Снял резинку, и на стол выпали желтые листы. Они были исписаны мелким, неразборчивым почерком.
— Мои дневники, — сказал он. — Я писал их в Нанкине.
— В Нанкине?
— Что вы видите?
Я наклонилась вперед, прищурилась, стараясь разобрать слово или фразу.
— Я спрашиваю, что вы видите? Я подняла на него глаза.
— Мемуары. — Протянула к тетради руку, но он убрал ее и прикрыл ладонью.
— Нет. Вы видите не мемуары. Мемуары — это рассказ. А рассказ вы увидеть не можете. — Он потрогал страницу покрытой венами рукой. — Что это?
— Бумага. Могу я прочитать?
— Нет. А на бумаге что?
— Так вы собираетесь мне ее дать?
— Послушайте. Я пытаюсь помочь. Что на бумаге?
— Письмо, — сказала я. — Чернила.
— Вот именно. — Вливавшийся через окно серый свет делал лицо Ши Чонгминга почти прозрачным. — Вы видите бумагу, вы видите чернила. Но они перестали быть просто бумагой и чернилами. Их трансформировали мои идеи и убеждения. Они превратились в мемуары.
— Не знаю ничего о мемуарах, чернилах и бумаге, — сказала я, глядя на дневник. — Знаю одно: я права. Фуйюки экспериментирует с каннибализмом.
— Я забыл, что западные люди не умеют слушать. Если бы вы внимательно меня слушали, не так, как западный человек, то поняли бы, что я не выразил вам несогласия.
Я растерянно на него посмотрела. Собиралась уже сказать: «И что же?», когда то, что он пытался мне сообщить, полностью до меня дошло.
— Ох, — слабо сказала я, опустив руки. — Думаю, что…
— Думаете?
— Я…
Я замолчала и некоторое время сидела, склонив набок голову, мои губы безмолвно шевелились. Я видела картину за картиной — либерийских мальчиков, испуганно сидящих в кустах над своими врагами, людей-леопардов и прочих людей со всего света, поедавших плоть своих врагов, с целью трансформации своих идей и верований. На ум пришел иероглиф для слова власть, который я написала прошлой ночью.
— Думаю, — медленно произнесла я, — что плоть может быть трансформирована, да? Плоть некоторых людей может обладать властью…
— Верно.
— Власть можно получить с помощью трансформации? Или… — И, неожиданно поняв, я на него взглянула. — Дело не в любом человеке. Фуйюки имеет в виду конкретного человека. Верно?
Ши Чонгминг закрыл дневник, перетянув его резинкой.
— Вот это, — сказал он, не глядя на меня, — вы и должны выяснить.
49
Я сидела в наземной токийской электричке, держась за голову. Дорога висела высоко над городом, мелькали неоновые рекламы, сверкали небоскребы. Я тупо смотрела в окна десятиэтажных офисов, на секретарш в одинаковых блузках и бежевых колготках. Они в свою очередь смотрели на нас. Ши Чонгминг заставляет меня слишком усердно работать. Иногда у меня от него болит голова. В Синдзюку поезд прокатился мимо небоскреба, завешенного сотнями телевизионных экранов, на каждом из которых был мужчина в золотом смокинге. Он пел какую-то песню. Некоторое время я просто на него смотрела. Потом до меня дошло.
Бизон?
Я встала, прошла по вагону и, положив руки на окно, всмотрелась в изображение. Да, это он, только намного моложе и тоньше, чем Бизон, которого я знала. Он пел, склонив набок голову и глядя в камеру. Его изображение повторялось сотни раз, пока не закрыло собой все здание. В левом углу каждого экрана был логотип «НОВОСТИ». Бизон был в новостях. Когда поезд должен был проехать мимо небоскреба, лицо Бизона сменил неясный кадр, запечатлевший полицейский автомобиль, припаркованный возле ничем не примечательного здания. Полиция, подумала я, прижав к окну руки и глядя на удалявшийся небоскреб. Стекло запотело от моего дыхания. Бизон. Почему ты оказался в новостях?
Когда приехала в Такаданобабу, уже темнело. Свет горел только на лестнице. Светлана стояла на улице, рассматривала что-то на земле. Дверь позади нее была открыта. На Светлане были модные ботинки и пушистое розовое пальто до колен. Она держала мешок для мусора, набитый одеждой.
— Ты видела новости? — спросила я. — Смотрела телевизор?
— Он сдох.
— Что?
— Посмотри.
Окружавшая дом листва была сильно истоптана. Вероятно, тут стояли медсестра и чимпира, смотрели на наши окна. Светлана носком розового ботинка отодвинула листья и указала на место, где лежал мертвый котенок. На продавленной голове отпечатался след ботинка.
— Сука! Это же маленький котик. Что он ей сделал? — Она бросила мешок на землю и пошла к лестнице, разводя руками. — Сука.
Я пошла за ней в дом, невольно передернувшись. На полу до сих пор лежало битое стекло от лампочек и щепки разломанных дверей. Я смотрела на безмолвные коридоры.
— Ты видела новости? — снова спросила я, войдя в гостиную. — Телевизор еще работает?
Приемник накренился, но когда я его поправила и включила в розетку провод, он заработал.
— Только что на экранах был Бизон. — Я наклонилась над телевизором и надавила на кнопку переключения каналов. На экране появился мультфильм, потом реклама энергетических напитков, девушки в бикини.
Бизона не было. Снова пробежалась по каналам, меня охватило нетерпение. — Что-то случилось. Я видела его двадцать минут назад. Ты не смотрела…
Я оглянулась через плечо. Светлана стояла в дверях со сложенными руками. Я выпрямилась.
— Что?
— Мы уезжаем. — Она обвела рукой комнату. — Смотри.
Повсюду стояли серые и белые пластиковые мешки фирмы «Мацуя». Я увидела связку вешалок для одежды, рулоны туалетной бумаги, обогреватель.
— Мы с Ириной нашли новый клуб.
В этот момент в коридоре появилась Ирина. Она тащила за собой завернутую в полиэтилен одежду. На ней тоже было пальто, в свободной руке она держала вонючую русскую сигарету. Ирина уронила одежду и встала позади Светланы, положила подбородок ей на плечо и обратила на меня мрачный взгляд.
— Хороший клуб. Я заморгала.
— Уезжаете? Но где вы будете жить?
— Квартира в доме, где клуб. — Она поцеловала кончики своих пальцев и сказала: — Клуб — высший класс.
— Но как? — растерянно спросила я. — Как вы…
— Помог мой клиент. Он нас сейчас туда заберет.
— Грей, никому ничего не говори, ладно? Не говори маме Строберри, куда мы едем, и девушкам — тоже. О'кей?
— О'кей.
Наступила пауза, затем Светлана нагнулась ко мне, положила руку на плечо и заглянула в глаза. Я занервничала.
— Послушай, Грей. Тебе лучше поговорить с ним. — Она мотнула головой в сторону плотно закрытой двери Джейсона. — Что-то серьезное.
Ирина кивнула.
— Он нам говорит: «Не смотрите на меня». Но мы его видели.
— Да. Мы видели, как он пытается передвигаться… как это по-английски? Ползать. Встает на руки. Как собака.
— Ползать? — У меня заныло сердце. — Вы говорите, что он ползает?
— Да. Ползает. Пытается ползать. — Она с тревогой посмотрела на Ирину. — Грей, послушай. — Она облизнула губы. — Мы думаем, ему нужен врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Мои дневники, — сказал он. — Я писал их в Нанкине.
— В Нанкине?
— Что вы видите?
Я наклонилась вперед, прищурилась, стараясь разобрать слово или фразу.
— Я спрашиваю, что вы видите? Я подняла на него глаза.
— Мемуары. — Протянула к тетради руку, но он убрал ее и прикрыл ладонью.
— Нет. Вы видите не мемуары. Мемуары — это рассказ. А рассказ вы увидеть не можете. — Он потрогал страницу покрытой венами рукой. — Что это?
— Бумага. Могу я прочитать?
— Нет. А на бумаге что?
— Так вы собираетесь мне ее дать?
— Послушайте. Я пытаюсь помочь. Что на бумаге?
— Письмо, — сказала я. — Чернила.
— Вот именно. — Вливавшийся через окно серый свет делал лицо Ши Чонгминга почти прозрачным. — Вы видите бумагу, вы видите чернила. Но они перестали быть просто бумагой и чернилами. Их трансформировали мои идеи и убеждения. Они превратились в мемуары.
— Не знаю ничего о мемуарах, чернилах и бумаге, — сказала я, глядя на дневник. — Знаю одно: я права. Фуйюки экспериментирует с каннибализмом.
— Я забыл, что западные люди не умеют слушать. Если бы вы внимательно меня слушали, не так, как западный человек, то поняли бы, что я не выразил вам несогласия.
Я растерянно на него посмотрела. Собиралась уже сказать: «И что же?», когда то, что он пытался мне сообщить, полностью до меня дошло.
— Ох, — слабо сказала я, опустив руки. — Думаю, что…
— Думаете?
— Я…
Я замолчала и некоторое время сидела, склонив набок голову, мои губы безмолвно шевелились. Я видела картину за картиной — либерийских мальчиков, испуганно сидящих в кустах над своими врагами, людей-леопардов и прочих людей со всего света, поедавших плоть своих врагов, с целью трансформации своих идей и верований. На ум пришел иероглиф для слова власть, который я написала прошлой ночью.
— Думаю, — медленно произнесла я, — что плоть может быть трансформирована, да? Плоть некоторых людей может обладать властью…
— Верно.
— Власть можно получить с помощью трансформации? Или… — И, неожиданно поняв, я на него взглянула. — Дело не в любом человеке. Фуйюки имеет в виду конкретного человека. Верно?
Ши Чонгминг закрыл дневник, перетянув его резинкой.
— Вот это, — сказал он, не глядя на меня, — вы и должны выяснить.
49
Я сидела в наземной токийской электричке, держась за голову. Дорога висела высоко над городом, мелькали неоновые рекламы, сверкали небоскребы. Я тупо смотрела в окна десятиэтажных офисов, на секретарш в одинаковых блузках и бежевых колготках. Они в свою очередь смотрели на нас. Ши Чонгминг заставляет меня слишком усердно работать. Иногда у меня от него болит голова. В Синдзюку поезд прокатился мимо небоскреба, завешенного сотнями телевизионных экранов, на каждом из которых был мужчина в золотом смокинге. Он пел какую-то песню. Некоторое время я просто на него смотрела. Потом до меня дошло.
Бизон?
Я встала, прошла по вагону и, положив руки на окно, всмотрелась в изображение. Да, это он, только намного моложе и тоньше, чем Бизон, которого я знала. Он пел, склонив набок голову и глядя в камеру. Его изображение повторялось сотни раз, пока не закрыло собой все здание. В левом углу каждого экрана был логотип «НОВОСТИ». Бизон был в новостях. Когда поезд должен был проехать мимо небоскреба, лицо Бизона сменил неясный кадр, запечатлевший полицейский автомобиль, припаркованный возле ничем не примечательного здания. Полиция, подумала я, прижав к окну руки и глядя на удалявшийся небоскреб. Стекло запотело от моего дыхания. Бизон. Почему ты оказался в новостях?
Когда приехала в Такаданобабу, уже темнело. Свет горел только на лестнице. Светлана стояла на улице, рассматривала что-то на земле. Дверь позади нее была открыта. На Светлане были модные ботинки и пушистое розовое пальто до колен. Она держала мешок для мусора, набитый одеждой.
— Ты видела новости? — спросила я. — Смотрела телевизор?
— Он сдох.
— Что?
— Посмотри.
Окружавшая дом листва была сильно истоптана. Вероятно, тут стояли медсестра и чимпира, смотрели на наши окна. Светлана носком розового ботинка отодвинула листья и указала на место, где лежал мертвый котенок. На продавленной голове отпечатался след ботинка.
— Сука! Это же маленький котик. Что он ей сделал? — Она бросила мешок на землю и пошла к лестнице, разводя руками. — Сука.
Я пошла за ней в дом, невольно передернувшись. На полу до сих пор лежало битое стекло от лампочек и щепки разломанных дверей. Я смотрела на безмолвные коридоры.
— Ты видела новости? — снова спросила я, войдя в гостиную. — Телевизор еще работает?
Приемник накренился, но когда я его поправила и включила в розетку провод, он заработал.
— Только что на экранах был Бизон. — Я наклонилась над телевизором и надавила на кнопку переключения каналов. На экране появился мультфильм, потом реклама энергетических напитков, девушки в бикини.
Бизона не было. Снова пробежалась по каналам, меня охватило нетерпение. — Что-то случилось. Я видела его двадцать минут назад. Ты не смотрела…
Я оглянулась через плечо. Светлана стояла в дверях со сложенными руками. Я выпрямилась.
— Что?
— Мы уезжаем. — Она обвела рукой комнату. — Смотри.
Повсюду стояли серые и белые пластиковые мешки фирмы «Мацуя». Я увидела связку вешалок для одежды, рулоны туалетной бумаги, обогреватель.
— Мы с Ириной нашли новый клуб.
В этот момент в коридоре появилась Ирина. Она тащила за собой завернутую в полиэтилен одежду. На ней тоже было пальто, в свободной руке она держала вонючую русскую сигарету. Ирина уронила одежду и встала позади Светланы, положила подбородок ей на плечо и обратила на меня мрачный взгляд.
— Хороший клуб. Я заморгала.
— Уезжаете? Но где вы будете жить?
— Квартира в доме, где клуб. — Она поцеловала кончики своих пальцев и сказала: — Клуб — высший класс.
— Но как? — растерянно спросила я. — Как вы…
— Помог мой клиент. Он нас сейчас туда заберет.
— Грей, никому ничего не говори, ладно? Не говори маме Строберри, куда мы едем, и девушкам — тоже. О'кей?
— О'кей.
Наступила пауза, затем Светлана нагнулась ко мне, положила руку на плечо и заглянула в глаза. Я занервничала.
— Послушай, Грей. Тебе лучше поговорить с ним. — Она мотнула головой в сторону плотно закрытой двери Джейсона. — Что-то серьезное.
Ирина кивнула.
— Он нам говорит: «Не смотрите на меня». Но мы его видели.
— Да. Мы видели, как он пытается передвигаться… как это по-английски? Ползать. Встает на руки. Как собака.
— Ползать? — У меня заныло сердце. — Вы говорите, что он ползает?
— Да. Ползает. Пытается ползать. — Она с тревогой посмотрела на Ирину. — Грей, послушай. — Она облизнула губы. — Мы думаем, ему нужен врач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85