Оглянувшись и заметив, что все смотрят в сторону входа, а некоторые даже привстали со своих мест, она тоже посмотрела туда… и застыла на месте, глядя на идущего по проходу к их столу Джеймса в новой форме, известной всей Конфедерации — форме пилота-истребителя с нашивками младшего лейтенанта.
Таня и раньше считавшая Джеймса интересным юношей, теперь не могла отвести от него восхищенных глаз, любуясь крепко сложенной высокой фигурой, облаченной в темно-синюю куртку с вишневыми полосами на рукавах и такого же цвета штаны с ярко-желтыми вертикальными линиями по бокам. Куртка была расстегнута, открывая взору сиреневую рубашку с вышитой золотом на кармашке военной нашивкой Конфедерации: меч под изогнутым вверх серпом планет. На поясном ремне вздрагивали в такт шагов обычные спутники пилота: интерком, пеленгатор, миниатюрная аптечка. Но истинное восхищение и зависть у большинства вызывал притороченный к левому боку настоящий бластер в серой, потемневшей от времени кобуре. Причем, как наиболее опытные или глазастые успели отметить, бластер был полностью заряжен и находился в боевом состоянии — хоть бери и стреляй.
Перешагивая через стоящие около столиков пластиковые сумки и пакеты — для многих это был последний обед здесь, — Джеймс подошел к столику Николаса и Татьяны, смущенно улыбаясь, чувствуя пристальное внимание более чем тридцати сотен взглядов следящих за ним. Кивнув, здороваясь, девушке и Николасу, Джеймс мельком оглядел соседние столики, на миг задержал взгляд на Артуре, посмотрел на позеленевшую Кетти — и отвернулся. «А к черту их всех…» — пронеслось у него в голове, когда он уселся и набрал на цветовом кодаторе заказ. Щелкнув, в сторону отъехала тонкая панель, и из возникшего отверстия в руки Джеймсу скользнул набор столовых принадлежностей вместе с пряностями. Поставив все это на стол рядом с собой, Джеймс, наконец, поднял глаза на Николаса и Татьяну.
— Как дела, ребята? — тихо спросил он.
— Как дела у нас? — фыркнул от возмущения Николас. — У нас все так же, как было вчера. Это ты лучше рассказывай: где ты был все утро и как у тебя дела?
— Дела у меня прямо противоположны настроению Артура, — Николас и Татьяна рассмеялись, поглядывая на Артура, мрачно ковыряющегося в десерте. В это время к Джеймсу прибыл его заказ и он, уплетая еду за обе щеки, начал рассказывать.
— Значит, был я на космодроме… — прожевав кусок хлеба, Джеймс едва заметно усмехнулся. — Знаете, я должен вас огорчить.
— Огорчить? — встрепенулась Таня. — Что случилось?
— Ничего особенного, — протянул Джеймс, не поднимая глаз от поверхности столика, — я узнал, что время отлета «Корнаолиса» изменено.
— Изменено? Так значит «Корнаолис» задерживается?
— Нет, — Джеймс аккуратно вытер салфеткой губы, — как раз наоборот: «Корнаолис» отлетает сегодня вечером, в 17.35 по местному времени. Специальный груз, который он должен был доставить в Оркос, забрал военный крейсер, а лайнер получил разрешение стартовать раньше. Почти весь багаж я уже отвез на борт и осмотрел каюту. Будет тесновато, — попытался развеселить их Джеймс, — но и не в таких мы спали, верно?
— Сегодня вечером… — едва слышно прошептала Таня. — Так скоро?
— Я тоже был расстроен, — отбросив нарочито веселый тон, вздохнул Джеймс. — Я надеялся еще пару дней побыть на старушке Земле, погулять по паркам, съездить на родину…
Пожав плечами, словно говоря: «с судьбой не поспоришь», он залпом опрокинул в себя стакан апельсинового сока. Промокнув салфеткой попавшие на стол капли, юноша пристально посмотрел на притихших друзей.
— Жаль, — проговорил Николас. — Я тоже думал, что мы простимся нормально. Но, по крайней мере, провожать тебя мы все равно придем.
— Я надеюсь, что придете, — рассмеялся Джеймс. Оглянувшись, он лукаво закончил:
— А может, и Артур придет пожелать счастливого пути, а?
Слабая улыбка скользнула по лицу Тани, вслед за ней усмехнулся и Николас. А когда друзья посмотрели на насупившегося Артура и сидящую рядом с ним с кислой физиономией Кетти, дружный смех привлек к ним внимание чуть ли не всего зала.
Джеймс протянул руку, накрывая ладонью судорожно сжатую кисть Тани, и пристально посмотрел на Николаса, желая испытывать в душе то же бесстрастие, что звучало в его голосе:
— Знаю, вам тяжело, но и мне не легче. Как-никак десять лет дружбы просто так не перечеркнешь, да и не думаю, что кто-то из нас собирается делать что-либо подобное. Не грустите, может, мы еще встретимся с вами, ведь должна же быть справедливость на свете, не так ли?
— Должна, должна… — отрывисто бросила Таня, вытирая свободной рукой увлажнившееся глаза. «Таня действительно расстроена», — подумал Джеймс. — А про это килрачи, с которыми тебе придется воевать, знают? Сколько уже там погибло наших, а теперь еще и несчастье в секторе Фито-12… Джеймс, разве ты не можешь отказаться от этого, остаться на Земле? — теперь она казалось, молила его, а ее широкие карие глаза с надеждой смотрели сквозь слезы на Джеймса. — Пусть это будет выглядеть как трусость, пусть… но, по крайней мере, ты сможешь остаться целым и невредимым. Разве нет? Джеймс…
Время, казалось, замерло, пока в голове Джеймса медленно прокручивались эти слова. Остаться! Остаться на Земле, где все привычно, где жизнь течет совсем по другому, чем в далеких системах, приближенных к месту битв. Остаться и, не рискуя, жить дальше, как и большая часть Конфедерации, кроме тех, кто, не жалея своих сил и жизней, противостоит грозной мощи килрачей. Это было на одной стороне весов, а на другой… На другой были все детские мечты, ненависть к проклятым килрачам, память о трагически погибших родителях, о тех, кого он совсем не знал, но кто положил свои жизни в великой борьбе. Рука скользнула по боку и коснулась шершавой рукоятки боевого бластера, подаренного ему Бентаре, бластера, который вместе с адмиралом прошел через всю войну. Мог ли он отказаться, мог ли он предать доверие бывшего адмирала, остаться на мирной Земле, когда на границах Конфедерации решалась судьба миллиардов?
Джеймс грустно улыбнулся, вспоминая детские мечты о седине в волосах, которая придает мужественный вид, о шрамах на щеках от бластеров, про героические подвиги. Действительность грубо разрушила одну за другой эти детские мечты: за все десять лет ни волоска седины не пробилось в его черных, как смоль, волосах; в зеркале, когда он глядел в него, отражалось его лицо без малейших шрамов; а что уж до почестей, то мелкие, но постоянные колкости и издевки «Артура-счастливчика» и его припевал ясно доказывали обратное. И вот теперь он отправлялся в самое горнило сражений, на «Гетман Хмельницкий», откуда, как намекнула взволнованная Таня, он возможно никогда и не вернется…
«Такова жизнь, жестокая и не знающая пощады, но все же это лучше, чем жить в покое на Земле и в лучшем случае быть пилотом на грузовых кораблях Земля-Марс» — подумал Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Таня и раньше считавшая Джеймса интересным юношей, теперь не могла отвести от него восхищенных глаз, любуясь крепко сложенной высокой фигурой, облаченной в темно-синюю куртку с вишневыми полосами на рукавах и такого же цвета штаны с ярко-желтыми вертикальными линиями по бокам. Куртка была расстегнута, открывая взору сиреневую рубашку с вышитой золотом на кармашке военной нашивкой Конфедерации: меч под изогнутым вверх серпом планет. На поясном ремне вздрагивали в такт шагов обычные спутники пилота: интерком, пеленгатор, миниатюрная аптечка. Но истинное восхищение и зависть у большинства вызывал притороченный к левому боку настоящий бластер в серой, потемневшей от времени кобуре. Причем, как наиболее опытные или глазастые успели отметить, бластер был полностью заряжен и находился в боевом состоянии — хоть бери и стреляй.
Перешагивая через стоящие около столиков пластиковые сумки и пакеты — для многих это был последний обед здесь, — Джеймс подошел к столику Николаса и Татьяны, смущенно улыбаясь, чувствуя пристальное внимание более чем тридцати сотен взглядов следящих за ним. Кивнув, здороваясь, девушке и Николасу, Джеймс мельком оглядел соседние столики, на миг задержал взгляд на Артуре, посмотрел на позеленевшую Кетти — и отвернулся. «А к черту их всех…» — пронеслось у него в голове, когда он уселся и набрал на цветовом кодаторе заказ. Щелкнув, в сторону отъехала тонкая панель, и из возникшего отверстия в руки Джеймсу скользнул набор столовых принадлежностей вместе с пряностями. Поставив все это на стол рядом с собой, Джеймс, наконец, поднял глаза на Николаса и Татьяну.
— Как дела, ребята? — тихо спросил он.
— Как дела у нас? — фыркнул от возмущения Николас. — У нас все так же, как было вчера. Это ты лучше рассказывай: где ты был все утро и как у тебя дела?
— Дела у меня прямо противоположны настроению Артура, — Николас и Татьяна рассмеялись, поглядывая на Артура, мрачно ковыряющегося в десерте. В это время к Джеймсу прибыл его заказ и он, уплетая еду за обе щеки, начал рассказывать.
— Значит, был я на космодроме… — прожевав кусок хлеба, Джеймс едва заметно усмехнулся. — Знаете, я должен вас огорчить.
— Огорчить? — встрепенулась Таня. — Что случилось?
— Ничего особенного, — протянул Джеймс, не поднимая глаз от поверхности столика, — я узнал, что время отлета «Корнаолиса» изменено.
— Изменено? Так значит «Корнаолис» задерживается?
— Нет, — Джеймс аккуратно вытер салфеткой губы, — как раз наоборот: «Корнаолис» отлетает сегодня вечером, в 17.35 по местному времени. Специальный груз, который он должен был доставить в Оркос, забрал военный крейсер, а лайнер получил разрешение стартовать раньше. Почти весь багаж я уже отвез на борт и осмотрел каюту. Будет тесновато, — попытался развеселить их Джеймс, — но и не в таких мы спали, верно?
— Сегодня вечером… — едва слышно прошептала Таня. — Так скоро?
— Я тоже был расстроен, — отбросив нарочито веселый тон, вздохнул Джеймс. — Я надеялся еще пару дней побыть на старушке Земле, погулять по паркам, съездить на родину…
Пожав плечами, словно говоря: «с судьбой не поспоришь», он залпом опрокинул в себя стакан апельсинового сока. Промокнув салфеткой попавшие на стол капли, юноша пристально посмотрел на притихших друзей.
— Жаль, — проговорил Николас. — Я тоже думал, что мы простимся нормально. Но, по крайней мере, провожать тебя мы все равно придем.
— Я надеюсь, что придете, — рассмеялся Джеймс. Оглянувшись, он лукаво закончил:
— А может, и Артур придет пожелать счастливого пути, а?
Слабая улыбка скользнула по лицу Тани, вслед за ней усмехнулся и Николас. А когда друзья посмотрели на насупившегося Артура и сидящую рядом с ним с кислой физиономией Кетти, дружный смех привлек к ним внимание чуть ли не всего зала.
Джеймс протянул руку, накрывая ладонью судорожно сжатую кисть Тани, и пристально посмотрел на Николаса, желая испытывать в душе то же бесстрастие, что звучало в его голосе:
— Знаю, вам тяжело, но и мне не легче. Как-никак десять лет дружбы просто так не перечеркнешь, да и не думаю, что кто-то из нас собирается делать что-либо подобное. Не грустите, может, мы еще встретимся с вами, ведь должна же быть справедливость на свете, не так ли?
— Должна, должна… — отрывисто бросила Таня, вытирая свободной рукой увлажнившееся глаза. «Таня действительно расстроена», — подумал Джеймс. — А про это килрачи, с которыми тебе придется воевать, знают? Сколько уже там погибло наших, а теперь еще и несчастье в секторе Фито-12… Джеймс, разве ты не можешь отказаться от этого, остаться на Земле? — теперь она казалось, молила его, а ее широкие карие глаза с надеждой смотрели сквозь слезы на Джеймса. — Пусть это будет выглядеть как трусость, пусть… но, по крайней мере, ты сможешь остаться целым и невредимым. Разве нет? Джеймс…
Время, казалось, замерло, пока в голове Джеймса медленно прокручивались эти слова. Остаться! Остаться на Земле, где все привычно, где жизнь течет совсем по другому, чем в далеких системах, приближенных к месту битв. Остаться и, не рискуя, жить дальше, как и большая часть Конфедерации, кроме тех, кто, не жалея своих сил и жизней, противостоит грозной мощи килрачей. Это было на одной стороне весов, а на другой… На другой были все детские мечты, ненависть к проклятым килрачам, память о трагически погибших родителях, о тех, кого он совсем не знал, но кто положил свои жизни в великой борьбе. Рука скользнула по боку и коснулась шершавой рукоятки боевого бластера, подаренного ему Бентаре, бластера, который вместе с адмиралом прошел через всю войну. Мог ли он отказаться, мог ли он предать доверие бывшего адмирала, остаться на мирной Земле, когда на границах Конфедерации решалась судьба миллиардов?
Джеймс грустно улыбнулся, вспоминая детские мечты о седине в волосах, которая придает мужественный вид, о шрамах на щеках от бластеров, про героические подвиги. Действительность грубо разрушила одну за другой эти детские мечты: за все десять лет ни волоска седины не пробилось в его черных, как смоль, волосах; в зеркале, когда он глядел в него, отражалось его лицо без малейших шрамов; а что уж до почестей, то мелкие, но постоянные колкости и издевки «Артура-счастливчика» и его припевал ясно доказывали обратное. И вот теперь он отправлялся в самое горнило сражений, на «Гетман Хмельницкий», откуда, как намекнула взволнованная Таня, он возможно никогда и не вернется…
«Такова жизнь, жестокая и не знающая пощады, но все же это лучше, чем жить в покое на Земле и в лучшем случае быть пилотом на грузовых кораблях Земля-Марс» — подумал Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104