Он говорит, что никого не хочет видеть, но… — Она на мгновение примолкла. — Что-то с ним не так. Что-то очень плохое.
Нервный мужчина увез девушек в белом «ниссане». С их отъездом дом показался холодным и заброшенным, словно его заколотили на зиму. Из-под двери Джейсона пробивалась полоска света, но в комнате было тихо. Я постояла, подняла руку, чтобы постучать. Задумалась над тем, что сказать. Так и не решив, постучала. Ответа не было. Я снова постучала и услышала приглушенное:
— Что?
Я отодвинула дверь. В комнате было холодно. Возле окна мерцал экран его маленького телевизора. В полумгле я увидела разбросанные по полу вещи, пустые бутылки, порванную одежду и принесенное из кухни высокое алюминиевое мусорное ведро с педалью. На экране телевизора японская девушка в ярком платье перепрыгивала в плавательном бассейне с одного островка на другой. Мини-юбка взлетала при каждом прыжке. Девушка была единственным проявлением жизни в этой комнате. Стол Джексона стоял вплотную к двери, загораживая вход.
— Перелезай через него, — сказал он. Похоже, его голос доносился из шкафа.
Я сунула голову в комнату, выкрутила шею, пытаясь его разглядеть.
— Ты где?
— Да лезь же, черт побери.
Я села на стол, подтянула колени, развернулась и спрыгнула на пол.
— Закрой дверь.
Я перегнулась через стол и задвинула дверь, после чего включила свет.
— Нет! Выключи сейчас же!
Пол был завален тряпками и скомканными кухонными полотенцами, пропитанными кровью. Мусорная корзина тоже была набита доверху. Из-под окровавленного футона торчала желтая ручка ножа, кончик отвертки, несколько стамесок. Я видела приготовленное ad hocnote 81 оружие. Джейсон приготовился к обороне.
— Я сказал: выключи свет. Ты хочешь, чтобы она нас здесь увидела?
Я послушалась, наступила продолжительная пауза. Затем я сказала:
— Джейсон, позволь мне вызвать врача. Я собираюсь позвонить в международную клинику.
— Я сказал: нет! Не хочу, чтобы меня трогал какой-то япошка.
— Тогда позвоню в твое посольство.
— Не надо.
— Джейсон. — Я сделала несколько шагов и почувствовала, как к обуви что-то пристало. — Ты истекаешь кровью.
— Ну и что?
— Откуда у тебя течет?
— Откуда? Что за глупый вопрос?!
— Скажи, откуда? Может, это опасно.
— О чем ты толкуешь, черт побери? — Он забарабанил по дверце, и стенки шкафа задрожали. — Не знаю, что ты там себе надумала, но ты все сочинила. — Он тяжело дышал. — Все твои домыслы — чушь собачья. Фантазии твоей больной головы.
— С моей головой все в порядке, — спокойно сказала я. — И ничего я не сочиняю.
— Послушай, детка, тебе почудилось. Меня никто не трогал, если ты это имеешь в виду.
Теперь я его видела. Он привалился к стенке шкафа, завернувшись в одеяло. Лежал на боку, по-видимому, старался согреться. Я прислушивалась к его хриплому голосу.
— Я не хочу, чтобы ты высказывала такие предположения. — Что ты вообще тут делаешь? Отойди!
Я отступила на шаг назад.
— Стой там. И не смотри на меня.
Я слышала, что дыхание у него затрудненное.
— Вот что, — сказал он. — Нужно вызвать кое-кого на помощь.
— Я отвезу тебя к врачу и…
— Нет! — Он старался контролировать голос и приводил свои мысли в порядок. — Нет. Слушай. На стене написан номер. Рядом с выключателем. Видишь? Это телефон моей матери. Позвони ей. Сходи в телефон-автомат и закажи разговор, оплаченный абонентом. Скажи, чтобы она кого-то мне прислала. Только пусть человек приедет не из Бостона, а из дома в Палм-Спрингс. Это поближе.
Палм-Спрингс? Я уставилась на шкаф. Джейсон происходит из семьи, имеющей дом в Калифорнии? И у его семьи есть слуги? Я всегда представляла его бродягой. Таких людей я встречала в аэропорту: с потрепанным путеводителем под мышкой, с рулоном туалетной бумаги, прицепленным к рюкзаку. Я могла представить его моющим посуду, обучающим людей английскому языку, спящим на пляже под лоскутным одеялом. Думала, ему нечего терять, как и всем нам.
— В чем дело? Что-то неясно? Ты еще здесь?
На экране телевизора появилась реклама шоколада, я посмотрела на нее, вздохнула и повернулась к двери.
— Хорошо, я позвоню.
Я никогда не звонила по телефону с оплаченным разговором и, когда автоматический оператор спросил мое имя, едва не произнесла: «Чудачка». В конце концов сказала: «Я звоню по поручению Джейсона». Его мать подошла к телефону и молча меня выслушала. Я повторила все дважды: адрес, как проехать, сказала, что врач нужен немедленно, и, пожалуйста, пришлите кого-нибудь с Западного побережья, потому что так будет быстрее.
— А кто вы такая, могу я узнать? — У нее был английский акцент, несмотря на то что она жила в Бостоне. — Будьте добры сообщить мне свое имя.
— Я не шучу, — сказала я и повесила трубку. Было уже темно. Вернувшись, я не стала зажигать много света — мало ли кто наблюдает за домом. Я не адала никого, кто мог бы одолжить мне денег, а спать в парке слишком холодно. Не была я уверена и в том, что мама Строберри заплатит мне раньше срока, тем более сумму, которой можно расплатиться в гостинице. У Ши Чонгминга я тоже не могла попросить. После клуба мне придется вернуться и спать здесь. От этой мысли стало холодно.
В кладовой я быстро отыскала орудия, которые в случае необходимости могли пригодиться для самообороны: деревянный молоток, зубило и прочее. Взвесила в руке молоток. Он был крепким и тяжелым. Принесла в комнату все инструменты, прислонила к плинтусу, затем уложила в сумку несколько вещей: большой свитер, материалы о Нанкине, паспорт и остаток одолженных у Ирины денег. Я вспомнила о перечне вещей, которые полагалось иметь под рукой на случай землетрясения. Подошла к окну и медленно, осторожно спустила сумку на веревке, пока рука не распрямилась. Затем отпустила веревку, и сумка с легким хлопком упала за кондиционер. Из переулка ее никто не увидит.
Пока я стояла у окна, неожиданно пошел снег. Что ж, подумала я, посмотрев наверх, Рождество не за горами. В воздухе закрутились мягкие хлопья, закрывая лицо Микки Рурка. Мы на пороге Рождества, а значит, прошло десять лет со дня смерти моей маленькой девочки. Десять лет. Удивительно, как сжалось время, словно мехи аккордеона. Окно я закрыла нескоро. Потом надела на руку полиэтиленовый мешок и вышла на улицу. Подняла мертвого котенка, отнесла в сад и похоронила его под хурмой.
50
Нанкин, 20 декабря 1937
Я пишу эти строки при свете свечи. Правая рука болит — на ней след от ожога, пересекший ладонь по диагонали. Я сижу на кровати, поджав под себя ноги. Полог плотно задернут, чтобы не выдать себя светом. Шуджин сидит напротив меня. В ужасе из-за того, что сегодня случилось, она придерживает полог и поглядывает на свечу через плечо. Знаю: она предпочла бы вовсе погасить ее, но мне просто необходимо писать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Нервный мужчина увез девушек в белом «ниссане». С их отъездом дом показался холодным и заброшенным, словно его заколотили на зиму. Из-под двери Джейсона пробивалась полоска света, но в комнате было тихо. Я постояла, подняла руку, чтобы постучать. Задумалась над тем, что сказать. Так и не решив, постучала. Ответа не было. Я снова постучала и услышала приглушенное:
— Что?
Я отодвинула дверь. В комнате было холодно. Возле окна мерцал экран его маленького телевизора. В полумгле я увидела разбросанные по полу вещи, пустые бутылки, порванную одежду и принесенное из кухни высокое алюминиевое мусорное ведро с педалью. На экране телевизора японская девушка в ярком платье перепрыгивала в плавательном бассейне с одного островка на другой. Мини-юбка взлетала при каждом прыжке. Девушка была единственным проявлением жизни в этой комнате. Стол Джексона стоял вплотную к двери, загораживая вход.
— Перелезай через него, — сказал он. Похоже, его голос доносился из шкафа.
Я сунула голову в комнату, выкрутила шею, пытаясь его разглядеть.
— Ты где?
— Да лезь же, черт побери.
Я села на стол, подтянула колени, развернулась и спрыгнула на пол.
— Закрой дверь.
Я перегнулась через стол и задвинула дверь, после чего включила свет.
— Нет! Выключи сейчас же!
Пол был завален тряпками и скомканными кухонными полотенцами, пропитанными кровью. Мусорная корзина тоже была набита доверху. Из-под окровавленного футона торчала желтая ручка ножа, кончик отвертки, несколько стамесок. Я видела приготовленное ad hocnote 81 оружие. Джейсон приготовился к обороне.
— Я сказал: выключи свет. Ты хочешь, чтобы она нас здесь увидела?
Я послушалась, наступила продолжительная пауза. Затем я сказала:
— Джейсон, позволь мне вызвать врача. Я собираюсь позвонить в международную клинику.
— Я сказал: нет! Не хочу, чтобы меня трогал какой-то япошка.
— Тогда позвоню в твое посольство.
— Не надо.
— Джейсон. — Я сделала несколько шагов и почувствовала, как к обуви что-то пристало. — Ты истекаешь кровью.
— Ну и что?
— Откуда у тебя течет?
— Откуда? Что за глупый вопрос?!
— Скажи, откуда? Может, это опасно.
— О чем ты толкуешь, черт побери? — Он забарабанил по дверце, и стенки шкафа задрожали. — Не знаю, что ты там себе надумала, но ты все сочинила. — Он тяжело дышал. — Все твои домыслы — чушь собачья. Фантазии твоей больной головы.
— С моей головой все в порядке, — спокойно сказала я. — И ничего я не сочиняю.
— Послушай, детка, тебе почудилось. Меня никто не трогал, если ты это имеешь в виду.
Теперь я его видела. Он привалился к стенке шкафа, завернувшись в одеяло. Лежал на боку, по-видимому, старался согреться. Я прислушивалась к его хриплому голосу.
— Я не хочу, чтобы ты высказывала такие предположения. — Что ты вообще тут делаешь? Отойди!
Я отступила на шаг назад.
— Стой там. И не смотри на меня.
Я слышала, что дыхание у него затрудненное.
— Вот что, — сказал он. — Нужно вызвать кое-кого на помощь.
— Я отвезу тебя к врачу и…
— Нет! — Он старался контролировать голос и приводил свои мысли в порядок. — Нет. Слушай. На стене написан номер. Рядом с выключателем. Видишь? Это телефон моей матери. Позвони ей. Сходи в телефон-автомат и закажи разговор, оплаченный абонентом. Скажи, чтобы она кого-то мне прислала. Только пусть человек приедет не из Бостона, а из дома в Палм-Спрингс. Это поближе.
Палм-Спрингс? Я уставилась на шкаф. Джейсон происходит из семьи, имеющей дом в Калифорнии? И у его семьи есть слуги? Я всегда представляла его бродягой. Таких людей я встречала в аэропорту: с потрепанным путеводителем под мышкой, с рулоном туалетной бумаги, прицепленным к рюкзаку. Я могла представить его моющим посуду, обучающим людей английскому языку, спящим на пляже под лоскутным одеялом. Думала, ему нечего терять, как и всем нам.
— В чем дело? Что-то неясно? Ты еще здесь?
На экране телевизора появилась реклама шоколада, я посмотрела на нее, вздохнула и повернулась к двери.
— Хорошо, я позвоню.
Я никогда не звонила по телефону с оплаченным разговором и, когда автоматический оператор спросил мое имя, едва не произнесла: «Чудачка». В конце концов сказала: «Я звоню по поручению Джейсона». Его мать подошла к телефону и молча меня выслушала. Я повторила все дважды: адрес, как проехать, сказала, что врач нужен немедленно, и, пожалуйста, пришлите кого-нибудь с Западного побережья, потому что так будет быстрее.
— А кто вы такая, могу я узнать? — У нее был английский акцент, несмотря на то что она жила в Бостоне. — Будьте добры сообщить мне свое имя.
— Я не шучу, — сказала я и повесила трубку. Было уже темно. Вернувшись, я не стала зажигать много света — мало ли кто наблюдает за домом. Я не адала никого, кто мог бы одолжить мне денег, а спать в парке слишком холодно. Не была я уверена и в том, что мама Строберри заплатит мне раньше срока, тем более сумму, которой можно расплатиться в гостинице. У Ши Чонгминга я тоже не могла попросить. После клуба мне придется вернуться и спать здесь. От этой мысли стало холодно.
В кладовой я быстро отыскала орудия, которые в случае необходимости могли пригодиться для самообороны: деревянный молоток, зубило и прочее. Взвесила в руке молоток. Он был крепким и тяжелым. Принесла в комнату все инструменты, прислонила к плинтусу, затем уложила в сумку несколько вещей: большой свитер, материалы о Нанкине, паспорт и остаток одолженных у Ирины денег. Я вспомнила о перечне вещей, которые полагалось иметь под рукой на случай землетрясения. Подошла к окну и медленно, осторожно спустила сумку на веревке, пока рука не распрямилась. Затем отпустила веревку, и сумка с легким хлопком упала за кондиционер. Из переулка ее никто не увидит.
Пока я стояла у окна, неожиданно пошел снег. Что ж, подумала я, посмотрев наверх, Рождество не за горами. В воздухе закрутились мягкие хлопья, закрывая лицо Микки Рурка. Мы на пороге Рождества, а значит, прошло десять лет со дня смерти моей маленькой девочки. Десять лет. Удивительно, как сжалось время, словно мехи аккордеона. Окно я закрыла нескоро. Потом надела на руку полиэтиленовый мешок и вышла на улицу. Подняла мертвого котенка, отнесла в сад и похоронила его под хурмой.
50
Нанкин, 20 декабря 1937
Я пишу эти строки при свете свечи. Правая рука болит — на ней след от ожога, пересекший ладонь по диагонали. Я сижу на кровати, поджав под себя ноги. Полог плотно задернут, чтобы не выдать себя светом. Шуджин сидит напротив меня. В ужасе из-за того, что сегодня случилось, она придерживает полог и поглядывает на свечу через плечо. Знаю: она предпочла бы вовсе погасить ее, но мне просто необходимо писать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85