Никто, кроме доктора Штойбли, ничего не знал о шести ампулах инсулина «U 100», пропавших из холодильничка Эльвиры Зенн.
Когда Симона смогла наконец уйти с соборной площади, сквозь облака проглянуло солнце. Весна напомнила о себе, и мир явно вознамерился забыть Эльвиру Зенн.
Симона вернулась с поминок (ее непременное присутствие было частью достигнутого с Кохами соглашения) в гостевой домик, и там ее ожидал сюрприз.
— Идите скорее, господин Ланг приготовил для вас подарок, — встретила ее Жозе-лин Жобер.
Симона сняла пальто и прошла в гостиную, где Конрад с недавнего времени опять проводил часть своего времени и даже снова начал есть после того, как сестра Ранья спасла ему жизнь своим миндалем в медовом сиропе. Сейчас он сидел за столом и рисовал. Врач взяла со стола листок и протянула его Симоне. Это была серо-голубая акварель под названием «Дом для снежснежков в мае». Но теперь внизу еще стояло: «Симоне».
— Спасибо большое, Кони, это чудесно. Но только кто такая Симона? Кони посмотрел на нее сочувственным взглядом.
— Да это же ты!
На следующий же день прибыл О'Нейл. Три часа подряд он изучал вместе с Кундертом видеозапись последних занятий трудотерапией, после чего убедился, что врач не обманывала. А тогда это означало только одно: Конрад Ланг усвоил не так давно новое для себя имя и теперь сумел вспомнить его.
После обеда, в привычное время, Симона опять принялась рассматривать с Конрадом фотографии. На сей раз все четыре альбома подряд. Включая те три, на которые он давно уже больше не реагировал. Все воспоминания о заснятых на них событиях его жизни были стерты из его памяти.
Но когда она дошла до самого первого альбома, взяв его в руки последним, и показала на первое же фото — молодую Эльвиру в зимнем саду, — он с упреком сказал ей:
— Фройляйн Берг. И вчера еще ты знала об этом.
В этот вечер весь персонал гостевого домика устроил вечеринку. Лючана Дотти приготовила шесть различных pasta', а Симона сходила на виллу в винный погреб и принесла оттуда восемь бутылок «Chateau d'Yquem» 1959 года — величайший раритет, поскольку бутылки эти закладывались еще Эдгаром Зенном.
— За РОМ-55, — поднимал каждый раз тост Ян О'Нейл, стоило Лючане наполнить бокалы.
— А может, лучше за инсулин, — подтрунивал над ним Петер Кундерт.
— Или за миндаль в медовом сиропе, — добавляла сестра Ранья.
Петер Кундерт уходил последним. Симона провожала его до дверей, они стояли и долго целовались.
Хотя в памяти Конрада Ланга отсутствовали целые периоды его жизни, но с помощью интенсивной тренировки удалось все же частично заново организовать приобретенные им в прошлом знания и восстановить его адекватное отношение к окружающей действительности. Ему пришлось снова учиться управлять процессами движения, сначала простейшими, потом более сложными.
Через несколько месяцев он уже мог вставать без посторонней помощи, умываться, бриться и одеваться. Хотя последнее получалось не всегда удачно. Чем больше он учился, тем скорее многое возвращалось само по себе. Все шло так, как это и представляли себе в самых своих радужных мечтах О'Нейл и Кундерт.
Многое было погребено в провалах памяти, но все время всплывали какие-то обрывки воспоминаний, словно кусочки пробки, застрявшие где-то глубоко-глубоко в морских водорослях, опутавших его мозг. Гостевой домик виллы «Рододендрон» превратился в международный центр по проблемам изучения болезни Альцгеймера. И Конрад Ланг стал его неоспоримой звездой.
В июне брак между Симоной и Урсом Кохом был расторгнут.
В июле Симона родила девочку и назвала ее Лизой.
В сентябре, в один из последних теплых летних вечеров — пахло свежескошенным газоном, и далеко внизу блестели на воде веселые огоньки вилл на другом берегу озера, — Конрад Ланг, окрыленный хорошим настроением, сел в гостиной к инструменту. Он поднял крышку и опустил правую руку на клавиши. Извлек первый звук, сыграл несколько аккордов и с опаской повел правой рукой мелодию ноктюрна Фридерика Шопена No 2 сочинение 15, фа-диез мажор. Сначала неуверенно, потом все свободнее и смелее.
Когда сестра Ранья тихо вошла в комнату, он улыбнулся ей счастливой улыбкой. И попробовал привлечь левую руку. Левая рука сначала принялась аккомпанировать правой. Потом немножко отстала, передохнула несколько тактов, снова догнала правую, отобрала у нее мелодию, повела ее дальше сама, перебросила затем назад правой, короче, опять повела себя как самостоятельное и притом своенравное существо…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Когда Симона смогла наконец уйти с соборной площади, сквозь облака проглянуло солнце. Весна напомнила о себе, и мир явно вознамерился забыть Эльвиру Зенн.
Симона вернулась с поминок (ее непременное присутствие было частью достигнутого с Кохами соглашения) в гостевой домик, и там ее ожидал сюрприз.
— Идите скорее, господин Ланг приготовил для вас подарок, — встретила ее Жозе-лин Жобер.
Симона сняла пальто и прошла в гостиную, где Конрад с недавнего времени опять проводил часть своего времени и даже снова начал есть после того, как сестра Ранья спасла ему жизнь своим миндалем в медовом сиропе. Сейчас он сидел за столом и рисовал. Врач взяла со стола листок и протянула его Симоне. Это была серо-голубая акварель под названием «Дом для снежснежков в мае». Но теперь внизу еще стояло: «Симоне».
— Спасибо большое, Кони, это чудесно. Но только кто такая Симона? Кони посмотрел на нее сочувственным взглядом.
— Да это же ты!
На следующий же день прибыл О'Нейл. Три часа подряд он изучал вместе с Кундертом видеозапись последних занятий трудотерапией, после чего убедился, что врач не обманывала. А тогда это означало только одно: Конрад Ланг усвоил не так давно новое для себя имя и теперь сумел вспомнить его.
После обеда, в привычное время, Симона опять принялась рассматривать с Конрадом фотографии. На сей раз все четыре альбома подряд. Включая те три, на которые он давно уже больше не реагировал. Все воспоминания о заснятых на них событиях его жизни были стерты из его памяти.
Но когда она дошла до самого первого альбома, взяв его в руки последним, и показала на первое же фото — молодую Эльвиру в зимнем саду, — он с упреком сказал ей:
— Фройляйн Берг. И вчера еще ты знала об этом.
В этот вечер весь персонал гостевого домика устроил вечеринку. Лючана Дотти приготовила шесть различных pasta', а Симона сходила на виллу в винный погреб и принесла оттуда восемь бутылок «Chateau d'Yquem» 1959 года — величайший раритет, поскольку бутылки эти закладывались еще Эдгаром Зенном.
— За РОМ-55, — поднимал каждый раз тост Ян О'Нейл, стоило Лючане наполнить бокалы.
— А может, лучше за инсулин, — подтрунивал над ним Петер Кундерт.
— Или за миндаль в медовом сиропе, — добавляла сестра Ранья.
Петер Кундерт уходил последним. Симона провожала его до дверей, они стояли и долго целовались.
Хотя в памяти Конрада Ланга отсутствовали целые периоды его жизни, но с помощью интенсивной тренировки удалось все же частично заново организовать приобретенные им в прошлом знания и восстановить его адекватное отношение к окружающей действительности. Ему пришлось снова учиться управлять процессами движения, сначала простейшими, потом более сложными.
Через несколько месяцев он уже мог вставать без посторонней помощи, умываться, бриться и одеваться. Хотя последнее получалось не всегда удачно. Чем больше он учился, тем скорее многое возвращалось само по себе. Все шло так, как это и представляли себе в самых своих радужных мечтах О'Нейл и Кундерт.
Многое было погребено в провалах памяти, но все время всплывали какие-то обрывки воспоминаний, словно кусочки пробки, застрявшие где-то глубоко-глубоко в морских водорослях, опутавших его мозг. Гостевой домик виллы «Рододендрон» превратился в международный центр по проблемам изучения болезни Альцгеймера. И Конрад Ланг стал его неоспоримой звездой.
В июне брак между Симоной и Урсом Кохом был расторгнут.
В июле Симона родила девочку и назвала ее Лизой.
В сентябре, в один из последних теплых летних вечеров — пахло свежескошенным газоном, и далеко внизу блестели на воде веселые огоньки вилл на другом берегу озера, — Конрад Ланг, окрыленный хорошим настроением, сел в гостиной к инструменту. Он поднял крышку и опустил правую руку на клавиши. Извлек первый звук, сыграл несколько аккордов и с опаской повел правой рукой мелодию ноктюрна Фридерика Шопена No 2 сочинение 15, фа-диез мажор. Сначала неуверенно, потом все свободнее и смелее.
Когда сестра Ранья тихо вошла в комнату, он улыбнулся ей счастливой улыбкой. И попробовал привлечь левую руку. Левая рука сначала принялась аккомпанировать правой. Потом немножко отстала, передохнула несколько тактов, снова догнала правую, отобрала у нее мелодию, повела ее дальше сама, перебросила затем назад правой, короче, опять повела себя как самостоятельное и притом своенравное существо…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54