы сделать Габриэль своей любовницей.
– Несколько поздновато для этой матроны высказывать, свое неодобрение, да и вообще беспокоиться о добродетелях сестры, вы так не считаете? – сухо отрезал Наварра. – Габриэль – куртизанка, и давно.
– Уверен, Арианн глубоко огорчил отъезд Габриэль и Париж. Она хотела бы, чтобы ее сестра отказалась от своего занятия и стала бы вести респектабельный образ жизни.
– Передайте этой почтенной матроне, пусть не волнуется, – пожал плечами Наварра. – Я позабочусь о будущем Габриэль. Подыщу для нее мужа. Может, какого-нибудь пустячного дворянина, кого-то, кто даст ей свое имя и титул. Человека, которому можно доверять и который сумеет понять уникальный характер нашей договоренности, ведь Габриэль лишь номинально станет его женой и будет делить ложе только со мной. Найдется много мужчин, которые согласятся на такую сделку ради моей благодарности, ради того богатства, которое я подарю им. – Глаза Наварры вспыхнули, и он хитро посмотрел на Реми. – Есть и те, кто заявляет, что безоговорочно преданны мне и ради меня пойдут на все.
Реми отвернулся, чтобы скрыть, как ему противно слушать Генриха. Случилось то, чего мать короля, Жанна, всегда боялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
«Невосприимчив к чарам всех, кроме одной», – мрачно отметил про себя Реми.
– Увы и ах, боюсь, я чересчур слаб в этом отношении. – Наварра притворно вздохнул. – Лет так с четырнадцати я слишком остро почувствовал, что женщины – лучшее из созданного Богом на нашей земле. А мадемуазель Габриэль Шене, бесспорно, прекраснейшая из них всех. – Реми постарался остаться безразличным, когда имя Габриэль сорвалось с губ короля. Наварра прошел мимо него и выглянул в окно. Он смотрел в ночь, и на лице застыло мечтательное сладострастие. – Само солнце стыдится сравнения с ее золотыми локонами, очи ее напоминают мне о прозрачных голубых ручьях в родных горах. Ее нежные алые губы обещают мужчине все вообразимые удовольствия. Кожа у нее белая, как свежие сливки, и такая гладкая, что шелкам далеко до нее, а ее крепкие и налитые груди так и напрашиваются на ласку.
Реми затаил дыхание. Если бы любой другой мужчина подобным образом говорил о Габриэль, он бы приказал тому замолчать, если не хочет, чтобы ему заткнули рот силой. Но он не мог себе позволить оборвать короля. Реми оставалось только до боли в суставах сжимать кулаки и слушать дальше, храня мрачное молчание.
Безучастность капитана, видимо, возмутила Наварру. Король прервал перечисление прелестей Габриэль и бросил на Реми нетерпеливый взгляд.
– Да вы и сами видели эту даму, капитан. Не могли же вы не заметить, насколько она изящна.
Реми скрежетал зубами. Да, он заметил. Боже правый, помоги ему.
– Она прехорошенькая, в этом я с вами соглашусь, – глухо и натянуто ответил он. – Но я уверен, что здесь, при дворе, вдоволь красивых женщин. Как и дома, в Наварре.
– Да, конечно, вдоволь, и на протяжении долгого времени я не находил в Габриэль особенной исключительности. Время от времени в ней проявляется нечто такое надменное, что держит мужчин на расстоянии. Но последнее время она позволила мне преодолеть эту ее надменность, и я улавливаю в ней проблески женщины, которая горяча, страстна и ранима. Я заглядываю ей в глаза и вижу там отпечаток какого-то тайного горя, и это еще долго после ее ухода преследует меня. – Наварра прервался, криво усмехнувшись. – Ну, конечно, вам не понять, о чем я говорю, капитан.
В том-то и заключалась беда, что Реми слишком хорошо понимал своего короля.
– Мужчина, который, в конце концов, завоюет сердце Габриэль, в самом деле получит настоящее сокровище, – продолжал Наварра. – Этой женщине удается оставаться неуловимой, и этим она доводит до умопомрачения. Однако за всей ее внешней ледяной холодностью пылает внутренний огонь, страсть, которую мужчина жаждет испытать, опробовать на себе. И я бы испытал, если бы не вы, мой капитан. – Наварра, словно поддразнивая своего собеседника, взглянул на Реми уголком глаз, но в голосе его слышалась некоторая досада. – Ваше неожиданное воскрешение из мертвых оказалось немного несвоевременно. Я думал, что наконец-то убедил чудесницу разделить со мной ложе сегодня ночью.
Выходит, Габриэль еще не успела отдаться Наварре? Но какое это имело для него значение? Разве у нее не было других любовников? Но мысль, что она еще не делила ложе с его королем, наполнила Реми неистовым ликованием, которое он с неимоверным усилием скрыл. Капитан резко опустил голову. Неправильно расценив это движение, Наварра подкрался и игриво ткнул Реми в плечо кулаком.
– Да, не убивайтесь вы так, дружище. Я полностью прощаю вам, – уж весело обратился он к нему. – Ну, не удалась эта ночь любви, наступит еще множество других ночей.
«Да, и непременно». Все ликование Реми исчезло. Он стиснул зубы, да так неистово, что не удивился бы, если бы Наварра услышал, как они скрежещут.
– Как бы вы ни были увлечены мадемуазель Шене, вам не следует оставаться здесь из-за женщины, – сказал он. – Не следует, поскольку ваша страна ждет восстановления вашего правления. Вы должны при первой же возможности бежать и возвратиться домой. И ваша честь, и ваш долг требуют этого.
– А если первейший долг мужчины – быть с женщиной, которую он обожает? – Наварра упрямо скривил губы. – Королевства рушатся, капитан. Войны забываются, благородные дела обращаются в пыль. Что, если в конечном счете в жизни мужчины действительно имеет значение лишь то, как он умел любить?
Реми с тревогой посмотрел на короля. Он видел Генриха в муках безумной страсти и прежде, но никогда тот настолько не таял от чувств. Габриэль и вправду лишила его воли. Неудивительно, что она пожелала рискнуть организовать их встречу.
Реми почувствовал, как в нем вспыхивает и нарастает злость. Против Габриэль, которая околдовала короля, против Генриха, который позволил обманом завладеть собой. И больше всего против себя, сгоравшего от ревности, которую не в силах был подавить.
– Есть обстоятельство, о котором вы забываете, сир. Вы женатый человек. Как же ваша жена? – Еще не договорив, Реми, понял, каким безнадежно наивным педантом он выглядит. И не удивился, когда Наварра громко расхохотался ему прямо в лицо.
– Марго? Ручаюсь вам, капитан, мою королеву не слишком заботит, в чьей я кровати нахожусь, лишь бы я не посягал на ее ложе.
– А как же семья мадемуазель Шене?
– Семья? У нее есть семья?
– Да! Она дочь французского дворянина и наследницы острова Фэр. Ее старшая сестра, Арианн, графиня Ринap, женщина превосходной репутации. Она не одобрила бы ваши планы сделать Габриэль своей любовницей.
– Несколько поздновато для этой матроны высказывать, свое неодобрение, да и вообще беспокоиться о добродетелях сестры, вы так не считаете? – сухо отрезал Наварра. – Габриэль – куртизанка, и давно.
– Уверен, Арианн глубоко огорчил отъезд Габриэль и Париж. Она хотела бы, чтобы ее сестра отказалась от своего занятия и стала бы вести респектабельный образ жизни.
– Передайте этой почтенной матроне, пусть не волнуется, – пожал плечами Наварра. – Я позабочусь о будущем Габриэль. Подыщу для нее мужа. Может, какого-нибудь пустячного дворянина, кого-то, кто даст ей свое имя и титул. Человека, которому можно доверять и который сумеет понять уникальный характер нашей договоренности, ведь Габриэль лишь номинально станет его женой и будет делить ложе только со мной. Найдется много мужчин, которые согласятся на такую сделку ради моей благодарности, ради того богатства, которое я подарю им. – Глаза Наварры вспыхнули, и он хитро посмотрел на Реми. – Есть и те, кто заявляет, что безоговорочно преданны мне и ради меня пойдут на все.
Реми отвернулся, чтобы скрыть, как ему противно слушать Генриха. Случилось то, чего мать короля, Жанна, всегда боялась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130